"Не нужны нам миллионы Тулеева, верните наших детей"

Воскресным утром Михаил повёл свою пятилетнюю дочь Сашу на аттракционы. Он стал отцом относительно рано — вчерашний студент — и каждый день, проведённый с ребёнком, открывал ему что-то новое. Вот и сегодня они направлялись в маленькое приключение, пусть и в давно знакомый торговый центр "Зимняя вишня". Саша очень любила карусели и батуты, а Миша щёлкал её на камеру мобильника, чтобы запечатлеть в цифровой памяти счастливые моменты. Пару часов спустя его мобильник превратился в расплавленный кусок пластмассы, а сам парень задохнулся дымом и сгорел. Его дочь постигла та же участь.

Родные Саши ни с кем не разговаривают — ни с журналистами, ни с психологами Центроспаса. Сильнее слов говорят их лица: пустое выражение, отрешённый, расфокусированный взгляд. Прикушенные губы. Подходить и разговаривать бесполезно.

— Когда человек плачет, это хорошо, — объясняет мне безумно уставший эмчеэсовец из оперативного штаба. — Это значит, эмоциональная реакция есть. Значит, человек уже вроде бы как принял происходящее и теперь потихоньку начинает с ним уживаться. Хуже, когда они молчат, замыкаются. Это значит, что либо не осознали утрату, либо их потом накроет.

Глаза родных Миши совершенно сухие, а лица — без эмоций.

В зале 7-й школы, куда привели пострадавших и родственников погибших в "Зимней вишне", вообще слёз мало. В основном — почти полная тишина. В школьном спортзале сидят группками люди. Им выдали пледы. По залу ходят психологи и предлагают всем воды, пытаются разговорить. Получается плохо.

В ряд вдоль стен сидят оперативники. Тут же — столы, за которыми психологи и сотрудники скорой помощи. У дальней стены, где шведская стенка, — составленный из школьных парт стол, за которым сидят трое врачей. Как трибунал. Трибунал, который выносит родственникам страшный приговор: ваш ребёнок найден мёртвым.

Только одна женщина, уже пожилая, заплакала навзрыд. Даже не заплакала — завыла, страшно и громко. К ней тут же подбежали двое психологов Центроспаса.

Время в спортзале становится дискретным, дробится на отдельные кадры. Бабушка неожиданно для окружающих перестаёт плакать. У неё подкашиваются ноги, и она оседает на руки психологов.

Вот другой кадр: какой-то парень спускается по лестнице в спортзал, но не доходит. Он бессильно опирается кулаком о дверной косяк и делает судорожный вздох.

Другой мужчина в годах размашистыми шагами меряет коридор, заложив руки за спину.

На фоне этой тишины куда громче воспринимается треск догорающих перекрытий и матерки спасателей, когда выходишь на улицу. Хлопья пепла вылетают оттуда, где раньше была крыша, и падают полицейским и спасателям на головы. У самого ТЦ стоят только силовики в оцеплении. Утренние сумерки делают картину ещё серее и бесцветнее.

Первое, что замечаешь при подходе к торговому центру, — дымный чад: он бьёт в нос так, что горло сразу начинает першить, хочется уйти подальше и глотнуть свежего воздуха. Тяжёлый запах дыма и гари — москвичи, пережившие лето 2010-го и лесные пожары вокруг столицы, могут представить себе одну десятую этого запаха. Он повсюду в радиусе пары сотен метров от "Зимней вишни".

Сложно представить, что творится внутри развлекательного комплекса. Двое спасателей, забежав в штаб, ломятся в туалет и натужно кашляют. И это несмотря на защитные маски и кислородные баллоны.

Бросаются в глаза колонны труповозок, в ряд выстроившихся вдоль перекрытого проспекта. Торговый центр горел изнутри и проваливался внутрь себя же. Стены огонь не тронул. Так что передняя, парадная сторона "Зимней вишни" выглядит почти как обычно, словно вот-вот раскроются двери и впустят в себя новые потоки горожан. На самом же деле внутри "Зимняя вишня" чёрная, оплавившаяся и раскуроченная. Как гнилая ягода — на вид вроде цела, а вскроешь — внутри чернота.

Из этой черноты несколько часов назад выпрыгивали дети на улицу, чтобы спастись от огня. Взрослые растягивали покрывала под окнами. Одного 12-летнего мальчика вытолкнул из узенького окна отец, а дочь и жену не успел. Второй паренёк выпрыгнул сам, но ударился о козырёк — его не спасли.

Кемеровчане как могли помогали людям из ТЦ до приезда спасателей.

