Кай Метов о запрете выступать в Юрмале: Надо выбирать между коллегами и зрителем

М. ШАХНАЗАРОВ: Существует неприятный момент ― фестиваль "Новая волна", который проходил в Юрмале. И потом Министр иностранных дел Латвии Ринкевич издал указ, по которому запретил въезд на территорию страны Валерии, Олегу Газманову и т.д. Мнение бытует такое, что стоило звёздам нашей эстрады взять и бойкотировать этот фестиваль, и не поехать.

К. МЕТОВ: Нужно разделять политику и что-то другое. С одной стороны, здесь нужно принимать решение какое-то командное. Самое главное, чтобы не было разнобоя. Потому что одни говорят ― одно, и они правы, как ни крути. Но обидно, потому что наших коллег оплевали, выдворили, а мы, значит, пойдём и будем кого-то веселить. В корне не согласен! Но, с другой стороны, есть люди, которые должны почему-то тоже, а я уже плюю на свою аудиторию, получается. Тут плюнули на моих коллег, а я начинаю плевать дальше на свою аудиторию, к которой я тоже не поехал. Здесь нужно всё взвешивать и смотреть, может быть, каждый случай в отдельности. Самое главное ― не навредить, потому что эти взаимообиды, рост потенциала агрессии друг к другу ― это ни к чему хорошему не приводит. Я человек мира, я считаю, что нужно всегда протягивать друг другу руку.

Полную версию программы "Творцы" с Каем Метовым читайте ниже и слушайте в аудиозаписи.

М. ШАХНАЗАРОВ: Я знаю, что надоел вам уже пуще пареной редьки. У нас в студии находится Кай Метов. Привет!

К. МЕТОВ: Приветствую всех, кто нас сейчас слушает.

М.Ш.: Программа "Творцы". Михаил Шахназаров у микрофона. И наш гость — Кай Метов. Меня вот сразу в начало 90-х перекинуло моментом. Как начиналось-то всё в те времена смутные?

К.М.: Самое интересное в жизни, наверное, что, действительно такая прямая ассоциация с 90-ми, и ничего не могу с этим поделать. Хотя 90-е ― это, наверное, такой серьёзный кусок в жизни, но не самый главный. Как всё начиналось. Начиналось, конечно, всё далеко за 90-ми, и даже не в 80-е и 70-е. Родилось всё в 64 году, когда я родился.

М.Ш.: Родился в Караганде, если я не ошибаюсь?

К.М.: Да, родился я в Караганде. Поскольку родители там были по распределению после университета, то были мы там недолго. То есть, я родился, и практически сразу семья переехала в Алма-Ату, где я и пошёл в музыкальную школу по классу скрипки.

Это всё благодаря вот этому детству. Потом ― советская эпоха дала мне от государства всё, что могла дать тогда. То есть, я был на гособеспечении. Я учился в Центральной музыкальной школе для особо одарённых детей. В общем, детство у меня прошло хорошо.

М.Ш.: Алма-Ата ― красивый город.

К.М.: Нет. Это было уже всё в Москве. В Москву я переехал в 1978 году.

М.Ш.: Это сколько было?

К.М.: 14 лет. Поступил в ЦМШ, которую и закончил. Потом была служба в армии.

М.Ш.: А в армии музыкальное, оркестр?

К.М.: Нет. Была серьёзная строевая часть ― бригада охраны Министерства обороны, которая была образована ещё до образования Советского Союза и пережила Советский Союз тоже, по-моему, на два года. Насколько я знаю, расформировали её несколько лет назад.

М.Ш.: То есть два года отбомбил честно?

К.М.: Честно, от звонка до звонка. Я призвался, по-моему, 17 октября 1982 года, и то ли 15, то ли 17 октября я демобилизовался. Потом была работа в разных филармониях в разных качествах, кем только я не был: и звукорежиссёром, и пианистом, и скрипачом, и вокалистом, и аранжировщиком. Сначала эпоха перестройки. Потом эпоха, скажем, Бориса Николаевича Ельцина, когда всё разваливалось так, что глаза на лоб лезли. И именно в это время настолько энергетические сгустки летали вокруг меня, что, наверное, это как-то сублимировалось. И благодаря каким-то приобретённым в советское время инструментам выражения внутри себя появились первые такие песни, за которые меня, с одной стороны, ругают, через которые, собственно говоря, у многих и возникают ассоциации с эпохой 90-х.

