Шпионский мост. Как Абеля на Пауэрса меняли

Утром 10 февраля 1962 года Глиникский мост между Западным Берлином и ГДР пересекли два человека. Один — утончённый интеллектуал и разведчик экстра-класса из Советского Союза с извилистой судьбой. Другой — простецкий парень-авиатор из американской глубинки. Оба они были солдатами войны, которую без большой крови, но с величайшим напряжением вели Советский Союз и США на протяжении десятилетий. Оба они — Гэри Пауэрс и Рудольф Абель — стали знаковыми личностями холодной войны. В Германии их пути пересеклись на несколько минут, но эти минуты вошли в историю.

Рудольф Абель — не самое обычное имя для советского гражданина. Это и был псевдоним. Впрочем, и настоящее имя, и происхождение разведчика тривиальными не назовёшь. Вильям Фишер появился на свет в английском Ньюкасле в семье политических эмигрантов из России. Отец будущего разведчика был немцем-революционером из Ярославля, мать тоже имела радикальные убеждения. Вдобавок оба были фанатами Шекспира, поэтому и сына назвали в честь великого драматурга.

Юный Фишер рано проявил множество талантов — в математике, музыке, рисовании... Среди прочих его талантов числились языки: Фишер свободно изъяснялся на немецком и французском, а его английский был безупречен. Склонность к языкам и предопределила будущую карьеру.

В 1920 году Фишеры вернулись в Россию, уже советскую. Вильям работал сначала переводчиком в Коминтерне, затем в НИИ ВВС Красной армии, а в 1927 году на него обратили внимание в разведке. Об этом периоде жизни Фишера мало что известно, однако в 1938 году его уволили из органов без объяснения причин. Опала продлилась недолго — в 1941 году Фишер возвращается в разведку. Именно в этот период он познакомился с Рудольфом Абелем, чьё имя позднее будет использовать в качестве псевдонима. Во время войны Фишер участвовал в очень успешных и остроумных операциях, однако в действительности его час пробил, когда разбитая Германия капитулировала и пришло время тайного противостояния сверхдержав.

Первые годы после Второй мировой войны были временем чрезвычайной неустойчивости для Советского Союза. Страна только что выиграла войну, социалистический блок находился на подъёме. Но потери ужасали, уровень жизни рухнул, а впереди маячила перспектива новой войны. После Фултонской речи Черчилля, открывшей холодную войну, Москва не ожидала ничего хорошего от бывших союзников по антигитлеровской коалиции. Однако США и западная коалиция имели очевидное преимущество. Они располагали ядерным оружием. В случае глобального конфликта СССР без атомной бомбы мог бы разве что дорого продать жизнь.

Именно добычей ядерных технологий и занялись советские разведчики. С 1948 года Фишер возглавил нелегальную резидентуру в Соединённых Штатах. Его способности к языкам позволили ему жить в США по фальшивым документам, а способности к живописи дали превосходное прикрытие — фотостудия и мастерская художника не вызывали особых подозрений.

Фишер работал с группой агентов, действовавших в святая святых американской ядерной программы — ядерной лаборатории Лос-Аламос. В разгар шпиономании в США под носом у американских спецслужб работала эффективная разведывательная сеть, позволившая Советскому Союзу ударными темпами сократить отставание в ядерной гонке. Однако она провалилась в 1957 году, и провалилась совершенно неожиданным и обидным образом. Один из связников Фишера получил сообщение об отзыве в Советский Союз. Этот офицер явно расслабился и утратил хватку, так что его решили вывезти на родину. Однако, зная за собой грешки, связник перепугался, решил, что его вывозят для расстрела, и пошёл сдаваться американцам. В результате один из ценнейших резидентов Советского Союза был захвачен агентами ФБР.

Супершпион остался собой даже в таких условиях. Фишер ухитрился уничтожить шифроблокнот и не отправленную в центр записку, а затем ушёл в глухую оборону. Доказательств шпионской деятельности хватало — в его комнате было найдено много разнообразного оборудования и письма жене и детям в СССР. На допросах он не сообщил даже реальную фамилию, назвавшись Рудольфом Абелем (реальный Абель к тому моменту уже два года как умер). Именно под этим именем он и вошёл в историю.

