Циники и клиники. Кто и зачем испытывает на себе лекарства

…Ночью Антону стало плохо. Ещё вечером жена Марина заметила, как лицо молодого супруга, вернувшегося из очередной командировки, как-то странно пожелтело, но тот только отшутился: дескать, в столовой кормили их одним морковным салатом, а от такой диеты не только кожа желтеет, но и уши вырастают… 

В три часа ночи её разбудило хриплое дыхание мужа — Антон метался в лихорадке, его бил озноб, температура подскочила под сорок градусов.

Марина вызвала скорую и почти час в ожидании приезда врачей прижимала к пылающему лбу мужа мокрое полотенце. А потом её ждал и вовсе сногсшибательный сюрприз. 

— Это острая почечная недостаточность, — объяснил Антон приехавшим медикам. — Побочная реакция организма на тенофовир… 

И произнёс ещё несколько тарабарских слов, от которых у Марины отвисла челюсть. Откуда её муж, скромный продавец магазина спортивных товаров, знает все эти мудрёные медицинские термины?! 

— Простите, вы доктор? — спросил врач скорой. 

— Нет, я испытатель… 

— Понятно, — кивнули врачи. — Комсомолец-доброволец, значит… Ладно, давайте телефон вашего куратора, будем узнавать, как вас спасать. 

Так Марина узнала, что её супруг подрабатывает испытателем новейших медицинских препаратов.

Стать испытателем лекарств не просто, а очень просто. Достаточно просто набрать в "Гугле" слова "исследования биоэквивалентности фармацевтических препаратов", и вы увидите десятки объявлений о наборе добровольцев на медисследования. 

— Исследование биоэквивалентности — это разновидность клинических исследований, целью которых является доказательство равной биодоступности, то есть способности препарата усваиваться организмом, двух лекарственных препаратов: оригинала и его аналога — дженерика. — объясняет врач Светлана Суровцева, ответственная за набор групп добровольцев. — Представьте себе, что американские или европейские фармацевтические компании патентуют некое лекарство — допустим, препарат от онкологии. Но этот препарат стоит огромных денег, и нашим пациентам он просто не по карману. Тогда компания создаёт дженерик — более дешёвый аналог лекарственного препарата, в основе которого лежит одно и то же действующее вещество. И наша задача — доказать, что оригинальный препарат и дженерик абсолютно одинаково усваиваются организмом, вызывая одни и те же биохимические реакции. Для этого нам и нужны абсолютно здоровые добровольцы.

Исследование обычно проходит в два этапа. Сначала добровольцы принимают оригинальный лекарственный препарат, после чего у них через разные промежутки времени производится забор крови из вены.

Затем — с интервалом от недели до месяца — добровольцы принимают препарат-дженерик, и при помощи лабораторного анализа взятых проб крови выявляется концентрация лекарственного вещества в определённые моменты времени после приёма препарата. На основании этих данных делается вывод о биоэквивалентности препаратов. По окончании исследования каждый испытатель получает полный анализ крови и лист диагностики состояния здоровья до приёма препарата и после, а также денежную компенсацию в размере от 10 тысяч рублей и выше, в зависимости от токсичности препарата. Всё абсолютно легально и конфиденциально. 

Антона в клинические испытатели привёл друг Сергей, с которым они познакомились на работе. Сказал, что есть возможность всего за пару дней заработать второй месячный оклад. Надо лишь принять пару раз таблетку и сдать кровь на анализы.

Антон тогда засомневался, стоит ли так рисковать здоровьем? Но приятель успокоил: дескать, тестировать же будут препараты, которые помогают вылечить наркоманов, для здоровых людей они безопасны. Ну, Антон и решился попробовать.