М.Ш.: Вот только что я говорил с нашим продюсером, с Ваней Куприяновым. Он говорит: "Вот у меня ассоциации чёткие с 90-ми". Я говорю: "Ну, у меня, в принципе, тоже".

К.М.: Вот почему такая ассоциация возникла? Да потому что время было такое. Оно было настолько самонасыщенное, настолько эмоциональное. Когда такое относительно спокойствие было, ну, всё-таки эпоха застоя, когда прошло моё детство. Ну, что-то там было, цены, может быть, там поменялись с 70 копеек на 72, самое главное, наверное, повышение было. Стреляли только на экранах, дверей металлических ни у кого не было, заборов не было, ключей. Я просто вспоминаю свою покойную бабушку. У неё была такая небольшая комнатка в казарме, где на этом коридоре было ещё комнат 50. И когда она куда-то уходила, просто возле двери висел гвоздик, на гвоздик вешался ключ ― вот и вся безопасность. Берёшь ключ, открываешь дверь, заходишь.

М.Ш.: В Скандинавских странах до недавнего времени так тоже было, поверь мне. Дом стоит, машина ― всё открыто.

К.М.: Я там был. Я это прекрасно помню. Я могу сказать, что сейчас это в корне меняется. И туда тоже пришло.

М.Ш.: Вот было всё насыщенно. Ты сам запел, или появился человек-продюсер?

К.М.: Нет, продюсеров у меня не было. Слава богу, с одной стороны, потому что были попытки меня взять в оборот у некоторых и фирм, и людей соответствующего характера из 90-х. Но вот как-то Бог миловал, как-то я прошёл между всеми этими испытаниями. Потому что, мне кажется, если бы за меня взялись стилисты, визажисты 90-х, это был бы не я. И, может быть, ассоциативный ряд был бы не такой крепкий.

М.Ш.: Записали бы тебя в нехороших каких-нибудь.

К.М.: А что касается крепких парней, ну, это каждый день происходили какие-то разборки, разговоры, тёрки. Но вот тоже как-то выкручивался, дожил. Это была наша страна, Михаил. Можно ругаться, можно плеваться в это зеркало, но это были мы. И эти песни, за которые меня усиленно ругают и с которыми я ассоциируюсь, это были мы.

М.Ш.: А почему ругают-то?

К.М.: Я не знаю, почему ругают. Потому что надо всегда кого-то ругать для того, чтобы самоутвердиться, может. Я к этому совершенно спокойно отношусь.

М.Ш.: Хорошо. А вот сейчас бывают эти концерты: звёзды 80-х, звёзды 90-х ― участвуешь?

К.М.: Честно говоря, с большой неохотой, но бываю.

М.Ш.: То есть слушатель и зритель сохранился?

К.М.: Может быть, для тебя это будет удивлением, но, по большому счёту, я концертирующий артист, и я езжу с сольными программами ― двухчасовой концерт, живой, кстати. Для многих становится удивлением, когда я сажусь за рояль и начинаю на рояле что-то играть, под рояль что-то петь. Кто впервые приходит, вот с таким ассоциативным рядом Position № 2 и девяностые, конечно, так сначала вдавливаются в кресло, потом у них происходит смена формации какой-то в голове, ну а потом они начинают понимать, что происходит.

М.Ш.: Это ж хорошо.

К.М.: Я даже больше скажу.

Средства массовой информации ― клипы, видео ― они в основном делают идолов, героев. И вот все очаровываются, а потом приходят на концерт, смотрят, а, собственно, картинка, может быть, и красивая, а вот что там за этой картинкой, непонятно. В моём случае наоборот. Меня все ругают. Говорят, ну пойдём посмотрим, что там за товарищ приехал. А потом бах, а, оказывается, вот оно как. У меня процесс в другую сторону идёт. И поэтому, где я бывал один раз, я приезжал и второй, и пятый, и десятый.

М.Ш.: Есть же даже поговорка такая. Она идёт с давних времён. "Хочешь разочароваться в своём кумире, сходи на его концерт". И, честно говоря, вот я в основном на рок-концерты ездил, ходил, и были случаи, когда я шёл на группу, команду, банду, которая была для меня идолом, а выходил ― и сразу в магазин, чтобы загладить.

К.М.: Ещё мешает образование, наверное, музыкальное.

