Поющий батальон

Нет, конечно, сам батальон не поёт. Хотя, может быть, во время строевой подготовки и выдаёт что-нибудь по-спартански незатейливое и патриотическое в такт отбиваемому сапогами ритму. Но сейчас поют для него, а мужики в камуфляже, вслушивающиеся в звук гитары и слова немного странных, как будто сотканных из обрывков их же собственных мыслей и эмоций песен, сидят, собравшись, даже как будто в некотором напряжении, ничем не выдавая своего созвучия происходящему на импровизированной сцене.

Дело происходит в бывшем донецком отеле, сооружении из стекла и бетона с дурацкими башенками наверху, предназначение которых — демонстрировать родство новомодного сооружения с архитектурным обликом одного из старейших городов Европы. Имя этого города отель себе бессовестно и без особых на то оснований присвоил. Город я, пожалуй, называть не стану, поскольку локация расположения боевого подразделения — это, хотя и секрет полишинеля, однако пусть не я буду тем, кто им поделился с публикой.

Итак, в "располаге" батальона, где на должности замкомандира по работе с личным составом состоит писатель с многозначной и спорной репутацией Захар Прилепин, снова концерт, уже второй за месяц. Первый раз здесь выступала певица Юлия Чичерина, а теперь к бойцам приехала рок-группа "Джанго". Не вся — в урезанном составе, на сцене лишь Поддубный и гитарист Игорь Лазарев, виртуозно ведущий пронзительным перебором мелодию каждой песни.

Зал не подпевает, хотя многие знают тексты "Джанго" (это ещё и псевдоним автора всех песен и лидера группы Лёши Поддубного). Особенно тех, которые посвящены войне в Донбассе. Никто не пытается во время исполнения каких-то совсем уже привольных, почти плясовых наигрышей поддержать музыкантов ритмичными ударами в ладоши. Никто даже не раскачивается, следуя за извилистой и мелодичной ритмикой. Вежливые, хотя и дружные, энергичные аплодисменты по окончании каждой песни и концентрированное молчание во время исполнения следующей.

Секрет этой сдержанности я узнаю чуть позже, когда из холла гостиницы мы — музыканты, корреспондент ВГТРК Александр Сладков со съёмочной группой, несколько человек в камуфляже, гости — переместимся в гости к Захару Прилепину и рассядемся компанией человек в двадцать за двумя столами.

Рыжая девочка вслух, немного путаясь в словах, удивится скованности зала во время концерта. Ей ответит командир одного из подразделений батальона, натянутый как струна и худой как щепка. Он почти вскользь обмолвится, что люди, облачённые в военную форму, не могут, не имеют права ни подпевать, ни подтанцовывать, ни хлопать. О причинах столь сурового запрета боец не скажет ни слова, но и так в целом понятно: армейский этикет без ограничений на выражение человеческого — слишком человеческого — мог бы утратить своё родство с такой необходимой в военных делах материей, как дисциплина.

И всё-таки батальон поёт, делает он это про себя, что придаёт его песни смысл изначального, невысказанного, таящегося, но обладающего всей полнотой жизни стиха и музыки.

Я, конечно, провоцирую Прилепина, спрашивая, не кажется ли ему, что война и культура — вещи, конечно, связанные, но всё же это многим представляется темой второстепенной. И не ощущает ли он себя массовиком-затейником, организуя подобные мероприятия? Откровенно паскудный вопрос, как и предполагалось, слегка выводит Захара из себя, хипстеры, которых он поминает недобрым словом, судя по тому, как он косится на меня, ко мне имеют самое непосредственное отношение.

"Война и культура, — объясняет Прилепин. — Это тема не просто не второстепенная, а и то и другое произрастают из единого корня. Это вещи настолько неразрывные, насколько это непонятно современному хипстеру, потому что любая нация, любой народ, любой этнос поднимаются из своей героической песни, оды, ощущения собственного торжества над другими.