Наутро они с Сергеем, приготовив баночки с анализами, уже стояли в очереди в лабораторию специализированной клиники. Добровольцев оказалось неожиданно много: бедные студенты, "просветлённые" личности с дредами и пирсингом, деловитые мужчины лет сорока, женщины из ближнего зарубежья, работающие в Москве детскими нянечками, а заодно тестирующие и всевозможные препараты. Гастарбайтерши очень довольны, получая совершенно бесплатно в самых продвинутых клиниках Москвы полное обследование организма.

Педантичный доктор в кабинете задал уточняющие вопросы — в основном, о наркотиках и алкоголе, а через неделю раздался звонок: 

— Результаты положительные, ваша кандидатура одобрена. Госпитализация группы послезавтра с утра. Сможете прибыть к метро "Маяковская"?

Так Антон оказался в фешенебельной частной клинике-рехабе для лечения детей-наркоманов из богатых семей, которая стала соспонсором клинических исследований препаратов для лечения ряда неврологических заболеваний.

Два дня в клинике, похожей на дворянскую усадьбу, затерянную в сосновом бору Подмосковья, напоминали сказку. Антону выделили отдельную палату с телевизором и мебелью из ИКЕИ, разрешили плавать в бассейне или кататься на велосипеде про дорожкам обширного парка. По вечерам — чайная церемония и групповой сеанс психотерапии с рисованием и лепкой. Но больше всего ему понравилась столовая. Кормили как на убой, на полдник давали даже блины с икрой, красной и чёрной. Правда, наутро выяснилось, что никакой благотворительностью здесь и не пахло — обильная высококалорийная еда должна была компенсировать потерю крови, которую врачи во время скринингов забирали для анализов.

Зато после первых своих испытаний Антон смог купить себе вожделенный айфон и кольцо с бриллиантом, чтобы сделать предложение Марине.

С тех пор испытания на себе стали его второй работой, хотя и нечастой — все медицинские учреждения ставят добровольцам условие, что пауза между клиническими исследованиями должна составлять не менее трёх месяцев. Иначе остатки предыдущего препарата могут повлиять на биохимические показатели во время анализов, да и самому подопытному будет небезопасно подвергать свой организм столь частым стрессам. 

Но Антон нашёл лазейку — он сократил время своего простоя до двух месяцев, нанимаясь поочерёдно в различные клиники.

— Не опасно ли это?

— Я не думал об этом, — пожимает он плечами. — Я был уверен, что у меня всё под контролем, ведь я внимательно изучал условия экспериментов и возможные побочные эффекты. Вообще, я стал разбираться в медицине не хуже, чем в спортивной одежде. Я читаю много медицинской литературы, перед каждым новым исследованием ищу информацию в Интернете, никогда не упускаю возможности поговорить со специалистами, которые проводят испытания с моим участием.

Марина ничего не знала об этих экспериментах. Антон говорил жене, что едет в очередную командировку, а сам ложился в больницу на скрининг крови — обычно эта процедура занимала не больше двух дней. Плюс ещё два-три визита в лабораторию в течение двух недель и ещё одна госпитализация при приёме дженерика.  

По собственным подсчётам Антона, за три последних года он испытал на себе больше десятка препаратов — нейролептики, средства против холестерина и кашля, средства гормонозаместительной терапии и релаксанты.  

Платили ему немного — от 20 до 30 тысяч за каждый препарат. Но для обычного продавца с окладом в 40 тысяч рублей плюс премия и такие деньги не бывают лишними.

Подкосили Антона испытания нового препарата, предназначенного для терапии ВИЧ-инфекции. В информационном листке, который перед испытанием подписывает каждый доброволец, значился огромный перечень побочных эффектов от приёма препаратов: от диареи и аллергической реакции иммунной системы до острой почечной недостаточности. Но Антон решил, что и на этот раз всё обойдётся. Принял таблетку, прошёл первичный скрининг, выписался из больницы, а уже через несколько часов попал в реанимацию.

Врачи спасли его, и после гемодиализа назначили строгую диету для восстановления. Что самое обидное, сокрушается Антон, из-за прерванного эксперимента с ним разорвали договор, и теперь отказываются выплатить положенный гонорар в 20 тысяч рублей — ведь эксперимент так и не был закончен.

