Хиросима на Волге: кто повесил на Сталина смерть 200 000 сталинградцев?

Не самый сильный, но самый смертоносный удар

23 августа 1942 года немецкие танки и мотопехота при массированной поддержке своей авиации прорвались от Дона к Волге и к 16:00 вышли к реке севернее Сталинграда. В 16:18 того же дня 8-й авиационный корпус 4-го воздушного флота Люфтваффе под командованием Вольфрама фон Рихтгофена перенёс усилия с поддержки наступающих немецких войск на сам город. Целью была дезорганизация тыла советских войск в районе Сталинграда, и в самом общем плане она была достигнута. Над городом поднялось огромное зарево пожаров, горели нефтебазы, количество жертв в центре было огромным. Советская оценка потерь от ударов 23–25 августа (основная их тяжесть пришлась на 23-е) — 40 000 погибших мирных жителей от 2000 самолёто-вылетов противника. Как утверждалось до 1991 года, при этом было сбито то ли 90, то ли 120 немецких самолётов.

Уже в 2003 году директор музея "Сталинградская панорама" Б.А. Усик озвучил совсем другие цифры: 180 000 погибших. Чем дальше становилась дата, тем больше рисовали цифры. Маршал авиации Иван Иванович Пстыго в 2008 году вообще заявил (со ссылкой на неназванные "новейшие исследования"), что в Сталинграде в тот день "погибло 200 000 человек". Получается, один день в Сталинграде превзошёл Хиросиму и Нагасаки вместе взятые. Неудивительно, что в этот день в городе на Волге до сих пор отмечается День памяти и скорби.

Для объяснения столь огромных потерь часто говорят, что "Сталин лично запретил эвакуацию жителей из города" (Энтони Бивор). В принципе, логика понятна: западные историки, первыми выдвинувшие тезис, привыкли, что в сталинской России ни одно большое кровопролитие не обходилось без личного вмешательства Иосифа Виссарионовича. Почему бы не списать на него ещё какие-то жалкие 200 тысяч? В конце концов, на нём и так миллионы вполне реальных жертв. Точка зрения Бивора могла бы вызвать лишь усмешку, если бы не тот факт, что она прижилась и в нашей стране. Её всерьёз повторяют историки всех калибров, и даже обычно сдержанный Алексей Исаев утверждает, что с эвакуацией затянули, откуда якобы и большие жертвы.

Данные немецких архивов на эту тему, детально изученные новозеландским историком Джоэлем Хейвордом, показывают ещё более ошеломляющую картину. Как оказалось, всего в день 23 августа 8-й немецкий авиакорпус сделал 1600 вылетов, при этом многие из них выполняли истребители и разведывательные самолёты. Поэтому бомб было сброшено не так много: всего тысяча тонн за сутки. Сюда входят и те, что упали не на Сталинград, а на советские войска вне города. Немцы бомбили с самого утра, а вот город — лишь с 16:18 до примерно 19:00. Очевидно, на Сталинград упало заметно меньше, чем тысяча тонн. Наконец, немцы, по их данным, за весь день и над фронтом и над городом потеряли всего три самолёта от зенитного огня советской стороны и ноль — от советских истребителей.

В этом, увы, сомневаться не приходится. Три сбитых (вместо 120) хорошо соответствуют не только таблицам прихода и списания немецкой авиатехники, но и потерям Люфтваффе на Востоке в остальные периоды войны. Даже в разгромном для них 1944 году немцы теряли всего один самолёт на 80 боевых вылетов. Циркулирующие в советских работах 90–120 сбитых на 2000 вылетов — это 16–22 вылета на один потерянный самолёт. Для сравнения: у советской авиации такие высокие потери были только в первые месяцы войны, летом 1941 года. Немцы в августе 1942 года господствовали в воздухе, и их потери, разумеется, были значительно ниже, чем в 1944 году.

