Неизбежное партнёрство: почему Тегеран не будет порывать связи с Москвой

К. ГЕВОРГЯН: Если смотреть серьёзно, то, конечно, Иран в качестве союзника России, а Россия в качестве союзника Ирана или партнёра, я говорю об углублённом партнёрстве, безусловно, имеет стратегическое значение. И для них, и для нас. Для них постольку, поскольку мы для них можем быть зонтиком. Это понятно, Россия располагает такими возможностями. Для нас Иран, конечно, очень важная страна, потому что я всегда стараюсь обратить внимание, ещё в школе, когда мы изучали экономику и географию, нам рассказывали о том, какие страны имеют преимущественное положение в мире. Иран имеет одно из лучших расположений, выходит в Мировой океан, через Индийский океан, он касается и Средней Азии, то есть сердца Азии, классическая геополитика: кто владеет сердцем Азии, тот владеет миром. То есть он идеально расположен. Да, есть и у него некоторые проблемы, например, для того, чтобы выйти на европейский рынок, Иран хотел бы и много сделал для того, чтобы, в том числе, в качестве транзитной использовать российскую территорию, по Волге, вот этот маршрут север ― юг, который тоже недавно обсуждался в Баку, насколько я помню. Напоминаю, что во время встречи трёх президентов этот вопрос обсуждался. Поэтому для Ирана Россия очень важная транзитная территория, очень важный партнёр и отчасти гарант безопасности. И больше ему, по сути, и не с кем взаимодействовать.

Полную версию программы "За рубежами" с Карине Геворгян читайте ниже и слушайте в аудиозаписи. 

Д. НАДИНА: Всем добрый день, сегодня будем говорить об Иране. Непросто складываются наши отношения последние несколько дней. Сначала радостные новости: мы можем использовать их авиабазу Хамадан для того, чтобы оттуда стартовали наши бомбардировщики и направлялись бороться с терроризмом в Сирию. Это было очень радостно принято всеми, кроме некоторых наших заокеанских партнёров. Все искренне радовались тому, что наконец-то появилась новая ось влияния Россия ― Иран ― Сирия на Ближнем Востоке. Однако вчера МИД Ирана заявило о том, что вообще уже вылеты все прекращены и вообще базу никому не предоставляли, так, пару вылетов совершили и всё. Сегодня уже новые сведения. В Парламенте Ирана заявили, что полёты не будут прекращены, всё будет продолжаться. И вообще, это были этические моменты, некоторым в правительстве иранском не понравилось то, что Россия заявила первой о том, что авиабаза Хамадан используется. Разобраться в тонкостях этой восточной дипломатии нам поможет Карине Геворгян, политолог, иранист. Карине Александровна, здравствуйте.

К. ГЕВОРГЯН: Добрый день.

Д. Н.: Как вы это всё трактуете? И как вы объясняете все события последних двух дней? Каковы наши реальные отношения с Ираном?

К. Г.:

Они всегда преувеличивают жёсткость, резкость высказываний. Так было с Ахмадинежадом, который выступал с трибуны ООН. Я помню, что перевод был неадекватным. Я слушала его в оригинале, он гораздо более деликатно выражался, гораздо более логично. И так далее.

Короче говоря, я не очень доверяю переводчикам, которые так или иначе транслировали в международные СМИ сообщения о том, какая полемика идёт в Иране. Я думаю, что в Иране эта полемика связана в основном с тем, что российские вооружённые силы и российские военные в большей степени взаимодействуют не с военными иранскими, а с корпусом Стражей исламской революции. А там сейчас есть некие проблемы, полемика, конфликты, которые становятся достоянием гласности, общественности. Иран ― гласная страна. Может быть, там и есть схватки бульдогов под ковром, разумеется, как и в любой стране. Но это страна, где конфликты между политическими сторонами становятся достоянием общества, они обсуждаются в СМИ и так далее. Вот представление о том, что Иран ― страна тоталитарная, почему-то распространяется на всю специфику политической жизни. Реально она есть, политическая борьба есть. И вот есть конфликт между КСИР и военными, он незадолго до этого разыгрался. КСИР до этого, как ни странно, репутация его была не очень высока, как репутация вооружённых сил. Когда иранцы вступили с нами в один союз и совместно мы стали действовать для того, чтобы противостоять террористам в Сирии, то имидж и репутация этих Стражей исламской революции, надо сказать, очень выросла, в обществе, я имею в виду. Здесь есть некая ревность, возможно, со стороны военных. Я не углублялась в этот конфликт, не знаю детали, не могу этого сказать. Но я знаю, что этот конфликт был буквально незадолго до объявления об использовании российскими ВКС этой базы, это третья тактическая база.