— Жаль денег, конечно, ведь я уже распланировал, как их потратить на подарки. Теперь и не знаю, как Новый год встречать...

Требовать же что-то от врачей — бессмысленно, ведь Антон сам нарушил условия договора, солгав про сроки последнего эксперимента. Он уже занесён во все чёрные списки врачей, к тому же диагноз "почечная недостаточность" сам по себе поставил крест на его карьере "испытателя".  

* * *

Однако записываться в клинические испытатели приходят не только любители быстрой наживы. Немало и таких, кто предлагает свои услуги из-за желания помочь науке найти средства борьбы с опасными недугами. Анастасия Корецкая — как раз из таких. Лекарственные препараты она испытывает на себе уже почти десять лет, причём вопросы материального вознаграждения её вообще не интересуют.  

— Мне всё равно, сколько мне заплатят и заплатят ли вообще, — объясняет она врачам, когда дело доходит до обсуждения гонораров. — Я помогаю науке из-за другого…

Вопросы гонораров сегодня стоят особенно остро. Из-за финансового кризиса испытуемым в последние два года урезали гонорары почти в три раза, и многие уже не скрывают разочарования.

Но Настя — преуспевающий инструктор йоги, она согласна и сама доплачивать медсёстрам, которые с ней работают.  

Когда-то у Анастасии была совсем другая жизнь. Она вышла замуж за любимого человека, счастливые молодожёны ждали ребёнка. Но всё полетело в пропасть в один день, когда на пятом месяце беременности супруг Михаил пришёл из фитнес-клуба с очередной тренировки, упал на диван и пожаловался, что плохо себя чувствует, голова кружится и тошнит.

Настя вызвала врачей, и мужа срочно отправили в больницу. Вечером он сам ей позвонил, всё шутил и просил привезти ноутбук, дескать, лежать в палате и ничего не делать оказалось безумно скучно.  

А наутро Настю в больничном коридоре встретил сам заведующий отделением — оказывается, ночью Миша умер. Диагноз "аневризма сосудов головного мозга". Врачи не смогли сделать ничего.  

От горя и переживаний она осунулась, врачи переживали за ребёнка. Но она родила дочку Верочку, и, казалось, повседневные заботы и хлопоты с новорождённым ребёнком помогли ей пережить скорбь по умершему мужу.  

На втором году жизни дочки её постиг новый удар: врачи поставили ребёнку страшный диагноз "лейкоз" — это заболевание костного мозга, при котором нарушается образование клеток крови. Острый лимфобластный лейкоз — самый распространённый вид лейкоза у детей, он составляет треть всех злокачественных опухолей детского возраста, и каждый год на 100 тысяч детей регистрируется четыре случая острого лейкоза. Сегодня этот недуг успешно лечат методом пересадки костного мозга. Но десять лет назад в России таких операций никто не проводил, и всё, что тогда осталось Насте, это смотреть, как дочь угасла у неё на руках.

В её смерти она винила только себя:  

— Если бы я меньше тогда переживала, то родила бы нормальную девочку...

И Настя решила посвятить себя медицине — вернее, отдать своё тело врачам, чтобы учёные могли быстрее найти нужные лекарства от всех детских болезней. Она написала заявление о согласии на посмертное донорство, разрешив медикам после смерти забрать для трансплантации любые из внутренних органов. Чтобы сохранить органы как можно более жизнеспособными, она стала стойким поклонником вегетарианской диеты и здорового образа жизни, а для внутреннего самосовершенствования занялась йогой.  

Сегодня Настя — успешный инструктор йоги, которой завидуют все её ученицы. Стройная, подтянутая, всегда улыбающаяся, ровная и спокойная. Все очень удивляются, когда узнают её возраст: выглядит она минимум на десять лет моложе.  