В июне 1942 года тот же авиакорпус сбрасывал на Севастополь за сутки до 1300 тонн, а всего на этот город за тот месяц упало 20 тысяч тонн бомб. Правда, никаких 0,8 или 4,0 миллиона человек (40–200 тысяч, умноженные на 20) от этих ударов почему-то не погибло. Получается, что в июне 1942 года 8-й авиакорпус бомбил много, но неумело, а к августу 1942 года стал ленивее, зато в десятки раз результативнее.

Обычные бомбы эффективнее ядерных

Складывается совершенно парадоксальная картина. Несколько сот немецких самолётов с минимальными потерями убили то ли 40, то ли 200 тысяч человек тысячей тонн бомб — по 40–200 убитых на тонну. Такие показатели во Второй мировой найти очень сложно. Скажем, американцы и англичане за всю войну сбросили на немецкие города 1,8 миллиона тонн, убив 600 000 человек (0,33 человека на тонну). Понятно, что немцы — народ организованный, их бомбоубежища и ПВО снижали потери. Но есть и примеры ударов по городам, где ничего этого особо и не было.

13–14 февраля 1945 года в практически беззащитном Дрездене (восток Германии, где не бомбили) союзники сбросили четыре тысячи тонн бомб и убили менее 25 000 жителей города (6 убитых на тонну). Похоже, под Сталинградом явно произошло что-то необъяснимое. Даже минимальная оценка потерь в 40 000 значит, что на единицу тротилового эквивалента немецкие обычные бомбы резко обогнали атомные американские. Современный российский историк Т. Павлова так и пишет: "общие потери населения Сталинграда... превышают аналогичные потери населения Хиросимы от атомной бомбардировки".

В самом деле: на Хиросиму 6 августа 1945 года упал ядерный боеприпас, эквивалентный 16 000 тонн тротила. Жертвы составили 140 000, 8,75 человека на тонну тротилового эквивалента. Выходит, результативность атомного удара по Хиросиме на единицу мощности была от 4,6 до 22,9 раза меньше, чем немецкого неатомного по Сталинграду. При этом немецкие авиабомбы, конечно же, лишь частично состояли из взрывчатки — значительную их часть весили стенки. То есть реальный тротиловый эквивалент удара по Сталинграду заметно меньше одной килотонны. Разрыв по эффективности, таким образом, не в 4,6–22,9 раза, а ещё больше. Удар по Сталинграду вечером 23 августа был, похоже, самым результативным бомбовым ударом в истории человечества. Более нигде и никогда такие успехи такими небольшими бомбовыми усилиями не достигались.

Возникает вопрос: как это оказалось возможным? За ним появляется и второй: если тысяча тонн обычных бомб даёт потерь больше, чем атомная на 16 килотонн, в чём вообще смысл применения ядерного оружия и не стоит ли его упразднить как недостаточно результативное?

Двести тысяч или две тысячи?

Чтобы понять, "как", нужно выяснить, какие источники хронологически ближе всего к событиям бомбардировки: именно источники, составленные по горячим следам, часто показывают наибольшее количество объективной информации. Одна беда: в августе 1942 года советская сторона просто ничего не знала о "самом эффективном бомбовом ударе в истории человечества". В документах сталинградского Городского комитета обороны всё внимание сосредоточено на ситуации на главных военных заводах города. Военных вообще интересовал лишь прорыв противника, вышедшего к городу с севера и действия Люфтваффе на фронте — к тому же действительно интенсивные.

В советских документах, относящихся к самому дню 23 августа, найти упоминание бомбардировок почти невозможно. Первый документ по ним — постановление Сталинградского городского комитета обороны №411-а от 27 августа. По нему 24–27 августа бомбили шесть из восьми районов города, погибших — 1017 человек. А как же 23 августа? На самом деле, всё просто: ГКО интересовали главным образом бомбардировки крупных военных заводов. А их 23 августа… просто не бомбили.

