Генералы против разведки: кто на самом деле сорвал наступление под Сталинградом?

История Великой Отечественной войны в военном плане делится на две части — до 19 ноября 1942 года и после. За полтора года до этой даты Красная армия захватила только 19 000 немецких пленных. В наступлении под Сталинградом она взяла сразу сотню тысяч. Немецкие безвозвратные потери за 19 ноября 1942 года — 2 февраля 1943 года ушли сильно за четверть миллиона.

Для сравнения: за весь 1941 год на всём Восточном фронте они составили всего 220 тысяч человек. В одном сражении за 75 дней вермахт потерял больше, чем во всех боях с Красной армией за первые полгода войны. При этом советские безвозвратные потери в сталинградском наступлении были только 154 тысячи, а не несколько миллионов, как в 1941 году.

Это феноменальный результат, особенно с учётом того, что к 1942 году основная часть обученной пехоты СССР была утеряна. От этого к ноябрю 1942 года, как отмечал будущий маршал Рокоссовский, качество имевшейся пехоты резко упало. Компенсировать его можно было только очень качественными полководческими решениями, и Жуков с Василевским эти решения, к счастью, обеспечили. Впрочем, об этом нам всем поведали в школе, а наш рассказ будет о том, что в школе не узнаешь.

Как отмечает представитель Ставки Василевский, сразу после замыкания кольца окружения 23 ноября 1942 года сталинградские фронты, по плану "Уран", должны были уничтожить 6-ю армию Паулюса, причём сделать это за считаные недели. Это позволило бы освободить крупные советские силы для удара на Ростов-на-Дону и отсечения всей немецкой группировки на Северном Кавказе.

Такое окружение должно было стать куда масштабнее сталинградского. После него у немцев просто не осталось бы сил на южном участке фронта и советское наступление зимы 1942–1943 года закончилось бы на Украине. Война, как может догадаться читатель, длилась бы меньше и была менее кровавой для нашей страны. Поэтому товарищ Сталин прямо говорил Василевскому: "Самой важной и основной задачей является быстрейшая ликвидация окружённой группировки немцев".

Однако: "К сожалению, ожидаемых результатов наступление не принесло. В наших исходных расчётах, на которых основывалось решение об уничтожении окружённого противника действиями с ходу, была допущена серьёзная ошибка. По разведывательным данным... общая численность окружённой группировки, которой командовал... Паулюс... 85–90 тыс. человек. Фактически же в ней насчитывалось, как мы узнали позднее, более 300 тыс.".

Версию Василевского, хотя и с несостыковками, повторяют все советские военачальники, писавшие мемуары о сражении. За ними — и все историки битвы. Благо выглядит она логично. Если вы, заходя в комнату, планировали бить одного человека, а нашли в ней четырёх бугаев, то, действительно, сразу уничтожить их не получится. Выходит, разведка подвела Красную армию. Разведка виновата в том, что окружённых под Сталинградом немцев не удалось ликвидировать с ходу. А эта ошибка повлекла за собой выживание всей группы немецких войск на Северном Кавказе и общий срыв целей советской зимней кампании в том году. Так?

Проблема этой версии в том, что создатели делали её в спешке. От этого она была очень, очень неправдоподобной с самого начала. Один из её создателей, будущий маршал Воронов, в своих мемуарах пишет нечто фантастическое: "Начальник разведотдела [Донского фронта] представил справку о численности и составе [окружённых] немецко-фашистских войск... По его подсчётам, общая численность вражеской группировки составляла 80–90 тысяч человек... которые составляют пять пехотных дивизий, две мотодивизии, три танковые дивизии...".

На самом деле у немцев в котле было 22 дивизии. И ошибка неназванного разведчика с их числом — очень странная, практически нереальная. Военные разведчики ещё могут ошибаться с численностью окружённых, но никак не с количеством дивизий. Ведь из их состава в боях постоянно берут пленных. Потом их допрашивают добрые и улыбчивые профессионалы. И пленные, что характерно, на допросах редко молчат: ведь упомянутые профессионалы умеют разговорить незнакомцев, в том числе с применением довольно специфических средств.

В боях у окружённых немцев часто брали пленных, а значит, не знать не только количество дивизий, но и их номера советская разведка никак не могла. То есть не могла говорить о "десяти дивизиях", как сообщает Воронов. А если разведчики знают про 22 дивизии и дополнительные части, то и про то, что в них всего 85 тысяч, рассказывать не могут. Даже их начальство не поверит в то, что у немцев меньше четырёх тысяч на дивизию.

Читатель вправе усомниться. Не идеализируем ли мы советскую разведку? Вдруг она состояла из толстовцев-пацифистов, которые не могли заставить пленных назвать даже номер своей части? Сделаем вид, что мы не видели кучи документов, которые ещё до начала битвы называют номера этих дивизий. Проверим эту смелую гипотезу проще. Откроем любую советскую газету за 1 января 1943 года. И увидим там вот это:

Нетрудно заметить, что не то что советская разведка, но и Совинформбюро точно знает и количество, и номера немецких дивизий, а также частей помельче. Получается, кто-то банально написал в своих мемуарах неправду. Что характерно — не разведчики, которым, честно говоря, мемуары не особо и положены. Именно это и позволило советским военным успешно сваливать на них то, в чём они никак не виноваты.

