На гребне сланцевой волны. Как США поставили новый рекорд по добыче нефти

Если мы почитаем российскую прессу, то может показаться, что американская сланцевая революция закончилась крахом или что вся она — вообще один обман. Мотивы наших СМИ бесхитростны и понятны: человеку хочется верить в лучшее. Чтобы не отрываться от реальности, стоит взглянуть на цифры. А они безжалостны: основная часть добываемой в США нефти сейчас — сланцевая. И за последние десять лет объём добычи нефти в США удвоился. Не надо быть гением, чтобы понять, что новый рост сланца приведёт к негативным последствиям для российской экономики. Давайте разберёмся, как так вышло, что вроде бы дорогой сланец не только пережил падение цен на нефть, но и стал при этом куда сильнее.

Четверть века назад в мире добывали всего 60 миллионов баррелей нефти в день. Сегодня — примерно 82 миллиона баррелей в день. Причин у этого много. Главные среди них две: жадность и изобретательность. Нефтяные державы в начале XXI века уверились, что цены на топливо будут идти вверх и только вверх. Они даже на секунду не задумались над тем, что безостановочный рост цен на их главную продукцию побудит развитые страны (то есть главных энергопотребителей) использовать своё научное и техническое превосходство для поиска выхода из ловушки постоянно дорожающей нефти. А задуматься стоило.

Сверхвысокие цены сделали рентабельной добычу на шельфе и даже с километровых глубин. Были раскупорены месторождения, на которые до 2002 года никто и не посмотрел бы. Добыча обычной нефти за пару десятилетий выросла на пару десятков миллионов баррелей в день — на десятки процентов.

Всё это создало на рынке ситуацию неустойчивости: рост спроса резко замедлился, а рост предложения, напротив, ускорился. Цены начали балансировать на очень тонкой грани, где малейший толчок со стороны внешних факторов мог их опрокинуть. И этот толчок не заставил себя долго ждать.

Пересчитывая на современные доллары, 15 лет назад нефть стоила 20–30 долларов за баррель, а 10 лет назад — больше 100. Одни США за 2002–2007 годы из-за роста цен стали переплачивать за неё четверть триллиона долларов в год. В странах ОПЕК и в России это называли справедливой ценой. И откровенно радовались тому, что никакие технологии развитых стран не могут заместить им жидкие углеводороды.

Импортёры нефти считали слегка иначе. Они — и в первую очередь США — вложили колоссальные средства сразу в два возможных решения проблемы высоких нефтяных цен. Первое было краткосрочным — сделать экономически оправданной добычу нефти оттуда, откуда её ещё не брали. Второе, более долгосрочное, — сделать так, чтобы жидкое топливо в будущем вообще перестало быть необходимым.

В рамках первого решения американские власти предоставили значительные льготы тем, кто добывал лёгкую нефть из низкопроницаемых коллекторов. У нас её не вполне правильно называют сланцевой нефтью. Хотя на самом деле добывают её не только из сланцевых пород, такое имя закрепили за ней буквальные и неграмотные переводы СМИ, слабо знакомых с углеводородной отраслью.

Если нефть находится в легкопроницаемых породах, она склонна стекаться более или менее в одно место, откуда её и добывают в России или Саудовской Аравии. В плохо проницаемых породах нефть "поймана" и легко течь не может. Чтобы её оттуда добыть, в горизонтальную скважину на сланце закачивают смесь из 90 процентов воды, почти 10 процентов песка и небольшого количества специальных добавок, не всегда безопасных для здоровья.

Давление воды создаёт трещины в породе. Песок, набиваясь в трещины, не даёт им закрыться сразу же после того, как воду перестанут нагнетать в скважину. Конечно, со временем трещины всё же смыкаются — в том числе поэтому отдача сланцевой падает быстрее обычной. Чтобы добиться действительно крупной отдачи, требовалась очень большая практика, без которой научиться оптимальному выбору давления, состава смеси и мест бурения было невозможно.

Однако США год за годом вкладывали деньги в сперва глубоко убыточную отрасль — и вскоре вслед за бешеным ростом нефтяных цен добились успехов. В 2012 году таким образом в Штатах добывали миллион баррелей в день (более процента мировой добычи), а к концу 2013 года дошли до 3,22 миллиона (4,3 процента мировой добычи). В 2015 году американские сланцевики показали 4,9 миллиона баррелей в день — пятикратный рост за четыре года. В итоге основная часть американской нефти в том году стала сланцевой. Впрочем, об этих успехах любой житель нашей страны и сам в курсе, благо их последствия мы все ощутили на своих карманах.

Технически получение сланцевой нефти — это не добыча в прямом смысле слова. Это создание нефтяного месторождения за счёт глубокой искусственной модификации нефтеносного пласта. Разница между ним и обычной добычей — как между охотой/собирательством и пришедшим им на смену земледелием. У земледелия множество недостатков. Оно трудоёмко, переход к нему негативно сказался на здоровье людей (перенапряжение, рахит, проблемы с нехваткой белка).

Но у него есть один главный плюс — оно позволяет получить больше пищи с гектара. Сланец дороже, более трудоёмок и может вызвать землетрясения. Но, с точки зрения США, у него есть одно преимущество: цены и объём добычи из него не контролируют страны, не относящиеся к категории развитых. И этот факт перевешивает все возможные недостатки.