При этом никто из учеников не знает её истории. Память о Верочке — табу для всех. Как и участие Насти в экспериментах, во время которых она берется за любые препараты. Главное — приносить науке пользу. Ещё у неё есть заветная места — испытать на себе препараты от лейкоза. Она внимательно следит за медицинскими журналами и знает, что на Западе уже изобрели новейшие иммуноонкологические препараты для химиотерапии, благодаря которым можно обойтись и без пересадки донорского костного мозга.

Изобретатели препарата утверждают, что при новом методе лечения более 70% безнадёжных пациентов достигают ремиссии. Правда, пока препараты ещё не зарегистрированы даже в США, но она всё равно ждёт, что рано или поздно дженерики этих препаратов придут и в Россию. Ну а пока Настя тестирует новые дженерики для больных диабетом, строго выполняя все предписания врача.  

— Я нисколько не опасаюсь за свою жизнь, более того, я каждый день готова умереть. Единственное, чего я боюсь, это навредить органам, но сейчас, думаю, опасаться нечего. Во время экспериментов я нахожусь под пристальным наблюдением врачей, и, если соблюдать все пункты инструкции по приёму препарата, то ничего страшного не случится.  

* * *

Здоровые испытатели нужны только на первом этапе клинических исследований нового препарата. На втором этапе действие препаратов исследуется уже на ограниченном числе добровольцев, имеющих определённое заболевание, — врачам нужно понять, способно ли новое лекарство или его дженерик делать то, для чего их и создали, — то есть лечить.

Таким испытателям врачи не платят ничего: считается, что единственный шанс получить новейшее лекарство для лечения уже сам по себе является отличным стимулом для подопытных. Правда, всегда есть шанс получить вместо таблетки лекарства бесполезное плацебо — ведь все клинические испытания на поздних этапах проходят только с контрольной группой пациентов, получающих плацебо, причём и сами врачи не в курсе, кому дают настоящие таблетки, а кому — подделку.  

Семья Ведяевых как раз из таких невезучих. Всё началось с того, что бабушке Нине Алексеевне Ведяевой поставили диагноз "синдром Альцгеймера", который многие обыватели путают со старческим маразмом или деменцией. Но старость здесь практически ни при чём: синдром Альцгеймера — это генетическое заболевание, которое может проявиться практически в любом возрасте. Как установили учёные, причиной развития синдрома Альцгеймера является вовсе не возраст, но редкий генетический дефект, из-за которого в головном мозге человека начинает накапливаться в виде бляшек специфические белково-полисахаридные вещества — амилоиды.  

Постепенно этих веществ становится так много, что они формируют огромные нейрофибриллярные клубки, которые своим весом давят нервные клетки и разрывают нейронные связи между различными отделами головного мозга. И человек теряет память. Иногда страдающие синдромом Альцгеймера забывают всю свою жизнь, иногда теряют навыки каких-то простейших действий или ориентацию во времени и пространстве.

Но семья Ведяевых ничего об этом не знала, решив, что забывчивость Нины Алексеевны — дело возрастное. Дескать, бабушке уже под 85 лет, а кто в этом возрасте не страдает провалами памяти? Тревогу забили, когда память стал терять и сын Нины Алексеевны — 48-летний глава семейства Павел Ведяев, бывший бизнесмен, когда-то ворочавший миллиардами. Начинал как кооператор, торговал "варёными" джинсами на Рижском рынке, потом ушёл на фондовую биржу. "Жить по максимуму" — таков был его девиз, и каждый день он загружал себя по полной программе: встречи, переговоры, совещания, поездки. Когда начались проблемы с памятью, он объяснял это жуткой запаркой на работе — всего же запомнить невозможно… Потом и партнёры забили тревогу. Ведяев то забывал про важные переговоры, то "случайно" терял важные документы, то впадал в беспричинную депрессию, угрожая покончить жизнь самоубийством.