Директор завода "Баррикады" Гонор так и сообщал главе ГКО Чуянову: "23 августа… над заводом летали вражеские самолёты, которые, очевидно, производили съёмки, не сбрасывая бомб". По Гонору "вражеская авиация в начале вечера того же дня начала бомбёжку центральной части города". Как мы видим, для современников 23 августа не сильно выделялось из прочих августовских дней. В первую очередь потому, что бомбежки шли менее трёх часов, лишь малую часть этого дня. Начавшись в пятом часу, они закончились в восьмом — дальше просто стемнело. Поэтому в обобщающих отчётах этот вечер просто "пристыковали" к данным 24–26 августа — когда бомбардировки шли с утра до вечера.

О том, что бомбардировки Сталинграда по своей разрушительности не имели ничего общего с Дрезденом или Хиросимой, говорит и описание того, как она отразилась на заводах города. С утра 24 августа немцы начали бомбить "Баррикады". Итоги, подведённые их директором Гонором 7 сентября не впечатляют: "Всего за время бомбежки на территории завода имеем 6 человек убитыми… по неполным данным на завод сброшено свыше 150 фугасных и свыше 2,5 тысячи зажигательных бомб" (более 440 бомб на одного убитого). "Баррикады" были огромным заводом, многогектарной площади, со своей громадной инфраструктурой по снабжению рабочих хлебом и многим другим.

"Организованная нами переправа работает без перебоя, перевозя не только людей, но и более ценное имущество завода", — пишет далее Гонор. Да, аромат эпохи налицо: люди, получается, менее ценное имущество завода. Но несмотря на такое отношение к ним, ничего катастрофического с персоналом предприятия явно не случилось. И если бы бомбардировка сравняла город с землей, то никакой перевозки людей и иного имущества организовать не удалось бы.

Обращает на себя внимание и "эффективность" удара. Один убитый на 440 бомб — это типичный показатель для Второй мировой войны. Тогда прицелы бомбардировщиков были весьма плохи, а приемлемым результатом при бомбометании даже для пикировщика считалось попадание в площадку 200 на 200 метров. Между тем человек, находящийся в приличном укрытии в паре сотен метров от взрыва, вполне выживает, даже если это был взрыв ядерной бомбы (Эйдзо Номура умер на девятом десятке, хотя был в 170 метрах от эпицентра в Хиросиме). Но эта цифра несовместима с 40 или 200 тысяч погибших 23 августа. Немцы никак не могли сбросить на город ни 17,6, ни 88 миллионов бомб. Столько у них просто не было. СССР, скажем, за всю войну сделал всего 40 миллионов бомб.

То, что тяжесть случившегося несравнима ни с Хиросимой, ни с Дрезденом, неплохо иллюстрирует и другой факт, описанный Чуяновым. "28 августа...заводы находятся под непрерывной бомбёжкой и артиллерийским обстрелом. Бороться с пожарами стало невозможно, особенно там, где заложено "мыло" (взрывчатка на заминированных участках). Всем ясно, что "мыло" надо убрать". Чуянов связался с Молотовым и Сталиным и, получив добро, отдал указание "мыло" немедленно снять: "Без санкции Городского комитета обороны взрывать оборудование категорически запрещается".

Если в Сталинграде 23 августа было нечто посильнее Хиросимы, то как могла избежать детонации заранее заложенная по всем заводам взрывчатка? Наконец, в Хиросиме не говорят "без санкции взрывать оборудование категорически запрещается". Например, потому что там из-за сокрушительных бомбовых ударов уже нет заводов.

И ещё о заводах. В августе 1942 года Сталинградский тракторный произвёл 250 танков Т-34, и даже в сентябре произвёл 14 машин — конвейер был остановлен только 13 сентября в связи с попаданием немецкой пехоты на территорию СТЗ. И это несмотря на параллельно шедшую эвакуацию оборудования! Мощности завода были вывезены на Урал, где продолжали давать танки до конца войны. Сходно было с заводом "Баррикады" и другими предприятиями. Излишне даже спрашивать, сколько заводов было эвакуировано из Хиросимы или сколько военной техники город выпустил после 6 августа 1945 года. В обоих случаях ответ будет "ровно ноль".