Возникают законные сомнения. Из описания процессов добычи очевидно, что сланцевая нефть дороже обычной. Как же она может конкурировать с ней? Что ж, всё верно. Нетрадиционные источники всё ещё дороже. Вся беда в том, что нефтегосударства добывают нефть не по 50 долларов, а куда дешевле. Поэтому даже тот, кто тратит на добычу в разы больше, всё ещё может сводить концы с концами. Жадность углеводородных монархий и суверенных демократий дала сланцевикам не только поддержку американского правительства, но и возможность выжить, конкурируя с обычной нефтью, — что на свободном рынке они сделать не смогли бы.

Хорошо, мы выяснили, что сланец не только родился, но и выживает благодаря России, Аравии и другим странам, поддерживающим цены на нефть намного выше себестоимости. Но разве могли жалкие американские несколько процентов мировой добычи уронить нефть с сотни долларов за баррель в 2014 году до 60–70 сегодня? Сами по себе — вряд ли. Но на помощь развитым странам опять подоспела невнимательность остальных к особенностям развития новых технологий.

Саудовская Аравия попробовала собрать данные по себестоимости сланцевиков и пришла к выводу, что они окажутся нежизнеспособны уже при 40 долларах за бочку. Нефтемонархия инициировала ценовую войну, повысив свою добычу и обрушив мировые цены. С точки зрения саудовцев, это была рациональная инвестиция в будущее. Сланцевая нефть уйдёт с рынка, а значит, цену обычной можно будет вернуть к сотне, думали они.

Если бы традиционные нефтедобытчики больше интересовались новыми технологиями, то знали бы, что все они на этапе становления показывают стоимость существенно выше минимально возможной. Уронив цены, арабы смогли разорить лишь меньшинство сланцевых компаний. Остальные, как бактерии, долго жившие рядом с антибиотиками, выработали резистентность к низким ценам.

Выжившие сланцевики проанализировали полученный при бурении опыт — а его оказалось много, потому что добыча из сланцев заставляет бурить намного чаще, нежели чем в традиционной добыче — и стали делать скважины только там, где это даёт больше всего отдачи. Изменилась и методика работы с пластами. Горизонтальные скважины в них начали делать большей длины и разветвлённости. В США заговорили о Shale 2.0 — настолько методы добычи сланцевой нефти улучшились после попытки саудитов задавить сланцевиков. В итоге отдача на одной скважине в Пермском сланцевом бассейне выросла втрое всего за три года.

Итоги этой истории плачевны. На опоздавший саудовский поезд всё ещё пытаются запрыгнуть и в России. Наш министр энергетики продолжает рассказывать о сокращении производства нефти с целью стабилизации рынка. В 2017-м и в начале 2018 года стало ясно — это не просто слова. Наша страна и ОПЕК действительно умерили свою добычу. Только вот американский сланец от этого ещё сильнее расцвёл. Как уже отмечал Лайф, даже при пятидесяти долларах за бочку там намерены наращивать сланцевую добычу. И уже активно делают это — за последние месяцы на сотни тысяч баррелей в день.

Сланцевая нефть — не просто ещё один новый источник. Её запасы оцениваются выше обычной нефти. По ряду оценок — намного. Во-первых, её не добывали до недавнего времени, то есть она едва тронута. Во-вторых, понятно, что хорошо проницаемых пород меньше, чем плохо проницаемых. А органических остатков эпохи динозавров и в те, и в другие попадало примерно одинаково. Так что сланец — это очень, очень надолго.

Но, откровенно говоря, бояться нефтяникам стоит не его. Самой большой их проблемой станут — уже стали — иные, долгосрочные инициативы развитых стран, порождённые ростом углеводородных цен досланцевой эпохи. Дело в том, что после резкого подорожания барреля в 70-х годах нефть стала, по сути, товаром одного рынка. Подавляющее её большинство уходит в топливные баки по всему миру — главным образом в баки легковых машин.

Как мы недавно уже отмечали, эта эпоха подходит к концу. Электромобили в США в премиум-сегменте уже продаются лучше, чем аналоги от Mercedes и BMW (с двигателями внутреннего сгорания). Они быстрее разгоняются, дешевле в заправке и обслуживании. Наконец, от их выхлопов не умирает 50 000 американцев в год — как от обычных авто.

В 2017 году электромобили с запасом хода 350–500 километров вышли в средний ценовой сегмент. Отраслевые наблюдатели не сомневаются: там случится та же история, что и в более дорогом. Да, не сразу. Так и Tesla Model S обогнала Mercedes и BMW по продажам не за один год. Согласно ряду прогнозов, к концу 2020-х годов по объёму продаж электроавтомобили переплюнут обычные. Не позднее 2030-х внутреннее сгорание перестанет доминировать на авторынках развитых стран.

Естественно, потребление жидкого топлива начнёт сокращаться. Вместе с окрепшим сланцем это нанесёт двойной удар по его стоимости. Ждать устойчивых среднегодовых нефтяных цен выше 70 долларов за баррель не приходится. Нельзя быть уверенным, что в будущем сохранятся цены даже по 60–70 долларов.

Впрочем, в перспективе всё это даже хорошо. И не только для мира в целом, но и для нас в частности. Во-первых, сжигание нефтепродуктов — вполне реальная причина огромного количества смертей по всему миру. Закат двигателей внутреннего сгорания на рынках развитых стран спасёт там сотни тысяч жизней в год (нам, правда, это в обозримом будущем не грозит).

Во-вторых, история нашей страны вполне ясно сообщает, что она проявляет себя тем лучше, чем большее давление на неё оказывается. Основная часть нашего экспорта — нефть, нефтепродукты и газ, цена за который пока привязана к нефти. Удар по ним означает, что мы будем вынуждены шевелиться и развиваться в других, более технологически сложных отраслях. Иных вариантов нет.