К счастью или несчастью, это так. Вся мировая культура изначально выстроена на победительных смыслах и песнях, стихах, поэмах. Собственно, светская литература просто унаследовала эту традицию. И нынешние хипстеры не могут развести меня, сказав, что литература настояна на гуманизме и на него ориентирована.

Поэтому то, что происходит в моём батальоне, — это соединение ветвей со стволом, ствола с корнями, с землёю: люди поют, люди читают стихи, люди разговаривают, встречаются, и вот та связь, которая была разорвана, она здесь восстанавливается. Потому что те, кто воюет, и те, кто пишет стихи и поёт песни, они вдруг обнаруживают себя в общем зале, в общем окопе, за общим столом. Для меня это апофеоз встречи истории и современности, постмодерна и классики — это всё сходится здесь так, как не может больше нигде. Люди, обучавшиеся в консерватории, и те, кто ничего этого не знал, никогда ничему такому не учился, они вдруг друг друга находят и понимают, что у них общее пространство мышления.

А то, что происходит в хипстерских кафе Москвы и Санкт-Петербурга, это квазимышление, квазипространство, это всё симулякры. Им кажется, что они опираются на мировую культуру и историю, а на самом деле они опираются на пустоту, они просто потеряны в пространстве. Как им кажется из московских кафе, вот эти вот парни, они такие диковатые, диковатые и бородатые…"

Дальше Прилепин говорит о том, как он обсуждает литературу и рок-музыку с некоторыми своими бойцами, насколько поразительны их знания в области искусства, как всё это легко опрокидывает хипстерские стереотипы, о вдруг являющемся ниоткуда таком уровне образованности, о котором ни Аркадий Бабченко, утверждающий, что на стороне Украины воюют светлые люди, а за Донбасс — быдло, ни самый расшаренный хипстер не смеют даже мечтать.

Но вернёмся в холл гостиницы, где происходит концерт. На колонне, подпирающей высокий потолок в самом центре, по бокам стеклянные витрины. Внутри одной, которая обращена к залу и музыкантам, — фото Моторолы, у которого лежат две крохотные, увядшие гвоздики, в другой — несколько простых картонных иконок. Как-то всё подано без всякого пафоса — буднично, ежедневно.

А со сцены Алексей Поддубный поёт про любовь, про разлуку, обретение, объясняя в промежутках между песнями, что эта любовь — она к родине, к людям, близким, всему русскому, что взгляд русского устремлён в небо, что он чурается материальных благ, всё, что ему нужно — это подать руку товарищу в тяжёлую минуту, познать силу и глубину общности русских людей, в полной мере проявивших себя в этой войне.

Лёша родился и прожил большую часть жизни в Киеве, а с началом войны в Донбассе ощутил себя частью русского мира, связанной с ним тысячами неразрывных нитей, — он приезжает с концертами в Донецк и Луганск с февраля 2015 года и видит в этом особую миссию: его песни, как бойцы, тоже воюют на фронте, приближая победу.

Собственно, и Прилепин говорит о том же: "Я, как человек, собравший антологию донбасской поэзии и музыки, могу утверждать, что с той стороны (украинской) нет ничего сколько-нибудь конгениального. Культурно мы их обыграли просто в ноль. Поскольку они люди бескультурные, они этого не понимают. То, что они пишут, можно дать почитать корове или козе, мы их просто уделали. Но Мировой Разум, Господь Бог Иисус Христос это прекрасно знает, Он это видит".

Произведения, посвящённые Донбассу, скоро войдут в отдельный альбом, который намерен составить Поддубный. Первой и, видимо, самой ударной композицией в этом альбоме станет песня "Мы не уйдём", слова которой уже очень хорошо знают в Донбассе: "Даже если волком смотрит заря, // Даже если небо крестят огнём, // Даже если дальше насмерть стоять, // Здесь наша земля — // Мы не уйдём!".