М.Ш.: Даже бывает не так. Вот приведу пример. Многие сейчас ругать меня, наверное, начнут. Может быть, мне просто не повезло. В Риге выступал Rammstein. Мы пошли на концерт. Я такого шоу не видел в жизни. Там горят люди на сцене. Вообще сумасшедшее шоу. Ну, они по-немецки отработали так, чисто, у них контакта с залом вот не было, и всё. Поклонились и ушли. Вот разочарование. Ты услышал их музыку, они великолепно отработали. Но ты их не почувствовал.

К.М.: Это другое дело. Михаил, это совершенно другая история, когда ты слушаешь чью-то музыку, общаешься с каким-то человеком в одностороннем порядке. То есть он о твоём общении с ним не знает и не подозревает, конечно, это откладывается внутри тебя. И когда ты его встречаешь в повседневной жизни, такое ощущение, что вы старые корефаны. Я на себе это чувствую постоянно. Со мной все люди, которых я абсолютно не знаю, начинают общаться с пол-оборота, как будто мы с ними где-то очень долго существовали вместе. Это совершенно нормальное явление.

М.Ш.: Итак, а у нас в гостях человек, которого знают все. "Какого года рождения?" ― спрашиваю у нашего продюсера. Он говорит: "Я 89-го". Я говорю: "И помнишь?" "Да, помню!" ― отвечает.

К.М.: Вообще, когда начинаю вспоминать, когда я родился, страшно становится. Ну, действительно, родился в эпоху Хрущёва, пережил первый переворот, пришёл Брежнев, потом Брежнев умер, я не представляю, какие были ощущения в стране, потом ― Горбачёв, потом ― Андропов и Черненко.

М.Ш.: Вот у меня ровно в этом году, получается, половина жизни там и половина жизни здесь.

К.М.: Я не считал, честно говоря. Там ― это до какого года?

М.Ш.: Там ― это до 91 года. То есть я с 67 года, 24 ― там, 24 ― там. Вот я этот вопрос многим задаю. Безусловно, было много хорошего. Я имею в виду в советский период нашей жизни. Было много плохого. Чего было больше: хорошего или плохого?

К.М.: Это такой вопрос, на который даже отвечать не хочется, потому что иногда хорошее потом поворачивается плохим для тебя. А иногда плохое, которое было в момент плохим, потом вспоминаешь как хорошее. Дело в том, что картина нашей жизни, реальность, в которой мы имеем какие-то обстоятельства, совершаем какие-то поступки, думаем какие-то мысли ― это же всё происходящее сейчас, отражающее те процессы, которые внутри нас происходят. Если внутри нас вот это происходит, и мы видим вокруг себя ― это хорошее или это плохое? Это мы, какие мы есть на текущий момент.

М.Ш.: Я почему этот вопрос задал? Потому что ностальгия у любого человека в душе присутствует, ну практически. Тут дело в чём, что люди ностальгируют по чему? По годам своего детства, своей юности. А тут была абсолютно другая жизнь, другой строй, абсолютно всё другое.

К.М.: А вот скажи мне, что хорошо: прожить ровную спокойную одинаковую жизнь, когда каждый день похож на другой день? Или пережить огромное количество потрясений, формаций, прожить и при коммунизме, и при капитализме, и при социализме, и при анархии, и выйти из этого всего? Ну, душа-то развивается, ощущений-то больше.

М.Ш.: Мы продолжаем переживать, каждый день же что-то происходит. Вообще такое время достаточно ритмичное, иногда не в хорошем смысле этого слова.

К.М.: Я думаю, что всё связано с тем, что население увеличивается, и какие-то силы с этим борются.

М.Ш.: Сокращать надо.

К.М.: Надо как-то, да, сокращать. Тут всё от нас зависит. Если мы идём и занимаемся самогеноцидом, если мы поддерживаем всё это, значит, тенденция оправдывает себя. Если мы сопротивляемся, то тоже тенденция себя оправдывает. А если мы на это не обращаем внимания и живём своими интересами, существуем так, чтобы делать добро своим близким и себя не забывать, развиваться, учиться, что-то создавать ― тогда любая эпоха нипочём!

М.Ш.: Ты только что сказал: "Вот если вспомнить те времена, в которые родился!" Ты, без шуток, вот как себя ощущаешь? Ну, вообще, есть люди, которые и в 30 лет, вот с ними начинаешь говорить и чувствуешь, что там уже всё, сейчас начнётся.

К.М.: Для меня вот это слово ностальгия ― оно немножечко опасное, потому что одно дело ― поностальгировать, как в театр прийти, посмотреть какую-то пьесу, выйти, утереть пот со лба и сказать: "Фух! Слава богу!" И жить дальше. А другое дело, увязнуть в этой ностальгии и потерять связь с реальностью. Это хуже.