По настоянию жены он прошёл полное обследование, и врачи подтвердили, что у Павла Сергеевича также начались симптомы раннего синдрома Альцгеймера — так называемая пресенильная форма. Раннее развитие синдрома Альцгеймера обеспечивает и быструю смертность — если старики с потерей памяти могут жить десятилетиями, то молодые мужчины с таким диагнозом не проживают и пяти лет: амилоиды быстро убивают мозг.

Более того, под угрозой развития этого недуга оказались и все его трое детей — двое сыновей Арсений и Дмитрий и младшая дочь Галина.  

В одном из столичных институтов неврологии Павлу Ведяеву предложили испытать на себе новейший американский препарат-дженерик, который блокирует образование амилоидных бляшек. Павел, готовый ухватиться за любую соломинку, согласился. И первое время казалось, что чудо-препарат действительно помог: к главе семейства вернулась память и прошли симптомы депрессии.

— На радостях мы даже решили съездить в Испанию, в нашу любимую Малагу, — говорит супруга Ольга Ведяева. — Когда-то мы отдыхали в Испании после рождения старшего сына Арсения и с тех пор мечтали вернуться туда. Но постоянно что-то мешало — то рождение детей, то неприятности у родителей, то проблемы на работе, то болезнь эта проклятая… А здесь я решила: всё, хватит откладывать, хватит чего-то ждать, поехали, и всё.  

И тут всё и случилось. На третий день отдыха Павел Сергеевич забыл, где он находится. Пока дети плескались в море, он пошёл в лавку за мороженым. Что произошло с ними потом, он так и не может объяснить. Просто он очнулся посреди совершенно незнакомого города среди людей, не понимающих ни одного слова. Более того, Павел Сергеевич не знал и того, кто он такой. И он просто пошёл куда глаза глядят.  

Нашли его полицейские уже под вечер. И остаток отпуска превратился для Ольги Ведяевой в настоящий ад. Одна с тремя испуганными детьми на руках, с мужем, который по поведению напоминал даже не трёхлетнего ребёнка, а совершенного инопланетянина.

С тех пор как они вернулись из Испании, прошло уже три года, и всё это время Павел Сергеевич практически не выходит из своей комнаты, а если и выходит, то только ради того, чтобы принять участие в испытаниях новых препаратов. Он уже испытал на себе и препарат, улучшающий передачу нервных импульсов, и пластырь, который 24 часа в сутки впрыскивает в кровь нужные лекарства. Не помогло ничего.

Впрочем, Ольга не исключает и того, что мужу дали плацебо, — ведь в коридорах научных институтов родственники подопытных только и рассказывают друг другу волшебные истории, как всего одна таблетка экспериментального препарата вдруг исцелила человека, чья болезнь считалась неизлечимой. Надежда на чудо — это всё, что поддерживает волю этих людей...

Более того, в поле зрения врачей сейчас попал и старший сын Арсений. Медики уверены, что через несколько лет первые симптомы синдрома Альцгеймера проявятся и у него. Если уже не начали проявляться — вынужденный ухаживать за отцом, 15-летний Арсений уже сейчас принимает антидепрессанты и каждую неделю ходит на приём к психологу.

Но американские специалисты, занимающиеся лечением деменции уже не первое десятилетие, уверены, что как раз таких подростков и можно спасти. Да, восстановить разорванный в кашу мозг уже вряд ли получится, говорят специалисты, и поэтому единственный шанс справиться с этим недугом — это предупредить развитие болезни на самом раннем этапе, выделив детей, больных синдромом Альцгеймера, в особую "группу риска".

Специально для "группы риска" врачи уже создали некий новый препарат LMTX, на разработку которого ушло около тридцати лет. Первые результаты тестирования учёные считают беспрецедентными — в среднем заболевание стало прогрессировать медленнее на 80%.  

Сегодня Ольга только и ждёт, что новый препарат вот-вот станет проходить испытания в России. И изо всех сил надеется, что хотя бы сыну не попадётся плацебо.