А про себя заметим: если бы наши военные хотя бы иногда читали газеты, им не пришло бы в голову приписывать разведчикам чужие ошибки. Широкий кругозор — вещь хорошая даже для маршалов, и очень жаль, что им его так не хватало.

Если разведка ни при чём, то как так получилось, что "Уран" не был реализован, отчего затянулась и вся война? Истинные причины срыва операции были совсем другими. Дело в том, что по плану Юго-Западный фронт должен был ударить к северу от 6-й армии 19 ноября, Сталинградский — к югу 20 ноября, а Донской — разрезать её пополам. Для этого он наносил рассекающий удар 24-й армией Галанина 22 ноября 1942 года.

Разрезающий пополам удар должен был пройти через хутор Вертячий вдоль изгиба Дона. Он оставлял четверть сил 6-й немецкой армии к северу от Дона, а остальные — южнее. Советские войска должны были сначала обрушиться на одну из этих группировок, а потом — на другую. Если у вас три бугая заперты в одной комнате, а один — в другой, то бить их по очереди много легче, чем когда они все собраны в одной.

У этого плана было одно слабое место. Удары к северу и к югу от Сталинграда пришлись на румынские войска, которые в подмётки не годились Красной армии по качеству, даже после того как она потеряла кадровый довоенный состав в боях 1941–1942 годов. Удар вдоль Дона через Вертячий должен был прийтись на немецкие части. А это были совсем другие люди с принципиально иным уровнем подготовки командного состава. В отличие от румын, их основные силы были оттянуты из первой траншеи во вторую. Советская артподготовка — ключевой элемент прорыва обороны — пришлась по почти пустой первой траншее, где было только немногочисленное боевое охранение.

Впрочем, если честно, неудача 24-й армии была вызвана не только способностями немецких командиров. Главной причиной были проблемы в управлении и подготовке советских частей.

Полковник Косогорский из группы приданных офицеров Генштаба, опираясь на данные агентурной разведки, ещё задолго до начала операции предупреждал: снаряды положат в пустые траншеи, артподготовку надо вести сразу по второй линии. Однако командующий армией Галанин почему-то решил, что агентурная разведка — это несерьёзно, и первый, самый мощный артудар провели по пустому месту.

Кроме командарма ошибки делали и нижестоящие командиры. Дело в том, что война с Германией страшно опустошила ряды довоенного комсостава. Только за 1941 год он потерял безвозвратно 250 тысяч командиров — больше, чем вермахт тогда потерял солдат. Это во много раз больше, чем потери комсостава от репрессий 1937 года. Если последние справедливо обвиняли в некотором снижении уровня профессионализма армии, то первые полтора года войны сделали в этом отношении куда больше. Множество новоиспечённых командиров не имели опыта. Выдвигать, в том числе на высокие посты, приходилось не самые лучшие кадры.

Ещё командарм соседней 65-й армии П. Батов в своих мемуарах отмечал: ключевую ошибку в планировании командарм-24 Галанин допустил тогда, когда решил, что главную высоту 56,8 у Вертячего надо брать в лоб. Командир его 214-й дивизии Н.И. Бирюков пытался убедить командарма, что её выгоднее обойти левее, где не было сильных укреплений. На это Галанин ответил: "Чего вы боитесь? С такой артиллерией, как у нас, мы сразу немцев задавим". Как мы отметили выше, отработала артиллерия по пустой (о чём Косогорский предупреждал Галанина заранее) первой траншее. Пехота, как пишет современник, "подошла к высоте 56,8 и залегла, прижатая губительным огнём".

Дело решили поправить танками. Но пехотинцы 24-й армии не смогли нормально разметить проходы в собственных минных полях, и на них ещё до начала боя подорвался каждый восьмой танк 16-го танкового корпуса. Танкисты тоже были хороши: устремившись в атаку на полной скорости, они дали пехоте оторваться от них. И та "не подкачала": "Пехота... не поднялась и осталась лежать перед проволочными заграждениями противника".

Вообще, это убийственное место для пехоты на поле боя: противник ведь стреляет, а часами лежать в поле под его огнём куда опаснее, чем одним броском ворваться в, честно говоря, пустую первую траншею. Но для того, чтобы пехота об этом знала, чтобы могла подняться в атаку, а не умирать в поле, у неё должна быть не только личная подготовка бойца, но и — в первую очередь — нормальные командиры тактического звена. Увы, в ноябре 1942 года они были редкостью.