— Прохожие забегали в "Вишню", помогали вытаскивать людей из огня, — говорит очевидец Олег. — Добегали до второго этажа, дальше уже дым. Растаскивали машины с парковки, чтобы аварийкам освободить место. Таксисты работали бесплатно.

Только охранники самого ТЦ делали всё, по словам очевидцев, чтобы жертв было больше: они перекрывали лестницы и не давали детям и взрослым спуститься вниз.

— Дочь моя была там с подружкой. Они решили пойти играть на четвёртый этаж в автоматы. Зашли, начали подниматься, там их встретил огонь, дым, пожар — они начали убегать. Их не пропускали охранники, — рассказывает мама девочки, которая была в "Зимней вишне" в момент пожара.

Её слова подтверждают и другие посетители.

— Они просто не давали пройти никому, перекрывали проходы, — отмечают они.

— Да кто там живой останется, в таком дыму? — горячится тётя Ася, заочно споря с губернатором Аманом Тулеевым, который, выступая перед журналистами, заявил о поиске пропавших без вести. — Погорели уж все, поди. Кто ж их так проверял? Это не проверяющие, это враги народа!

Тётя Ася живёт в маленьком посёлке Трещевский за полсотни километров от Кемерова. Здесь с 1942 года был конный завод, который давал работу и зарплату всем жителям. Местные называют его просто Трещун.

Весь пятый класс местной школы приехал в "Зимнюю вишню" смотреть фильм — кажется, "Шерлок Гномс". И почти весь класс не вернулся.

Подруга тёти Аси работала в торговом центре в ювелирном магазине. Ей повезло, что её точка расположена на первом этаже, — женщина успела выбежать вместе с потоком. Дети бежали ей навстречу толпой и кричали. Она ещё подумала, мол, куда же они так несутся. А потом увидала, что дети все чёрные — от копоти…

Вместе с детьми погибли и взрослые. Немногим трещёвским удалось выбраться.

— Завуч там была, обгорела, но выжила, — рассказывает Валентина, другая жительница посёлка. — Непонятно только, что она-то там делала.

Что там делала завуч, знает глава сельского поселения Владимир Евдокимов.

— Отвезти детей в "Зимнюю вишню" решили на родительском собрании, — рассказал Лайфу Евдокимов. — Хотели экскурсию им устроить. Развлечение… Детям ведь развиваться надо, а здесь у нас из развлечений клуб да библиотека.

Классная руководительница Оксана Евсеева, говорит другая жительница посёлка, частенько организовывала подобные поездки — уже много лет. Учительница вышла из кинотеатра, оставив детей смотреть фильм.

— Она все глаза себе выплакала. Она простить себе не может. Ну кто же знал, что подобное произойдёт?! — сетует Алина из Трещуна. — Ну она не хотела эти мультики смотреть детские. Никто же и предположить не мог, что детей закроют на ключ.

Посёлок разделился на два лагеря: одни винят классную руководительницу в смерти детей, другие оправдывают — дескать, с ними были и родители ещё. Мы идём на окраину посёлка — именно здесь живёт учительница. Дверь открывает средних лет невысокая блондинка с заплаканным, серым лицом. Пытаемся поговорить с ней о событиях минувших суток.

— Спрашивайте у родителей, — отрезает Евсеева и скрывается за дверью.

Ученица пятого класса трещевской школы Вика (имя изменено) в это воскресенье с отцом и одноклассницами поехала на экскурсию в ТЦ. Как рассказали Лайфу местные, Сергей сумел чужого ребёнка спасти, а свою Вику не успел.

— Она такая добрая была. Интересовалась всем всегда, — говорит Яна, она тоже живёт в посёлке и знала Вику. — Я теперь не могу нашим в глаза смотреть, потому что меня это не коснулось. Виноватой себя чувствую.

Виталия мы встречаем недалеко от дома учительницы. Он бредёт, такое ощущение, без цели и сам не знает куда.

— Не нахожу себе места. У меня племянница там погибла. Девочки звонили маме, говорили, что не могут выбраться — двери заперты. Кто за это ответит? Тулеев обещает нам миллион — да не нужны нам его деньги, пусть детей вернёт...

Георгий, ещё один житель посёлка, потерял в пожаре внучку и правнучку. В глазах слёзы, кулаки сжаты. Если бы сейчас здесь появился Тулеев или кто-то из владельцев торгового центра, также пообещавший денежную компенсацию родственникам погибших, наверняка они живыми бы не ушли.

— Что миллион, что три — зачем мне они. Я что, ими верну моих малышек?