Перспективы сотрудничества: чего нам ждать от Тегерана?

Д. Н.: Если говорить о перспективах. Сейчас мы слышали о том, что база будет использоваться, конечно, некоторый романтический флёр прошёл из-за всех этих заявлений, которые были сделаны и были не очень корректно переведены, как вы полагаете. Можно ли говорить о том, что эта ось Иран ― Россия ― Сирия действительно будет успешной и долгоиграющей?

К. Г.: Если смотреть серьёзно, то, конечно, Иран в качестве союзника России, а Россия в качестве союзника Ирана или партнёра, я говорю об углублённом партнёрстве, безусловно, имеет стратегическое значение. И для них, и для нас. Для них постольку, поскольку мы для них можем быть зонтиком. Это понятно, Россия располагает такими возможностями. Для нас Иран, конечно, очень важная страна, потому что я всегда стараюсь обратить внимание, ещё в школе, когда мы изучали экономику и географию, нам рассказывали о том, какие страны имеют преимущественное положение в мире. Иран имеет одно из лучших расположений, выходит в Мировой океан через Индийский океан, он касается и Средней Азии, то есть сердца Азии, классическая геополитика, кто владеет сердцем Азии, тот владеет миром. То есть он идеально расположен. Да, есть и у него некоторые проблемы, например, для того, чтобы выйти на европейский рынок, Иран хотел бы и много сделал для того, чтобы, в том числе, в качестве транзитной использовать российскую территорию, по Волге, вот этот маршрут север ― юг, который тоже недавно обсуждался в Баку, насколько я помню. Напоминаю, что во время встречи трёх президентов этот вопрос обсуждался.

При этом ни одна из стран не имеет друг к другу, по крайней мере территориальных, претензий. Это факт. Если раньше они были, когда была Российская империя или Советский Союз, у иранцев были некоторые обиды относительно отнятого у них северного Азербайджана, то есть нынешнего независимого Азербайджана. Сейчас такой проблемы нет, территориальных претензий друг к другу нет никаких. При этом, надо сказать, что на Южном Кавказе, как теперь принято говорить, или, как традиционно говорят, в Закавказье, Россия и Иран в Армении представлены очень уравновешенно. Во всяком случае, Иран ведёт себя очень аккуратно в Армении. Надо сказать, очень сбалансированно. Старается не показать, к кому он из трёх государств испытывает больше симпатии. Реально, с Арменией очень хорошие отношения.

Д. Н.: Если говорить о потенциальных партнёрах Ирана. Иран считает себя, да и мы считаем тоже, одним из лидеров региональных. С кем ещё Иран может выстроить партнёрские отношения, кроме России? Ведь сейчас, насколько я понимаю, после снятия санкций эта страна стала экономически привлекательной, туда уже приходит бизнес из многих других государств. Пока восстанавливается связь, прочитаю сообщения. "Мы назаключали контрактов на пять миллиардов долларов с Ираном, ни один контракт сейчас не исполняется, всё остальное фантазии и хотелки, а Иран всегда был на своей волне, он не был и не будет нашим союзником, тем более никакой оси не будет", ― пишет нам слушатель. Так вот к вопросу о партнёрстве. Не уведут ли у нас потенциального партнёра более крупные рыбы?

