Проблемный контур следующего президентского цикла

22 ноября состоится первый съезд ОНФ, где Кириенко будет выступать в роли куратора внутренней политики Кремля. Какой станет эта политика при Кириенко, мы пока не знаем. Для того чтобы это узнать, необходима своего рода система координат, то есть представление о том, какими вообще бывают внутриполитические концепции и чем одна может отличаться от другой.

Авторских внутриполитических концепций в путинской России было две, и каждая являлась продуктом одного из предшественников Кириенко на этом посту. Была внутренняя политика "по Суркову" и была "по Володину".

В чём были уникальные особенности каждой из них?

Владислав Сурков — драматург, рекламщик, медиапродюсер, топ-менеджер олигархических структур ельцинского периода, плоть от плоти элиты 90-х. Никогда не участвовал сам ни в одних выборах, однако в роли теневого организатора участвовал во множестве политических кампаний ещё до того, как прийти в Кремль.

Вячеслав Володин — инженер, преподаватель саратовского вуза, областной, а потом и федеральный депутат-одномандатник, экс-оппозиционер из примаковско-лужковского ОВР, позже — функционер "Единой России" сурковских времён. Выиграл множество выборов у себя на территории, однако, в отличие от Суркова, никогда не участвовал в больших медийно-пропагандистских кампаниях в роли их штабного координатора.

В модели Суркова политика делалась преимущественно в медиа, по деборовской модели "общества спектакля". Собственно, она и понималась как непрерывный спектакль, шоу, где у участников распределены роли, а управление выбором понимается как управление впечатлениями зрителей, они же избиратели. Политика как картинка, жест, публичное высказывание, где грань между "идеологией" и "пропагандой" как таковая стирается.

В модели Володина политика — это пространство работы больших кадрово-политических машин: бюрократических аппаратов, партий, общественных структур. Вместо драматургии — механика; вместо спектакля — процедура; вместо картинки — чертёж, функциональная схема. Нет "ролей" и "персонажей" — есть функции и полномочия, иерархия и распределение сфер ответственности. Задача инженера — не "произвести впечатление", а обеспечить бесперебойную работу системы в соответствии с заданными характеристиками. Результат выборов — не аплодисменты благодарных зрителей, а показатели индикаторов на приборной шкале.

Ещё одно принципиальное отличие в социологической фокусировке. Для Суркова была крайне важна работа с федеральными элитами: предпринимательской, бюрократической, творческой, экспертной и т.д. Володин, напротив, сделал акцент на максимальном задействовании "низового" политического слоя: региональные и местные выборы, локальная повестка, калибровка политики до уровня двора и подъезда.

Сурков — это "Звёзды о России", Общественная палата, форумы "Стратегия-2020", статусные клубы внутри ЕР (так называемые "платформы"), рассчитанные на элитную реакцию идеологические вбросы — всё, что называлось тогда "хрупкий сурковский постмодернизм".

Формулировки Володина — "политическая работа с объектами реальности", "двор — единица политического пространства", "парламент — это в первую очередь представительство территорий" — имели адресатом главным образом российскую провинцию, обобщённое "замкадье", приглашаемое им к управлению страной.

Соответственно, разными были и внутренние оппозиции: в первом случае ревность обиженных невниманием региональных элит, во втором — глухое раздражение отодвинутых на задний план вчерашних "властителей дум" (гламура, дискурса, капиталов и статусов).

При этом важно понимать: путинская Россия — это общество элитной фронды и низового патриотизма. Так было с самого начала, и так остаётся по сей день. Это удивительный парадокс, многажды фиксируемый социологами и отражающийся на результатах выборов: власть поддерживают в основном те, кто живёт хуже; те же, кто вроде бы обязан ей всем, встаёт по отношению к ней в критическую позицию, тем более критическую, чем выше статус той или иной группы.

Без понимания этой социологической "неваляшки" (с постоянно качающимся верхом и прочной опорой внизу) невозможно адекватно интерпретировать ни "Болотную", ни вечные электоральные неудачи любимых элитами либеральных партий, ни даже феномен "Единой России", презираемой столичной богемой, но раз за разом выигрывающей выборы с разгромным счётом.

Сурков, будучи "классово близким" именно элитной фронде, коллективной "рублёвке", пытался говорить с ней на её языке. В этом у него были и успехи, и неудачи, но по-настоящему засбоила эта модель в 2011-м, когда случилось восстание элит против обратной рокировки Медведев — Путин.

Роль Володина в той ситуации состояла в том, что он сумел мобилизовать и организовать низовой антиэлитный слой, "намагнитив" его лично на Путина, в формате "контракта со страной" (тот же ход, что мы увидели в 2016-м в Геттисбергской речи Трампа).

