Приёмные родители всё чаще избивают и насилуют детей-сирот

В прошлом году Следственный комитет возбудил на треть больше дел по насилию в приёмных семьях, чем в 2015-м. Об этом руководитель СК Александр Бастрыкин написал премьеру Дмитрию Медведеву. Главный следователь убеждён: это оттого, что органы опеки фактически не проверяют потенциальных опекунов перед тем, как отдать им ребёнка. В результате дети попадают к пьяницам, дебоширам и уголовникам, которые оформляют опекунство только для того, чтобы насиловать детей или получать дополнительные выплаты от государства. Бастрыкин просит Медведева подумать, как усилить контроль. Например, чтобы силовики передавали службе опеки всю подноготную о приёмных родителях.

В середине 2017-го аналитики Следственного комитета подняли сотни уголовных дел, возбуждённых по фактам семейного насилия в приёмных семьях. И заметили несколько закономерностей, которые обеспокоили главу ведомства Александра Бастрыкина. Эти закономерности он описал в письме, которое в сентябре направил главе правительства.

Лайф ознакомился с текстом письма. Главная тенденция: число уголовных дел, возбуждённых по насилию в приёмных семьях, каждый год растёт. В прошлом году оно скакнуло аж на 30%.

— В 2016-м году возбуждено 189 уголовных дел о преступлениях против жизни, здоровья и половой неприкосновенности детей-сирот, [которые живут у приёмных родителей или опекунов], — пишет глава СКР. — Тогда как в 2015-м [таких дел было] 146.

Половина этих дел, пишет Бастрыкин, связана именно с половым насилием.

— Есть примеры сексуальной эксплуатации детей-сирот со стороны их опекунов, когда преступления совершаются на протяжении нескольких лет и в отношении одновременно нескольких детей, — говорится в документе.

Другая тревожная тенденция — в том, что чаще всего насилие происходит в неблагополучных семьях. Иногда приёмные родители оказываются извращенцами.

— Анализ материалов показал, что опекуны, совершающие преступления в отношении приёмных детей, в ряде случаев страдают алкогольной зависимостью и различными психическими заболеваниями (шизофрения, расстройства сексуального предпочтения, в том числе педофилия), — перечисляет Бастрыкин.

И третья тенденция в том, что потенциальные опекуны всё чаще берут детей не ради воспитания, а ради денег, которые государство платит им за каждого усыновлённого.

А органы опеки, резюмирует генерал, фактически не могут узнать ни об одной из этих проблем до того, как передадут ребёнка в семью.

— У органов опеки нет возможности узнать [об этом] до передачи ребёнка в семью. Отсутствуют эффективные способы раннего выявления семейно-бытового насилия, — говорится в письме. — По нашему мнению, эта проблема может быть решена благодаря информационному обмену между органами опеки и правоохранительными органами.

По мнению главы СКР, силовики, например, могли бы делиться с органами опеки информацией о судимости, привлечении к административной ответственности опекунов. Передавать собираются все данные — вплоть до жалоб соседей и штрафов за неправильную парковку.

Бывший руководитель службы сопровождения приёмных семей, а ныне семейный психолог Илья Лещинский прямолинеен. Он считает, что органы опеки не могут полноценно изучать потенциальных приёмных родителей, потому что это дорого и сложно.

— Сейчас существуют механизмы выявления людей, склонных к насилию. Но они очень тонкие, требуют много усилий и бюджетных средств, — считает Лещинский. — Если бы существовал идеальный рецепт, как выбирать родителей для приемного ребёнка, он бы давно уже был использован.

Один из столичных следователей СКР говорит, что предварительная проверка кандидата в опекуны может только отчасти решить проблему.

— Я считаю, пусть обмениваются [информацией]. Хуже точно не будет, но и принципиально вряд ли что изменится, — лаконичен Игорь. — Опекунской службе это поможет отсеивать только совсем уж явные случаи, когда будущий приёмный родитель часто на публике бывает пьян, дерётся, конфликтует с соседями.

По его словам, органы опеки и силовики обычно не знают, что происходит в семье за закрытыми дверьми.

— Отец может годами избивать или держать в сексуальном рабстве приёмную дочь, потому что сам ребёнок запуган, а бабушка с дедушкой, например, слишком любят своего великовозрастного сына, чтобы донести на него, — рассуждает майор. — Чаще всего удаётся узнать, что преступление было совершено, только благодаря школьным учителям и воспитателям в детсадах. Они видят, что ребёнок неожиданно замкнулся в себе или у него появились синяки.

В таких случаях именно учителя, а не родственники или соседи, чаще пишут заявления в органы опеки. Но и сама опека, сетует следователь, бывает не особенно расторопна, а часто — совершенно ленива. Следователь из другого региона, капитан юстиции Михаил Х., заочно подтверждает слова своего коллеги. Недавно ему пришлось "закрывать", как он выразился, одну из сотрудниц службы опеки. Женщина игнорировала тревожные сигналы из одной приёмной семьи: не хотела ездить и проверять, как живет ребёнок. И однажды родители, которые вели асоциальный образ жизни, нанесли ребёнку серьёзные травмы. Женщина из опеки пошла под суд по статье "Халатность".

Михаил отмечает, что и сейчас при изучении заявки на опеку госорганы проверяют справку о судимости. Если человек когда-то был осуждён, ребёнка ему не дадут. Однако эта схема не работает, если на человека уже после усыновления возбуждают дело или он начинает опускаться на социальное дно.