К. Г.: Давайте поговорим о реальных партнёрах. Во время санкций, довольно жёстких санкций, надо сказать, что Китай и Индия с Ираном сотрудничали. Китай некоторые санкции, к примеру, игнорировал. Поэтому у Ирана есть очень серьёзный реальный партнёр. Россия для него ― дополнительный партнёр, естественно, перспектива развития такого партнёрства для Ирана чрезвычайно важна. Там никто этого не скрывает. Другое дело, что у нас исторически довольно сложно складывались отношения. В иранском обществе, с одной стороны, конечно, как и везде, были русофобские настроения, такое было. Но в целом, надо сказать, к русским в Иране относились хорошо и положительно. Есть исторические претензии. Нет ксенофобии, я имею в виду бытовую ксенофобию. Вообще, Ирану ксенофобия бытовая не очень свойственна. Что на фоне антиизраильских заявлений довольно забавно звучит. В этом смысле иранцы достаточно благородны. Сейчас какую-то новую страницу мы открываем. Потому что наши отношения с Ираном были очень ограниченными, но очень интересными. Я напомню об одном чрезвычайно интересном факте. Шах Ирана последний в начале шестидесятых провёл реформу, так называемую белую революцию, революцию сверху. Очень серьёзные реформы. И учитывая, что Иран имеет всю таблицу Менделеева, он хотел сделать свою страну относительно независимой, самостоятельной. И в связи с этим он хотел основать центры чёрной металлургии. И хотел построить металлургический комбинат. И он обратился к своим ближайшим советникам, к американцам, к европейцам и так далее. И они ему все отказали. Сказали, мол, зачем, покупай у нас чугун, сталь и так далее. И тогда шах Ирана обратился к нам. И надо сказать, что Правительство СССР под председательством Косыгина приняло решение построить металлургический комбинат. И вот этот крупнейший комбинат, который создал определённую инфраструктуру, очень серьёзную, в том числе базово-экономическую. В Иране был построен Советский Союз. В каких-то вопросах мы иногда очень хорошо взаимодействовали. И в этом смысле, что этот опыт строительства комбината, атомных электростанций, у нас очень большой пакет, мы должны, по-моему, дополнительные блоки строить, и две отдельные станции должны построиться. Это очень хорошие перспективы взаимного сотрудничества, которое прокладывает путь к более глубокому сотрудничеству, в том числе отчасти и в военной сфере.

Д. Н.: Сейчас очень много ходит предположений на тему того, что может дать нам Турция, что мы можем дать Турции. У нас ведь там тоже довольно странные отношения последние несколько месяцев. В частности, у нас в эфире господин Юрьев сделал прогноз такой, что Турция может сейчас не мешать России разбираться с проблемами в Сирии, а взамен мы можем помочь Турции и как-то поддержать её в притязаниях на Ирак. Считаете ли вы, что это возможно? Позволят ли наши партнёрские отношения с Ираном поддерживать Турцию в Ираке?

К. Г.: Давайте смотреть реально на вещи. В Ираке больше население шиитов, а не суннитов. И шиитские районы под протекторатом Ирана находятся. Иран там имеет очень хорошие позиции. Что касается Турции ― вряд ли у Турции есть такие возможности в Ираке. Это несопоставимые возможности. Есть ещё один момент. При всей необходимости выстраивания отношений и взаимном интересе я всё-таки напомню, что Турция, поневоле даже, если не говорить ни о какой злонамеренности и прочее, всегда становится инструментом, препятствующим выходу России в Средиземное море. Постольку-поскольку инвестиции в Турцию в основном западные, а не российские, то там есть рычаг финансовый, на который могут надавить наши западные партнёры. И Турция вынуждена будет сменить ракурс сотрудничества. Я очень хорошо помню разговор с коллегой турецким после того, как был сбит наш самолёт. Мы с ним обсуждали, и он мне сказал: "А мы вам закроем проливы". Этот момент, связанный с шантажом относительно пролива, а до этого жалобы Турции относительно Чёрного моря. Жаловались они много. Я помню, как выступали с заявлением о том, что вот, мол, Чёрное море теперь полностью российское. Здесь есть сложившееся противоречие, которое неустранимо.

Я читала немало оценок по поводу того, что Иран ― террористический лагерь и так далее. Я не думаю, что здесь присутствует такая серьёзная составляющая, потому что заявления эти исходят из того, что алавитов причисляют к шиитам, вернее, они сами себя причисляют с тридцатых годов XX века. А Иран их признал шиитами только в семидесятые годы XX века. Отнюдь не сразу. Это первое. Второе, конечно, на иранских шиитов алавиты совершенно не похожи. Мало чего общего с ними. Это политический интерес. И Иран достаточно взвешенно себя в этом отношении ведёт. И я вижу, как они ведут себя в Армении. Они достаточно опытные дипломаты. И навязывать кому-то свою модель они не готовы, как ни странно. Они работают там, где их хорошо принимают.

Д. Н.: С нами на связи была Карине Геворкян, политолог, иранист.