Срыв удара 24-й армии и погубил первый вариант "Урана": сходу, в ноябре, вышло лишь окружить, а ликвидировать получилось только в феврале. Пять дивизий с северного берега Дона отошли на юг, где дали Паулюсу сильный резерв. Им он затыкал свой открытый с запада тыл от наступающих частей Красной армии.

Но виноваты в провале второй части "Урана" (разбить немцев после окружения) не только командные кадры 24-й армии. Вышестоящим тоже следовало подумать головой и понять, что удар по немцам будет порискованнее, чем по румынам. Соседняя с 24-й армией 65-я армия Донского фронта имела дело в основном с румынами — и прорвала их оборону. Будь у неё танки 16-го танкового корпуса, которые отдали Галанину, — и 65-я армия вполне могла бы ударить вдоль донских переправ с тыла, просто обойдя немцев через зону ответственности румын.

Остался один, последний вопрос. Как возникла легенда про разведку, якобы оценившую окружённых в 80–90 тысяч человек, когда тех было в несколько раз больше? В ответе на этот простой вопрос нам снова помогут обычные советские газеты, например "Правда" за 27 января 1943 года.

Итак, к 23 ноября у окружённых немцев советская сторона насчитала 220 тысяч человек. Рассказы Василевского про 80–90 тысяч окружённых в тот же момент — простое следствие того, что Василевский был в годы войны занят, отчего газеты читал редко. Поэтому, придумывая свои мемуары, давал фантазии больший полёт, чем стоило. Однако цифра 80 тысяч, как мы видим из той же "Правды", действительно была. Откуда она взялась — газета подробно поясняет. Немцы, пишут нам, понесли страшные потери, отчего у них и осталось 80 тысяч из 220.

Проблемой было то, что численность немцев перед наступлением считала разведка, а вот их потери после его начала — штабы наступавших частей. Верить им было нельзя категорически. Вспомним бессмертные слова А.В. Суворова в адрес его начальника штаба по поводу донесения о потерях противника: "Пиши поболе, чего их, басурман, жалеть!" Традиция приписывать себе фантастические подвиги, а врагу — такие же потери не изжита в нашей армии (да и любой другой) и сегодня. Достаточно взглянуть в отчёты американских ВВС об их ударах по ИГИЛ.

В реальности в ноябре 1942 года у немцев было 248 000 человек, "из них... русские военнопленные-добровольцы [хиви. — А.Б.] до 20 000 человек", плюс восемь тысяч обслуживающих частей люфтваффе и организации Тодта. Разведка оценила численность окружённых немецких войск в 220 тысяч и, честно сказать, оценила очень точно. Напротив, после войны стала циркулировать менее точная цифра в 330 000 человек, взятая из общей численности 6-й армии на 17 ноября 1942 года. Она не учитывает, что зона ответственности и части армии уходили в тыл до Азовского моря, поэтому значительная их часть в котёл не попала.

К 10 января 1943 года немцы в котле потеряли 10 тысяч убитыми и 25 000 ранеными, эвакуированными из котла по воздуху. А советская сторона считала, что у них только погибло сильно за сотню тысяч. Вот так и нарисовались из реальных 220 тысяч 80 тысяч человек, о которых начальник разведотдела говорил Воронову перед операцией "Кольцо" в январе 1943 года. Вывод: в донесениях надо меньше врать. Об этом начал догадываться ещё участник событий, начальник штаба Донского фронта в Сталинградской битве Малинин. 18 января 1943 года он указывал:

"Просматривая ежедневно итоги дня о количестве уничтоженной живой силы... я пришёл к выводу, что эти данные значительно завышены... не соответствуют действительности... Всё это может вводить в заблуждение командные инстанции и лишает возможности правильно определить действительное состояние и боеспособность противника... Обращая на это внимание, рекомендую пересмотреть... всю систему подведения ежедневных итогов боевой работы войск и организовать это дело таким образом, чтобы эти итоги соответствовали реальной действительности".

Малинин, конечно, идеалист. Как показывает нам вся военная история человечества, такую задачу перед штабами можно только поставить, а вот добиться её выполнения нереально. Поэтому опытный разведчик должен делить донесения штабов о потерях, которые они нанесли противнику, на определённое число, устанавливаемое опытным путём. Увы, эта задача разведотделами действительно не выполнялась. Сами они врать в нужных объёмах не привыкли и оттого не понимали, что их могут дезинформировать не только противники, но и собственные штабные "охотники за потерями".

У всякой истории должна быть мораль, но у этой никакой морали не будет. Никому нельзя верить, особенно своим — это не очень хорошая мораль, не поучительная. Поэтому ограничимся фактом: командиры и штабы Красной армии нахомутали с "Ураном" сами. А в мемуарах всё свалили на разведку, которая мемуаров по должности оставить не могла.

Пожалуй, если что-то и подходит на роль вывода из всей этой истории, то только одна фраза командира 65-й армии Батова по поводу трагических боёв 24-й армии у Вертячего:

"Историю не следует подправлять, иначе у неё нечему будет учиться".