Процесс "Абель против США" стал одним из самых громких в эпоху холодной войны. Абель сумел произвести впечатление. Олимпийское спокойствие на безнадёжном суде импонировало наблюдателям. И это при том, что ему грозил электрический стул. Огромную роль в предотвращении худшего сыграл адвокат, защищавший Абеля, — Джеймс Донован. Этот Донован был одним из любопытнейших лиц холодной войны. Во время Второй мировой он служил в УСС — организации, наследником которой было ЦРУ США. В 1950 году он занялся частной практикой, но связи в спецслужбах и соответствующие навыки сохранил. Однако свои обязанности защитника он исполнял честно. К концу процесса Абеля с Донованом связывал уже не только суд, но и искренняя взаимная симпатия и дружба. Одним из самых веских аргументов, прозвучавших на суде, стала реплика Донована: в такой ситуации, как Абель, может оказаться и американец в Советском Союзе. Суд прислушался к этому доводу: Абель получил 30 лет тюрьмы вместо смертной казни.

В заключении супершпион коротал время, занимаясь математикой, изящными искусствами и обучая заключённых французскому языку. Он был уже не юноша и вряд ли увидел бы небо за пределами тюремного двора, если бы ему пришлось сидеть полный срок. Однако уже некоторое время спустя жизнь подтвердила правоту его адвоката.

Гэри Пауэрс не собирался спасать Абеля-Фишера от смерти в заточении. Он просто выполнял боевую задачу. США регулярно вели разведывательные полёты над Советским Союзом. Высотные самолёты-разведчики U-2 благодаря огромному потолку позволяли не опасаться истребителей и зенитных ракет… до поры до времени. В крайнем случае предполагалось, что самолёт развалится, а лётчик погибнет. Пауэрс даже получил иглу, пропитанную сильнодействующим ядом, — чтобы покончить с собой при необходимости.

Полёты были чрезвычайно изматывающими: U-2 был сложной в управлении, требующей внимания машиной. Тем более предстояло пролететь тысячи километров с аэродрома в пакистанском Пешаваре до Норвегии. Однако Пауэрс был опытным пилотом, не первый год летал на этом самолёте. Он ожидал выматывающей, но в целом безопасной миссии. Однако уже южнее Душанбе U-2 засекли.

1 мая 1960 года самолёт Пауэрса пересёк границу и начал углубляться в воздушное пространство СССР. О прибытии "гостя" известили лично Хрущёва. Генсек постоянно звонил, чтобы узнать, сбит ли американец. Поначалу Пауэрса пытались перехватить истребителем, лётчик даже имел приказ таранить U-2. Подняться на нужную высоту не вышло. Однако над Свердловском самолёт ждали зенитчики на новейшем по тем временам ЗРК "Десна". В 08:52 ракета зенитного комплекса взорвалась позади самолёта, изрубив хвостовое оперение и крылья. Пауэрс начал падать. Он терпел до высоты 10 километров, а затем прыгнул с парашютом. К сожалению, зенитчики продолжали палить и успели уничтожить ещё и один из советских истребителей, поднятых на перехват. Лётчик Сергей Сафронов погиб. Как бы то ни было, Пауэрс находился на земле. На советской земле.

При захвате он не оказывал сопротивления, на допросах вёл себя спокойно и отвечал на заданные вопросы. Интересно, что на сотрудников советских спецслужб он произвёл такое же хорошее впечатление, как Абель на американцев, — по мнению офицеров КГБ, это был простой честный парень. В это время в Штатах начали испытывать понятное беспокойство. Однако представители СССР хранили гробовое молчание, ожидая, когда американцы подставятся. Вскоре это произошло. Сначала американцы осторожно объявили, что пропал самолёт метеорологической службы. Хрущёв тут же объявил, что самолёт сбит, но не стал уточнять, что лётчик жив и даёт показания. Госдепартамент уже более уверенно начал настаивать, что русские сбили невооружённый гражданский самолёт, а если на нём и была фотоаппаратура, она требовалась исключительно для съёмок облачных фронтов. Тогда генсек зашёл с козырей и публично объявил, что лётчик жив и находится в СССР.

Разразился грандиозный скандал, отношения между СССР и США резко охладели. Однако теперь предстояло решить, что делать дальше. Пауэрса приговорили к десяти годам заключения, но американцы, конечно, не хотели, чтобы он отсиживал весь срок.

Идея выменять Пауэрса на Абеля пришла в головы по обе стороны Атлантики довольно скоро. Со стороны США переговоры об обмене вёл вездесущий Донован. Однако тут-то и возникла специфическая проблема. Пауэрс был, как ни крути, просто воздушным рабочим холодной войны, пусть и квалифицированным рабочим. К тому же русские успели узнать от него всё, что имело смысл узнавать. С точки зрения Донована, для размена на суперагента он был неважной валютой. Однако вскоре был найден ещё один человек, необходимый, чтобы уравновесить чаши весов.

В ГДР в это время сидел в камере, ожидая суда, студент из Йельского университета Фредерик Прайор. Он писал диссертацию по экономике в Восточном Берлине и в процессе сунул нос куда не следует. Теперь Прайор был арестован, и Донован решил попробовать обменять двоих на одного. Другой проблемой стало нежелание СССР напрямую под своим именем участвовать в обмене.

Советский Союз настаивал, что Абель не имеет отношения к разведке, и работа по освобождению нашего шпиона велась негласно. ГДР отлично выглядела в качестве страны-посредника. Однако советская разведка была весьма заинтересована в вызволении своего человека. В США отправили несколько писем, якобы от лица родственников Абеля, которые в действительности адресовались не самому Абелю, а американским спецслужбам. Им намекали на возможность контакта. Именно так легализовали контакты: от США пришло уведомление, что интересы Абеля/Фишера представляет Донован и обращаться следует к нему. Вскоре состоялся очный контакт. Донован оговаривал условия освобождения с советским дипломатом Иваном Шишкиным. В ходе переговоров возникла заминка: восточные немцы подозревали Донована в двойной игре и попытке выменять двоих на одного тихой сапой. Однако при посредничестве советских представителей эту проблему разрешили.

Местом обмена назначили мост Глинике между Западным Берлином и ГДР. Там собирались менять Абеля на Пауэрса, студента Прайора ГДР одновременно согласилась выпустить через другой КПП.

Обе стороны изрядно нервничали. Обмен проводился без прессы, сторонних наблюдателей и огласки. С каждой стороны подъехало по четыре автомобиля с людьми и рациями. На мост вышли Донован и Шишкин. Около двадцати минут пришлось ожидать, пока придут сведения о переходе границы Прайором. На мост пошли по три человека: сами разведчики, по одному человеку, лично знающему Пауэрса от американцев и Абеля от русских, — для опознания, и, наконец, по официальному представителю. Короткое опознание — без неожиданностей. Оба шпиона пошли навстречу друг другу по полотну моста — и несколько секунд, как писал очевидец, внимательно друг друга разглядывали. А затем американский и советский разведчики разошлись, чтобы больше друг друга не видеть.

Вильям Фишер вернулся в Советский Союз и получил орден за свои успехи в разведке. Позднее работал в разведке на преподавательской должности. Из СССР он прислал Доновану подарок, который можно смело назвать утончённым, — старинные издания комментариев к Кодексу Юстиниана на латыни. Больше они не встречались. Фишер умер в 1971 году, уже пожилым человеком.

Донован продолжал работать на разведку США. Его таланты переговорщика пригодились ещё раз уже скоро, когда потребовалось договариваться с кубинцами об освобождении людей, захваченных во время неудачной операции ЦРУ в заливе Кочинос. Он скончался даже раньше Абеля, хотя был намного моложе его, — от сердечного приступа. Пауэрса встретили на родине без малейшего восторга. Ему вменяли в вину то, что он не уничтожил шпионскую аппаратуру на своем самолёте и не убил самого себя. За лётчика пришлось вступаться Аллену Даллесу, директору ЦРУ. Позднее Пауэрс работал на телевидении пилотом вертолёта, и в 1977 году он разбился в авиакатастрофе. А история Абеля и Пауэрса стала своего рода символом холодной войны — схватки под ковром, не совсем, однако, лишённой компромиссов, разума и гуманности.