Конечно, 1017 человек — это неполные данные. Часть убитых была засыпана прямо в своих укрытиях, часть не удалось найти к 27 августа. Историк Татьяна Павлова провела поиск в документах городских властей и выяснила, что похоронными командами с 22 по 29 августа 1942 года было предано земле 1816 трупов. Даже если половину найти не удалось, и даже если 22 и 24–29 августа от бомбёжек погибло ноль человек, то 23 августа были убиты несколько тысяч сталинградцев. Не десятки и не сотни тысяч — лишь немногие тысячи.

Откуда взялись 200 000, уничтоженных лично Сталиным: коммунисты, покайтесь!

Возникает вопрос: если в документах не найти и двух тысяч умерших от налётов, то откуда в научной литературе взялись цифры от 40 до 200 тысяч погибших? С первой цифрой всё просто: "Жители… несли огромные потери... особенно в августе, сентябре и октябре... в Сталинграде от бомбардировок вражеской авиации, артиллерийских и миномётных обстрелов погибло 42 754 человека" — отмечал советский историк Самсонов со ссылкой на волгоградский партархив. Его прочли невнимательно, и 42 тысячи умерших мирных жителей за всю Сталинградскую битву от всех причин превратились в погибших в один только день 23 августа.

Методы получения цифр в 180–200 тысяч тоже просты. Что Павлова, что другие исследователи берут довоенное число жителей Сталинграда (примерно полмиллиона), добавляют эвакуированных туда с оккупированных территорий (ещё полмиллиона) и сравнивают это с количеством эвакуированных из города (45 тысяч до 23 августа и ещё 323 тысячи в августе-сентябре 1942 года) и с числом оставшихся в оккупированной немцами части города (200–290 тысяч). Получается, что довольно много людей куда-то пропали. Петербургский историк Владимир Павлов ("Сталинград. Мифы и реальность.") вообще считает целесообразным объявить 23 августа днём национального покаяния коммунистов за напрасную гибель полумиллиона сталинградцев.

Вроде бы вычесть из миллиона 580 тысяч несложно, и вся эта схема подсчетов выглядит верно. Увы, она основана на недостаточной работе с источниками. В бывшем волгоградском партархиве хранятся документы (ЦДНИВО, фонд 171, опись 1, дело 35, листы 19-30), в которых чётко обозначено: к 1942 году там проживало 41 500 эвакуированных, а транзитом прошло 441 074 человека. Таким образом, корректное количество живших в Сталинграде людей никак не миллион (по Павлову) и даже не 700 тысяч (по Павловой). Речь о примерно полумиллионе человек, из которых треть миллиона была эвакуирована, часть не была эвакуирована вообще (Кировский район Сталинграда был в основном не оккупирован немцами до конца сражения), а часть — 200–250 тысяч — осталась на занятой противником территории. Именно неучёт этих фактов привёл к появлению откровенно фантастических 40–200 тысяч.

Более того, негоден был сам принцип подсчёта жертв среди населения по принципу школьных задач про бассейн, куда налили столько-то, а вытекло столько-то. Очень часто движение граждан (у большинства до Хрущёва даже не было паспортов) в ту пору шло слабо учтённым. Если человек не эвакуировался по ведомственной разнарядке, а уходил своими силами, то его регистрировали лишь в точке прибытия или транзита — там, куда он вставал на временный учёт, чтобы получить хлеб по карточкам. Естественно, что беженца из условного Луганска, когда он достигал Астрахани или Саратова и вставал там на учёт, не спрашивали, был ли он по дороге ещё и в Сталинграде. Поэтому реальное количество эвакуированных можно оценить только грубо — по тем, кого вывозили в централизованном порядке.