М.Ш.: Но вот есть категория людей, которые застряли там. Я реально таких людей знаю. Начинаешь с ним общаться, а он там живёт.

К.М.: Ну, может, ему там комфортнее.

Вот есть у человека набор каких-то качеств, желаний, и вот он другие вещи просто может не замечать, ходя мимо них, проходит каждый день, и натыкаться на то, что другие люди пройдут и не заметят. Это специфика человеческого мозга такая, к сожалению или к счастью. Поэтому человек может существовать в этой ностальгии и быть счастливым. Ему больше ничего и не надо. И вытаскивать его оттуда ― неблагородное занятие.

М.Ш.: Ну вот у меня жена придумает себе сказку, в которой живёт.

К.М.: Если они не придумали сказку, нужно срочно придумать им сказку. Потому что если они попадут вместе с тобой в реальность, будет всем тяжело.

М.Ш.: Много женщин, которые говорили бы: "Вы Кай, а я ваша Герда?" Ну, поклонницы.

К.М.: Я здесь разделяю. Есть понимание публичности. Конечно, здесь достаточное количество людей. Есть понимание тех, кто тебя трогает и кого ты трогаешь. Какие-то межличностные серьёзные отношения. Здесь я должен, может быть, разочаровать кого-то, а может быть, и наоборот, удивить. У меня не очень много было в этом смысле женщин.

М.Ш.: Это нормально. Если человек публичен, я не считаю, что у него должен быть какой-то шлейф, который его окутывает.

К.М.: Ну, шлейф придумали, и он, на самом деле, окутывает и до сих пор. Вот я про себя иногда комментарии читаю, причём, это же как, кто о чём думает, тот то и выпаливает в комментах. Может там выложить какое-нибудь видео, где ты играешь на рояле, и получить коммент: "А, это тот самый развратник!" Взаимосвязи никакой нет, правды никакой нет. Но человек избавился от внутренней агрессии, и слава богу. Может быть, кого-то в этот момент не ударили сковородкой, потому что он выплеснул всё это дело куда-то.

И пусть они где-то их растрачивают на борьбе с ветряными мельницами.

М.Ш.: Ты говоришь о концертной деятельности, то есть полноценные концерты, гастроли.

К.М.: По России.

М.Ш.: По России ― это само собой, но, наверняка, есть в Германии, в Израиле.

К.М.: Вот не поверишь, в Израиле ни разу не был. Германию всю проездил. Наверное, нет ни одной деревни, где бы я не был.

М.Ш.: Штаты?

К.М.: В Штатах был один раз. И, честно говоря, как-то не тянет туда.

М.Ш.: А в Прибалтике?

К.М.: В Прибалтике бывал. В своё время часто там бывал, и всё было хорошо, и много у меня друзей было. Потом как-то так немножечко, или, может быть, я просто перестал ездить. Вот мои знакомые просто не вылезают оттуда. Может быть, я просто переключился на другие дела. Есть города, в которые меня часто зовут. Я приезжаю. Я же не могу разорваться и выстраивать так жёстко график, чтобы прям везде побывать.

М.Ш.: Существует неприятный момент ― фестиваль "Новая волна", который проходил в Юрмале. И потом министр иностранных дел Латвии Ринкевич издал указ, по которому запретил въезд на территорию страны Валерии, Олегу Газманову и т.д. Мнение бытует такое, что стоило звёздам нашей эстрады взять и бойкотировать этот фестиваль, и не поехать.

К.М.: Нужно разделять политику и что-то другое. С одной стороны, здесь нужно принимать решение какое-то командное. Самое главное, чтобы не было разнобоя. Потому что одни говорят ― одно, и они правы, как ни крути. Но обидно, потому что наших коллег оплевали, выдворили, а мы, значит, пойдём и будем кого-то веселить. В корне не согласен! Но, с другой стороны, есть люди, которые должны почему-то тоже, а я уже плюю на свою аудиторию, получается. Тут плюнули на моих коллег, а я начинаю плевать дальше на свою аудиторию, к которой я тоже не поехал. Здесь нужно всё взвешивать и смотреть, может быть, каждый случай в отдельности. Самое главное ― не навредить, потому что эти взаимообиды, рост потенциала агрессии друг к другу ― это ни к чему хорошему не приводит.