Это предопределило последующую политическую конструкцию. Есть "майские указы" (собственно, пункты контракта); есть ОНФ как своего рода "народный контролёр" их исполнения. А также есть откровенно антиэлитный, регионально-ориентированный принцип формирования наполовину одномандатной Думы (где нет места условному Юревичу, но зато присутствуют в количестве врачи-учителя-рабочие и т.д.), возвращены выборы губернаторов (региональная вольница), допущены в политику малые партии (вечные маргиналы и "пасынки" нашей политсистемы), убран жёсткий контроль регионов через институт кураторов (с заменой его экспертным мониторингом, осуществляемым через внешние по отношению к АП структуры) и т.д.

Итоги выборов 18 сентября подвели своеобразную черту под этим периодом. Володин перешёл в Госдуму, которая после неудачных для власти выборов 2011 года была "ахиллесовой пятой" системы, и теперь решает задачу восстановления её роли в качестве одного из полноценно действующих институтов власти.

Формируется новый внутриполитический блок, первейшей задачей которого становится подготовка и проведение президентской кампании 2018 года, а значит — выстраивание логики нового политического цикла.

По сравнению с ситуацией пятилетней давности, у него есть роскошь выстраивать эту логику не в антикризисном (как было в начале 2012-го), а в относительно спокойном проектном режиме, что можно считать безусловной заслугой предшественников.

Но система базовых координат остаётся та же: есть по-прежнему элитная фронда, ныне откровенно взбудораженная арестом Улюкаева и внутрикремлёвской дискуссией о коррекции экономического курса, и есть низовой патриотизм, по-прежнему направленный лично на президента и ориентированный на модель "контракта со страной", но теперь имеющий твёрдую опору в парламенте.

В этой связи важным оказывается вопрос о политическом будущем ОНФ.

Дело в том, что в конструкции "русской неваляшки" всегда особую роль играли структуры, отвечающие за институционализацию позиции "за царя, но против бояр". В древней истории можно ссылаться даже на опричнину, но это слишком нагруженная метафора. Факт в том, что низовой запрос "достучаться до Первого и рассказать ему правду" — своего рода константа нашей политической реальности.

В модели Суркова эту важную функцию отдали на откуп т.н. "молодёжным движениям" — "Наши", "Молодая гвардия" и т.д., где юные провинциалы с горящими глазами старательно озвучивали написанные для них в кремлёвских лабораториях тезисы о "пораженцах", "компрадорской элите" и т.п., вызывая законную ненависть и презрение либерального истеблишмента.

Очевидным недостатком этой затеи был тот факт, что юные карьеристы из "молодёжек" были сверхмотивированы не столько на борьбу с этими самыми "элитами", сколько на вхождение в них хоть тушкой, хоть чучелом. Некоторые и впрямь прорвались, тут же на ходу переобувшись в респектабельных либералов, едва представилась возможность; остальные канули в политическое небытие.

В модели Володина за эту задачу отвечал как раз Общероссийский народный фронт, в котором собралась довольно разношёрстная, но, по крайней мере, "взрослая" публика: гражданские активисты, вчерашние оппозиционеры, лоббисты, правдоискатели. И, надо сказать, получился довольно-таки действенный рычаг давления на "бояр", особенно после громких отставок с посадками нескольких губернаторов, у которых проблемы начались именно с конфликта с ОНФ.

Социологически результат тоже говорит сам за себя: если заметной общественной поддержки у "молодёжек" никогда не было, то у ОНФ и сегодня рейтинг одобрения сопоставим, а то и превосходит даже рейтинги "партии власти".

Ну и, кроме того, персональный аспект — если из лидеров "молодёжек" в 2011-м в Госдуму смогли пройти лишь пара человек, то представительство ОНФ в Госдуме образца 2016-го составляет несколько десятков депутатов.

Однако отношение "элитной фронды" к ОНФ мало чем отличается от её же прошлого отношения к кремлевским "молодёжкам". Собственно, его исчерпывающе точно сформулировал в том же 2011-м не кто иной, как Сурков, процедив сквозь зубы: "В этой идее нет ничего, что можно считать неправильным". В переводе на русский: "Идея, может, и правильная, но не для меня и не для таких, как я".

Сейчас идёт речь о том, чтобы переориентировать ОНФ с конфликтогенных тем, вроде контроля за госрасходами, на "позитивную повестку" — "добрые дела", "волонтёрство" и т.п. Понятно, что имеется в виду: попытка убрать конфликтность, снять напряжение, генерируемое из этого источника.

Но важно также знать, что свято место пусто не бывает. Низовая энергия антиэлитного лоялизма никуда не денется, она будет искать новую форму для выхода. И если её не предложить, последствия могут быть самыми неожиданными.

По крайней мере, проблемный контур следующего президентского цикла становится яснее.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции