Капитан Сорвиголова: Как самый смелый и жестокий среди партизан французов бил

Предки Фигнера приехали в Россию в XVIII веке, и первым в роду русских подданных был дед будущего партизана. Отец нашего героя, Самуил Фигнер, выйдя в отставку с военной службы, сделал отличную карьеру на гражданских должностях, став в итоге вице-губернатором Псковщины. Однако отношения с маленьким Александром у Фигнера-старшего не сложились. Отец подвергал отпрыска телесным наказаниям, даже когда тот уже был офицером, а затем юнца определили во 2-й кадетский корпус, где обычно обучались дети дворян победнее. Возможно, из-за этого подросток рос мрачным и приобрёл репутацию человека со странностями.

Впрочем, странности странностями, а учился кадет неплохо. Особую склонность он демонстрировал к языкам — французским и немецким (позднее — ещё и итальянским, и польским) Фигнер не просто отлично владел, но мог выдать себя за носителя языка даже в обществе "соотечественников". Так что в 1805 году его без сомнений прикомандировали к эскадре, воевавшей в Средиземном море. Фигнер служил на Корфу при военном губернаторе. По возвращении оттуда Фигнер отправился служить на очередную войну против Турции. Там он впервые отличился в бою. Во время осады крепости Рущук он ночью измерил размеры крепостного рва, а затем участвовал в тяжелейшем штурме этого же укрепления. Там он получил тяжёлую рану и Георгиевский крест. Ничего особенного по тем временам в этом не было, но тут-то и грянула война 1812 года. Фигнер ушёл по специальности — в артиллерию.

Впервые Фигнер показал себя в арьергардном бою у Валутиной горы вскоре после отхода у Смоленска. Одна из пушек, которой командовал его сослуживец Радожицкий, застряла в грязи. Французы обратили в бегство пехоту и чуть было её не захватили. Фигнер с пистолетом и саблей полез вперёд, собрал полтора десятка беглецов, с которыми притаился в кустарнике. Как только французы приблизились, русские выпрыгнули из кустов как черти из табакерки, а сам Фигнер подбежал к командиру противника, обезоружил, взял за грудки и грозил убить. Как выразился Радожицкий, "офицер спардонился, а шассёры его показали затылки". После этого Фигнер поволок растерянного офицера за шиворот прямо к генералу Барклаю де Толли, который находился неподалёку. Тот сразу же произвёл молодого офицера в капитаны.

При Бородине батарея Фигнера осталась в стороне от всех значимых событий. Однако во время отхода от Москвы офицер-артиллерист нашёл себе занятие по душе. Племянник Фигнера позднее вспоминал, что "властолюбие и жажда чего-то необыкновенного были главными двигателями всех его действий" — и теперь он смог удовлетворить обе страсти.

Армия Наполеона, уходя всё дальше в глубину России, попала в неочевидную поначалу ловушку. Коммуникации растянулись. Чтобы доставить к войскам провиант, порох и все прочие необходимые предметы, требовалось преодолеть сотни километров по скверным дорогам. Поэтому Главной квартире пришла логичная идея — воздействовать на коммуникации летучими отрядами и поставить французов в ещё более невыгодное положение. Знаменитая фраза Кутузова из романа "Война и мир" — "Будут они у меня лошадиное мясо есть!", возможно, и не произносилась в реальности, но желаемый эффект был именно таким.

Всенародно известный Денис Давыдов только самый знаменитый из полутора или двух десятков отрядов, набросившихся на коммуникации противника. Чаще всего ядром партизанского отряда была регулярная кавалерия, усиленная казачьими частями, и хрестоматийные мужики с картины "Не замай!" выполняли сугубо вспомогательные функции. Крестьянские отряды занимались охраной своих волостей и ловлей мародёров, партизаны же ,в узком смысле, вели террор на коммуникациях, диверсионную войну.

Именно такой отряд решил возглавить Фигнер. Ещё при оставлении Москвы он, переодевшись мужиком, вёл разведку и якобы даже налёты на мародёров. Он даже хотел убить Наполеона, но императора хорошо охраняли. "Старые ворчуны" гвардии не пропустили подозрительно выглядящего "мужика", так что он чуть не погиб сам. Часовой у Спасской башни двинул Фигнера в грудь прикладом, а затем ему учинили допрос, для чего он так стремится в Кремль.

Однако функции разведчика Фигнер выполнял блестяще. Исполняя роль туповатого крестьянина, диверсант прислуживал офицерам и внимательно слушал, о чём говорят у костров. Благо, всеми основными языками многонациональной Великой армии он владел в совершенстве. После этих приключений Фигнер вернулся в ставку в Тарутино. Возвращение выглядело своеобразно: он вызвался под личиной крестьянина послужить проводником французским вестовым, которых привёл на казачий пикет. Успех разведки и личная благосклонность к Фигнеру Алексея Ермолова, возглавлявшего штаб, предопределили дальнейшее: Фигнеру велели скомплектовать свой отряд.

Фигнер отличался своеобразным подходом к кадровому вопросу. К небольшому регулярному ядру он присоединил многочисленных дезертиров и мародёров, которых вдохновил обещаниями добычи. Этих полубандитов он быстро превратил в слаженную и боеспособную боевую единицу, к немалому удивлению сослуживцев. Удивительно, насколько быстро он умел найти общий язык с самыми разными людьми — "золотая рота" подчинялась ему беспрекословно, вчерашние бандиты блестяще выполняли приказы. Более того, он даже включил в отряд нескольких пленных — правда, те вскоре дезертировали и отправились своей дорогой.

Кроме солдат и дезертиров Фигнер активно привлекал к малой войне крестьян и добивался того, чтобы его разношёрстное войско действовало как одна рука. Ермолов острил по этому поводу, что, когда бойцы Фигнера возвращались с вылазок, из-за этой "разноцветной шайки" штаб напоминал вертеп разбойников. Заметим, к слову, что партизаны стали всеобщими героями далеко не сразу. Кое-кто считал, что должность партизанского командира — это унижение. Фигнер же пошёл дальше всех.

Денис Давыдов — главный соперник Фигнера по славе и успехам на партизанском поприще — настаивал, что партизанский лидер — это офицер регулярной армии в специфических условиях и все законы и обычаи войны распространяются на него. Большинство командиров придерживались схожего мнения. Однако Фигнер полагал, что на такой войне правил быть не может и партизанский командир должен использовать любые средства, включая не самые почтенные. Павел Граббе, сам партизан, вообще в сердцах заметил, что Фигнер скорее разбойничий атаман.

Однако результат "разноцветная шайка" давала блестящий. Главной ударной силой Фигнер сделал собственную персону. Типичная диверсия выглядела следующим образом: Фигнер приезжает на аванпосты, распекает караульных за невнимательность и сообщает, что там, где сроду никого не было, стоит сильный русский отряд, зато он знает безопасную дорогу. Само собой, дозор или обоз, отправившийся "безопасным" путём, въезжал прямиком в засаду. Этот стиль диверсий быстро сделал Фигнера исключительно популярным, причём прославлявшие его люди даже не всегда твёрдо знали его фамилию. В письмах значился и как "Капитан Финкен", и как "капитан Вагнер".

Такие акции, разумеется, требовали тщательной подготовки. За Фигнером ездил специально назначенный казак, "гардеробмейстер" со множеством мундиров. Однако, само собой, залогом успехов был не только удачный маскарад. Отряд Фигнера действовал исключительно дерзко и вёл бой грамотно и организованно. Характерна ремарка одного из его офицеров по поводу ещё одного легендарного партизана, Сеславина: "Хотя Сеславина, пока тут посидели, мы полюбили, но мы, фигнерцы, на сеславинцев смотрели очень свысока, как великаны на пигмеев".

Отважный капитан сам сделал многое для своей славы. Он был чрезвычайно честолюбив и не упускал случая расписать свои подвиги. Ему же принадлежит байка о якобы назначении Наполеоном награды за его голову: кроме слов самого Фигнера этому слуху нет подтверждений. Отправляясь в рейд, он никогда не забывал сказать несколько патетических слов и произнести страшную клятву. Впрочем, ему было что приукрашивать: на пике активности отряд приводил целые партии пленных каждый день. Один из отрядов он разоружил буквально на виду у крупных сил противника.

Именно с этим этапом, малой войной осени 1812 года, связана самая мрачная страница одиссеи Фигнера. Его чрезвычайную жестокость к пленным отмечали очень многие. Особенно выводили из себя его эскапады Давыдова. Денис Васильевич с негодованием писал: "Когда Фигнер входил в чувства, а чувства его состояли единственно в честолюбии и самолюбии, тогда в нём открывалось что-то сатаническое… когда, ставя рядом до ста человек пленных, он своей рукой убивал их из пистолета одного после другого".

Судя по мемуарам других участников войны, Фигнер действительно и рубил, и вешал, и расстреливал пленных. "Развешал их по соснам, как ветчину на солнце", — описывал одну из таких историй офицер его отряда Бискупский — в целом, кстати, симпатизировавший своему командиру. Сам Фигнер, к слову, признавал эту черту характера и как-то обмолвился о Сеславине: "Он достойнее меня, на нём нет столько крови", — однако его отношение к неприятелю исчерпывалось тезисом "Все французские собаки должны умереть".

При этом он проводил сегрегацию пленных: хуже всего приходилось "природным" французам и полякам, но к немцам, голландцам и итальянцам он относился великодушно и даже помогал деньгами, чтобы облегчить жизнь в плену. Причины этой дикой ненависти к французам так и остались неизвестны. Бискупский подозревал, что тому есть какие-то личные резоны, но Фигнер "уклонялся молчанием". Офицер мог только строить догадки в мемуарах: "Я и сегодня помню свою подозрительную тогда мысль. Странно, подумал я. Отчего бы не сказать этой причины. Быть может, один какой-нибудь француз в России не в войне где-нибудь жестоко оскорбил его или его семейство, из родных близкого или близкую, до такой степени, что он готов всех вырезать в отмщение".