М.Ш.: Всегда договариваться надо, я тоже так считаю. Я вот общался некоторое время назад с Сашей Маршалом по поводу вопроса Украины. Ему закрыли въезд. И он говорил, из телефонной книжки практически все номера исчезли, и его повычёркивали. А ты бываешь на Украине с концертами?

К.М.: Наверное, до 2014 года я побывал в Днепропетровске, бывал в Киеве, в Западной Украине вообще, по-моему, не был, в Полтаву много раз ездил. Бывал. Я очень сильно переживаю за то, что сейчас происходит. Диву даёшься, какое человек существо внушабельное. Многое зависит от той информации, в которой ты живёшь. Два человека, живущие в мире и дружбе, их можно развести в разные комнаты, и показать одному одну программу, а другому ― другую, и они могут встретиться врагами. Представляешь, какой ужас!

М.Ш.: На протяжении 25 лет им дурили голову.

К.М.: Дурят всех, потому что государство должно проводить политику такую. Но когда чужую информацию называют агитацией, а свою ― пропагандой, или наоборот. Дело в том, что всегда нужно пропагандировать свои собственные ценности и критически относиться к каким-то ценностям, которые могут разрушить твоё государство. Это совершенно нормальная политика, насколько я понимаю. Поэтому, отстаивая ту или иную государственную политику, нужно просто исходить из этих соображений. Я думаю, что рано или поздно всё это разрулится. Мне будет очень тяжело с этой мыслью жить, что два таких замечательных народа никогда не придут к взаимопониманию.

М.Ш.: Ну, наверное, время должно пройти какое-то, чтобы всё это нормализовалось. Если взять экономическую ситуацию во многих постсоветских республиках, она оставляет желать лучшего. И многие уже такие прогнозы ставят, что, может, придёт время, когда все начнут собираться вокруг России.

К.М.: Я не знаю. Я не жил при Сталине. Но меня всегда с экономической точки зрения такой вопрос волновал. Есть понятие кредитование, когда ты взял четыре ложки, а вернуть должен семь ложек. При всё при том, что в обороте всё равно находятся 4. Эти три должны как-то напечатать. Ты должен их заработать и отдать. А тот, кто их напечатал, он их просто напечатал. Вот я всё время думаю, почему так получается? Люди работают для того, чтобы кто-то занимался кредитованием? А когда кредитованием занимаются глобальные институты, спонсируют целые государства и иногда президента ставят только для того, чтобы он набрал кредитов, это как?

М.Ш.: Это новое мироустройство.

К.М.: Как я понимаю, конечно, может государство набрать кредитов при каком-то там президенте и лет 5–8 жить просто в шоколаде, а потом следующий придёт правитель. Ему нужно платить.

М.Ш.: А потом сказать, всем, кому должен, прощаю. Вот трансляция, которую я запустил на "Фейсбуке", уже начинает собирать комментарии. Допустим, один из первых комментариев моя жена оставила: "Миша, спроси, что ест Кай Метов. Он не стареет". Все говорят, что ты великолепно выглядишь.

К.М.: Льстят.

М.Ш.: Почитаешь потом комментарии. Это не вымысел. Что, действительно, спорт какой-нибудь присутствует в жизни?

К.М.: Я думаю, что я соответствую своему возрасту, во-первых. А во-вторых, мне кажется, что

Не надо ни на кого обижаться, потому что, когда человек на кого-то обижается, мне кажется, он просто себя убивает.

М.Ш.: Именно обида или злость?

К.М.: Это вот когда ты изображаешь, что всё хорошо, а ходишь внутренне напряжённый.

М.Ш.: Это плохо.

К.М.: Поэтому надо всех прощать. Со всеми дружить. Ни на кого не обижаться. Небесная канцелярия разрулит, кто прав, кто виноват.

М.Ш.: Вот это, кстати, правильный рецепт. Но это с годами приходит. Ты же не сразу таким стал. Я вот себя научился убеждать, что нужно кого-то простить.

К.М.: С годами это, конечно, приходит, но прежде всего это приходит от тех людей, с которыми ты общаешься. То есть когда ты совсем маленький, ты копируешь поведение своих родителей, соседей или ещё кого-то. Потом ты вносишь сюда понимание какое-то, а потом осмысление этого понимания. Потом ― опыт. Вот у меня всю жизнь был замечательный рецепт, избавляться от каких-то внутренних напряжений через рояль. Существует какой-то дискомфорт ― садишься за рояль и начинаешь этот дискомфорт через музыкальное произведение, которое рождается, тут же во Вселенную отпускать. Двух зайцев убиваешь: на душе становится очень хорошо, а появляется произведение.

М.Ш.: Это хорошая философия. Это говорит о том, что если человек нашёл увлечение какое-то и погрузился в него, то у него голова будет работать совсем в другом направлении.

К.М.: Это второе. Вот первое ― это то, о чём я сказал. А второе, действительно, не нужно ни на чём замыкаться. Вот человеческая мысль таким образом устроена, что ты не можешь это из себя вытащить, ты можешь просто сфокусироваться на чём-то другом, и тогда вот эта частота, на которую записан негатив, перестаёт звучать внутри твоего аккорда и вносить элементы какофонии в твою прекрасную музыку души.

М.Ш.: Но увлечения-то есть какие-то?

К.М.: Конечно, есть.

М.Ш.: Не работа, а увлечения.

К.М.: Да. Всё, что будит во мне любопытство, и всё, что вызывает во мне положительные эмоции, в чём я могу поучаствовать, всегда зовёт меня вперёд. Поэтому все проекты в жизни, которыми я занимался, помимо музыки, они так или иначе пересекаются с каким-то творческим я и с каким-то любопытством.

М.Ш.: То есть ты художник такой?

К.М.: Смотри, я и косметическим бизнесом занимался, и строительным. Но я себя бизнесменом не считаю при всём этом. Бизнесмен считает деньги, а я деньги считать не умею, поэтому у меня их ровно столько, чтобы жить хорошо.

М.Ш.: У тебя же был проект ― клуб какой-то?

К.М.: Да, был.

М.Ш.: Был или есть?

К.М.: Сейчас его нет, потому что он находился в "Метрополе", а потом сменился хозяин, поменялась аренда, взаимоотношения, и мы оттуда ушли. А вообще клуб просуществовал 3,5 года. Он какая-то часть жизни, когда я окунулся во что-то такое интересное, непонятное для меня. Ассоциации такие были, что это всегда бессонные ночи, но зато живёшь постоянно при каком-то фейерверке, потому что каждый день происходили какие-то события, постоянно там и телевидение было, и пресса, постоянно его чем-то украшали, разукрашивали. Было интересно.

М.Ш.: Клубы тех лет, 90-х, и клубы нынешние ― это же две разные клубные культуры абсолютно. Бываешь сейчас в клубах сам?

К.М.: О клубах говорить сложно, потому что, имея к этому какое-то поверхностное, но довольно долгое отношение, я просто понял, что либо это должно быть такое место, где что-то проводить, и люди туда идут как в место, где хорошо заниматься пиаром, давать пресс-конференции, тогда люди идут автоматом и всё работает. Либо там нужно какой-то проворачивать теневой бизнес, и я думаю, что многие клубы из-за этого и выживали. Это главная статья их дохода была. Поэтому я этим не занимаюсь с финансовой точки зрения.

М.Ш.: Понятно. Кино смотришь?

К.М.: Я стараюсь поменьше смотреть телевизор, и в кинотеатры хожу только на те фильмы, которые уже получили какую-то оценку людей, которым я доверяю. Просто так ходить не хочется.

М.Ш.: Я очень много раз обманывался так.

К.М.: У меня есть моя средняя дочь, Настя ― это крупный специалист. Она сейчас в Италию поехала.

М.Ш.: Сколько дочке лет?

К.М.: Ей 20 будет через 2 месяца, но она такая не по годам развитая. Хочешь, тебе про живопись расскажет, может быть гидом в любом музее, может рассказать про любого композитора, всё наиграть. Она сейчас в Гнесинке учится. Там сейчас какой-то слёт пианистов в Северной Италии. В Милан улетела.

М.Ш.: По папиным стопам.

К.М.: У неё всегда своя точка зрения на фильм. Она не просто будет его раскладывать: о чём фильм, какая игра актёров и какой бюджет. Она там будет искать какие-то скрытые нюансы, которые меня могут на втором, третьем, девятом уровне зацепить и попасть. Она же знает меня очень хорошо. И вот когда она настропалит меня на что-то, я иду и смотрю.

М.Ш.: К сериалам как относишься?

К.М.: Для меня это что-то такое ругательное.

М.Ш.: Я телевизор тоже вообще не смотрю, как и ты, кроме футбола и хоккея. Но сериалы американские я люблю.

К.М.: Нет, я не смотрю сериалы. Я смотрел два или три сериала в этом году, который показывал Первый канал, Россия 1. Это были наши отечественные сериалы. У нас иногда актёры очень хорошо играют, а они до кучи туда кого-то засовывают… Просто смотришь и думаешь, что здесь делает этот персонаж. Очень странный у нас такой кастинг.

М.Ш.: Это блат.

К.М.: Ну да. А бывает, вообще, вот так смотришь, и вроде бы и задумка хорошая, и это хорошо, но что за музыка в этом сериале. Как можно при таком бюджете? Музыка звучит левой рукой на каком-то левом инструменте.

М.Ш.: А не писал музыку для кинофильмов?

К.М.: Вот был кинофильм, по-моему, его так и не показали, кстати, мини-сериал ― "Особенности национальной маршрутки". Я для этого фильма написал пять песен, там куча инструментальной музыки, но на Украине он прошёл, а в нашей стране нет. Потом у меня вышел саундтрек к этому фильму. Там есть такая песня ― "Дороги, дороги". Она так хорошо проходит на концертах, хотя, в принципе, совершенно, может быть, не в моём стиле, она в стиле дорожно-маршрутном.

М.Ш.: А вот зритель сейчас так же эмоционален, как раньше? Мне кажется, люди стали холоднее? Или это субъективное мнение?

К.М.: Есть два основных уровня восприятия того, что происходит на сцене. Первое ― это зрелищное, конечно. А второе ― это чувственное. Ты можешь сказать: "Круто! Феерическое шоу!" То есть это то, что задело внутри тебя. Бывают же такие кабинетные концерты, когда вообще практически никаких декораций, никаких отвлекающих нюансов, человек держит тебя своим внутренним миром, энергетикой. Это очень ценно. Когда на это накладывается ещё вот этот феерический задник ― это, конечно, двойной эффект.

Мы живём в мире вибраций. И очень важно, чтобы эта внутренняя вибрация аудитории вошла в резонанс с вибрацией того человека, который в данный момент проецирует из себя то или иное действо. А когда этого не происходит, то ничего и не вспомнишь потом.

М.Ш.: Выходим на финишную прямую передачи "Творцы". Всё-таки музыкой начали, музыкой и будем, наверное, завершать. Сегодняшняя российская эстрада. Все постоянно говорят: "Вот, одни и те же, как Политбюро ЦК КПСС!" То есть одни и те же лица. Проводятся какие-то конкурсы, хорошие конкурсы. "Голос" я смотрел, и он на меня производил впечатление. А ребятки пропали. Почему так?

К.М.: Мне кажется, что глобализация. Она во всём происходит.

Мы повязаны, слушая рекламу ― тот продукт, который нам навязывается через СМИ и то, что мы можем купить на полках магазина. Вспомни девяностые: люди бегали и искали какие-то альбомы, чего-то хотели, какой-то внутренний интерес был. Сейчас люди бегают, за ними бежит реклама, разворачивает их и говорит: "Вот это купи!" Люди говорят: "Не надо! Устал! Не хочу!" То есть при таком очень сложно завоевать аудиторию. Раньше аудитория цеплялась. Она чувствует что-то хорошее, её туда тянет, и вот этот процесс в человеческих отношениях и присутствовал между художником и аудиторией. Сейчас между художником и аудиторией стоит глобализированный процесс, который разруливает. Намного сложнее стало.

М.Ш.: Про альбомы ты хорошо заметил.

К.М.: А сейчас ты будешь бегать?

М.Ш.: А сейчас нет, всё.

К.М.: Сейчас ты хочешь посмотреть, какая погода, и пока ты смотрел, какая погода, тебе уже предложили и стиральный порошок, и три новых альбома, и прочее.

М.Ш.: Переизбыток информации начинает нас убивать. А вот скажи мне, ты в "Фейсбуке" присутствуешь, а вообще в социальных сетях?

К.М.: Я везде присутствую: и в "Фейсбуке", и в "Одноклассниках", и во "ВКонтакте".

М.Ш.: Ты активный пользователь?

К.М.: Я пассивный пользователь. Я не сижу. Просто смотрю на своих друзей, своих родственников, они глаза поднимают, только когда им вопрос задаёшь. Они ответили и обратно, сидят в этом мире.

М.Ш.: Как считаешь, эти гаджеты все ― это зло?

К.М.: В нормальных пропорциях, когда это тебе помогает, это должно существовать. Когда тебе это мешает, когда не ты руководишь этим гаджетом, а гаджет уже руководит тобой ― это плохо. Здесь всё зависит от воли человека. Неподготовленный человек, когда сразу попадает в эти сети, понятно, что он станет рабом.

М.Ш.: Пример хороший подаёшь? Не куришь или куришь?

К.М.: Нет, не курю. Да и алкоголем не балуюсь.

М.Ш.: То есть такой чисто здоровый образ жизни?

К.М.: Не знаю. Обычно люди пьют алкоголь, чтобы расслабиться и почувствовать себя комфортно в какой-то обстановке или просто посмотреть, в кого он превратится и что натворит. А у меня такой задачи не стоит.

М.Ш.: А вот как считаешь, если просто посмотреть на улицу, меньше же люди стали пить? Ну, на мой взгляд, меньше. Мне есть с чем сравнить.

К.М.: Надо проанализировать. Наверное, где-то стали меньше. А где-то, может быть, и больше. Просто раньше был просто алкоголь, а сейчас же море всяких возможностей затуманить мозг.

М.Ш.: Я недавно зашёл в магазин и подошёл к винно-водочному отделу. Такое впечатление, что я попал на какую-то выставку.

К.М.: В 90-е годы, это же очень важная информация, развалилось всё, финансировались только ликёро-водочные заводы. Их стало больше. Все заводы закрывались, а ликёро-водочные росли. Это разве не прямой геноцид русского народа?

М.Ш.: Конечно. Тогда, кстати, нужно было брать монополию абсолютно государству, чтобы не допустить того, что происходило. Сейчас, на мой взгляд, стало получше. То, что происходит сейчас в стране, как ты к этому относишься? К лучшему сдвиги какие-то или как? Не взгляд политолога, а взгляд вот обывателя.

К.М.: Всегда очень больно рассуждать на темы, которые касаются внутрисемейных, внутригосударственных историй. Очень сложно разруливать какие-то ситуации, которые преднамеренно делались десятилетиями, на мой взгляд. У меня есть очень много вопросов и к олигархической системе, и к финансовой, и ко всему, ко всему. Но мне приятно, что сейчас я вижу, что развиваются те сектора экономики, которые просто на ладан дышали.  

Самое главное ― "Россию трудно побороть", как кто-то сказал, но её можно взять через внутренних предателей. Сейчас народ переживает тяжёлые времена, затянули все пояса. Потом придёт новая власть ― и раздаст всё опять. Обидно.

М.Ш.: Этого многие, кстати, боятся. Но если это произойдёт, то, мне кажется, это будет уже последний раз, когда что-то раздадут.

К.М.: Если бы мы жили вечно, тогда можно было бы так говорить. Но одни люди умирают, другие рождаются. И это происходит тогда, когда уже новое поколение не помнит старых ошибок.

М.Ш.: Ты за спортом следишь?

К.М.: Наш спорт нас немножечко сейчас держит в грустном таком состоянии, что лучше за ним не следить.

М.Ш.: Мы вчера говорили с моей соведущей Машей, что, похоже, надо просто успокоиться.

К.М.: Просто сейчас так много историй. Вот у меня при слове спорт не какие-то спортивные достижения в голове, а все эти скандалы всплывают.

М.Ш.: Того спорта, действительно, к сожалению, уже нет.

К.М.:

Раньше было удивительно услышать какие-то вещи, что кто-то там за деньги перешёл, были удивительны какие-то договорные матчи. А сейчас никто этому не удивляется. У нас прямо напротив дома стояла большая коробка, там дети играли в хоккей, и я лично играл в городки, и все играли. Сейчас я туда приезжаю, там стоят какие-то дома, никакой площадки нет, а уж чтобы кто-то играл, представить нельзя. В Москве, слава богу, это есть.

М.Ш.: Я соглашусь. Но сейчас смотришь, всё-таки родители начали поворачивать детишек в сторону спортивных секций.

К.М.: Сменилось поколение, и новое поколение ведёт детей не только в спорт, но и на музыку, в искусство. Как-то всё это начинает работать. Но, скажем, до того времени, как я помню, когда ты просто приходишь в клуб, и там всё, от кружка художественной вязки до чего угодно, там жизнь кипит, какие-то планеры делаются и пр. И всё это было бесплатно. До этого ещё очень-очень далеко.

М.Ш.: Уважаемые слушатели, вот подошёл к концу эфир. Без ложной скромности, внаглую скажу, что он был интересным. У нас в студии был Кай Метов. Это была передача "Творцы". Кай, спасибо тебе. Было интересно с тобой пообщаться. Приходи к нам ещё. Мы с удовольствием таких гостей принимаем. И успехов тебе от всех наших радиослушателей.