Ошибки с эвакуацией: никаких

Тот факт, что при бомбардировках 23 августа погибли лишь считаные тысячи, снимает и описанный выше вопрос — "откуда такие потери", долго мучивший Бивора и Исаева. Сталинский приказ о запрете эвакуации никогда не существовал в природе. В нём просто не видели нужды, поскольку у немцев не было ни желания устраивать какие-то глобальные бомбовые удары по городам, ни, откровенно говоря, физических возможностей сделать это. Сталинградская битва была непрерывной чередой операций предельно высокой интенсивности. Во всех них Люфтваффе использовались весьма энергично. Как отмечает тот же Хейворд, бомбардировки города занимали очень малую часть внимания фон Рихтгофена и его подчинённых. В записях удару по Сталинграду уделяется место всего один раз — 23 августа. Остальное время авиация противника работала в первую очередь по переднему краю обороны, обеспечивая практически каждый успешный удар вермахта.

Реальная нужда в массовой эвакуации, как явствует из документов, появилась лишь 24 августа 1942 года. Именно тогда вышло постановление Сталинградского городского комитета обороны №404-а, в котором прямо говорилась, что эвакуировать нужно "в связи с создавшимися с трудностями в продовольственном снабжении населения города Сталинграда…" и что надо обеспечить эвакуацию "раненого населения, в первую очередь женщин и детей". И трудности (нарушения из-за пожаров на складах), и раненые женщины и дети возникли только после налётов 23 августа.

Само собой, что до этого вывозить людей из города, где были созданы крупные запасы продовольствия и не было раненых жителей, никто и не думал. Более того, значительная часть вывезенных после постановления 404-а, — это работники крупных военных заводов и члены их семей. Опять-таки до немецкого прорыва у Дона 23 августа было неочевидно, что заводы придётся вывозить. Меры, конечно, были приняты (на предприятиях заложили взрывчатку), но не на случай эвакуации, а на случай внезапного немецкого прорыва и угрозы захвата оборудования заводов.

Из Хиросимы — в Ковентри

Подведём итоги. 23 августа 1942 года состоялось не "больше, чем Хиросима" и не Дрезден. Скорее, случился увеличенный немецкий налёт на Ковентри ноября 1940 года. Тогда 450 самолетов из 3-го воздушного флота Люфтваффе сбросили на город 500 тонн бомб, убили 568 человек. Это нормальное для Второй мировой войны соотношение примерно в одного убитого на одну тонну бомб. Нормальными были и потери атакующих — 1 немецкий самолёт на полтысячи вылетов, как и в Сталинграде. Соответствовали по масштабу и разрушения — несколько тысяч зданий, две трети заводов и фабрик. Как мы видим, Сталинград 75 лет тому назад пострадал от большого по масштабу удара — тот же Ковентри стал символом невзгод, которые британцы перенесли в ходе Битвы за Англию.

И все жё ничего сверхъестественного в городе на Волге в тот день не случилось, обычное рядовое варварство, типичное для немецких вооружённых сил в ту войну. При всём ужасе происходящего, созданный на его основе миф не имеет ничего общего с реальностью. Исторический процесс и в обычной стране — очень сложная штука, изучение которой требует предельной тщательности и сверхъестественной внимательности. В России, с её Сусловыми и Мединскими, изучение истории, сложнее, чем в какой-нибудь Швейцарии. Когда за него берутся с подходом в стиле задач про бассейн или исходя из идеи "во всём виноват Сталин" — всё становится ещё сложнее.

Если бы это касалось только товарища Сталина, на которого решили повесить ещё 200 тысяч мертвых душ — было бы решительно всё равно. На нём и так столько, что 0,2 миллиона ничего не изменят. Хуже то, что вместе с ним ограниченными и откровенно глуповатыми вырисовываются все наши предки — каждый зенитчик, каждый пожарник и каждый рабочий, отрывавший для себя и своих родных укрытия по всему огромному городу. Десятки и сотни тысяч сталинградцев могли бы погибнуть, если бы все вместе не предприняли сумму разумных действий, сводивших угрозы от налётов к минимуму. Стоит ли рисовать их всех немного туповатыми, если в реальной жизни — судя по сходным потерям от налётов — они были ничуть не глупее своих английских современников?