Как бы то ни было, война продолжалась. Одной из самых знаменитых акций Фигнера стало уничтожение — совместно с отрядами Давыдова, Сеславина и Орлова-Денисова — бригады генерала Ожеро в селе Ляхово. "Звёздная команда" русских партизан блокировала бригаду в селе и после многочасового боя заставила сложить оружие. Фигнер сыграл типичную для себя роль в этой истории. Поздно вечером он явился на переговоры к Ожеро и убедил, что надежды на спасение нет, вокруг многочисленная русская армия и в интересах самого генерала поскорее сдаться.

Ожеро вполне мог продержаться хотя бы до утра, но Фигнер действительно умел обаять и убедить даже генерала. Именно капитана отправили с сообщением об этой победе к императору. Фигнер воспользовался этой оказией занятным образом. Его тесть, псковский губернатор Бибиков, попался на растрате, и мать Фигнера протестовала против брака с девушкой из семьи, пользующейся скверной репутацией. Фигнер женился без благословения родителей, но теперь попросил помиловать старика. Александр I выслушал просьбу с кислой миной, но чего не сделаешь для героя — Бибикова отпустили, а Фигнер уехал уже подполковником.

В Главную квартиру Ермолов вернулся уже за рубежом. Шёл Заграничный поход русской армии.

Самое поразительное приключение Фигнера произошло в 1813 году в осаждённом русскими Данциге. Наш герой решил проникнуть в город и поднять восстание против французов. Здесь его поджидало полное фиаско. Сначала всё шло хорошо. Он переоделся итальянцем, которого ограбили казаки, и сумел отбрехаться от допросов после нескольких недель, проведённых в городской тюрьме. Однако внутри оказался сильный гарнизон, а полиция несла службу чётко. Здесь Фигнеру очень помог его опыт жизни в Милане в юности. Он в деталях описал дом, в котором там жил, как якобы свой и семью, у которой гостил, как своих родственников. Он сумел оправдаться благодаря тому, что в Данциге нашёлся и настоящий миланец, подтвердивший, что всё описанное Фигнером существует в действительности.

Однако у горожан никакого энтузиазма его тайные планы не вызвали. Фигнер решил выбраться из города и для этого нашёл удивительный способ. Фигнер явился к коменданту, французскому генералу Раппу, и произнёс прочувствованную бонапартистскую речь. Рапп растрогался, а Фигнер сумел убедить француза, что готов исполнить любое опаснейшее поручение. В результате, как ни поразительно, Фигнера послали с депешами к Наполеону, которые он, разумеется, сдал русским, покинув город. Восстания он поднять не смог, но подробно описал численность и боеспособность гарнизона, так что эта дерзкая выходка не осталась бессмысленной. За шпионскую операцию в Данциге Фигнера произвели в полковники и оставили при Главной квартире.

Однако неистощимый на выдумку партизан и диверсант наконец пришёл к идее, на которой свернул себе шею. Фигнер носился с идеей создать отряд из итальянцев, чтобы вырвать из рук Наполеона Апеннины. Сам он хотел ни много ни мало стать вице-королём страны. Затем Фигнер обратился к похожим планам в отношении Вестфалии — крупного германского княжества. Даже недолюбливавший Фигнера Давыдов отдавал дань масштабу задумки. Увы, но авантюра в Данциге ничему не научила партизана-притворщика. Фигнер на всех парах рванулся к миражу. Он просто не сумел оценить свои шансы на успех во главе наскоро сколоченного и не проверенного в боях отряда.

В июне 1813 года Фигнеру разрешили создать подразделение из пленных испанцев и итальянцев. Получившийся отряд назвали "Легионом мести". Он состоял из 326 русских — гусар и казаков — и 270 бывших пленных в качестве пехоты. С ними он планировал взбунтовать земли Германии против Бонапарта.

Фигнер "в синем плаще и в медвежьей шапке скакал на серой лошади: эмалевый образ Св. Николая Чудотворца на груди его выказывался из-под мундира до половины; рукою крепко держал он обнажённую саблю; во взорах его сверкала отважность, а на бледном лице выражалось негодование. Этот воинственно-романтический вид его запечатлелся живо в моей памяти", — писал давний товарищ и сослуживец Фигнера Радожицкий о том, как увидел партизана в последний раз.

Фигнер ушёл слишком далеко от основных сил, а его отряд был слишком ненадёжен. 11 октября 1813 года отряд Фигнера заночевал на левом — западном — берегу Эльбы. На рассвете его неожиданно атаковали крупные силы французов. Фигнер переоценил боеспособность бывших пленных: французская конница легко смяла их посты. Бой принял отряд мариупольских и белорусских гусар, они отогнали противника, но взошедшее солнце осветило многочисленную французскую армию. Шанс пробиться ещё был, но итальянцы начали разбегаться и бросать оружие. Оставленный разом чуть ли не половиной отряда Фигнер бросился в Эльбу, уже раненый. Его тела так и не нашли. Один из самых ярких партизан 1812 года пропал без вести. Он сделал из своей жизни авантюрную легенду и умер так, как положено легендарному герою, — в бою против превосходящего врага и самой реальности, не оставив ни вести, ни даже трупа.