"Москаль" Скоропадский. Семь месяцев гетмана всея Украины

Павел Скоропадский родился в 1873 году в Германии, где провёл первые годы жизни. Очень далёким предком Скоропадского действительно был самый настоящий гетман — Иван Скоропадский, участвовавший в Полтавской битве на стороне Петра (он стал гетманом как раз после предательства Мазепы). Но было это очень давно, с тех пор Скоропадские давно уже стали частью русской аристократии. Семья была очень богатой, Скоропадские владели огромными землями и были одними из богатейших людей на юге империи.

Воспитательницей маленького Скоропадского была английская гувернантка с весьма специфическими взглядами. Например, она рассказывала ему, что русские — людоеды. И когда он первый раз приехал в Россию (в пятилетнем возрасте) и ехал с дедом, он поинтересовался у кучера, не станет ли он его есть? Эту историю вспоминал сам будущий гетман, признавая, что дед ужасно разозлился, услышав слова внука.

Скоропадский учился в Пажеском корпусе — элитарном учебном заведении для детей высшей аристократии. В годы русско-японской войны Скоропадский был адъютантом графа Келлера, с которым сохранил тёплые отношения, в последние дни существования гетманата он даже приглашал его командовать вооружёнными силами Державы.

К началу Первой мировой войны Павел Скоропадский уже был генерал-майором, а по ходу войны стал генерал-лейтенантом. За месяц с небольшим до февральской революции Скоропадский возглавил 34-й армейский корпус, который впоследствии и превратил его в серьёзную политическую фигуру, с которой приходилось считаться всем.

Дело в том, что после революции армия очень быстро начала разлагаться. Солдаты больше не подчинялись офицерам, не желали воевать, бросали окопы и толпами дезертировали. В этих условиях новое армейское руководство решило заручиться поддержкой обособившихся после революции национальных окраин и начать национализацию частей. То есть формировать из уже имеющихся дивизий и корпусов национальные части. Предполагалось, что объединённые по национальному принципу солдаты станут сражаться гораздо охотнее, чем раньше. Правда, у этой инициативы была и обратная сторона: в случае продолжения политических катаклизмов эти части могли стать основой для независимых национальных армий.

Корпус Скоропадского стал одним из первых подвергшихся украинизации. Предполагалось, что дела на фронте из-за развала армии совсем плохи и, вероятнее всего, немцы вскоре достигнут украинских земель. Поэтому сформированные исключительно из украинцев части позабудут революционный угар и начнут сражаться за свою землю против немцев. Украинизация проводилась просто — русских солдат и офицеров переводили в другие части, а им на смену в корпус направляли солдат и офицеров с Украины. Так 34-й корпус превратился в 1-й Украинский.

До октябрьской революции корпус формально оставался в составе прежней армии, но фактически никакой деятельности не вёл. После того, как большевики захватили власть в стране, Скоропадский отказался выполнять распоряжения нового главковерха, бывшего прапорщика Крыленко, и увёл корпус на Украину, где вскоре Украинская центральная Рада провозгласила независимость страны. А корпус Скоропадского стал одной из основ независимой армии.

Однако отношения между аристократом и царским генералом Скоропадским и деятелями Рады были весьма напряжёнными. В Раде сидели интеллигенты и полуинтеллигенты, неожиданно дорвавшиеся до власти, и в аристократе Скоропадском видели естественную угрозу своему положению. Скоропадский же смотрел на них как на людей, с которыми не о чем разговаривать, ибо они опьянены случайным успехом. Однако до поры до времени стороны нуждались друг в друге. Но по мере "полевения" представителей Рады отношения окончательно расстроились, и Скоропадский ушёл в отставку, покинув свой корпус.

Тем временем началось наступление большевиков на Киев, которые даже ненадолго заняли город. Но помощь внезапно пришла от немцев, которые заключили с РСФСР мирный договор в Брест-Литовске, по которому Украина включалась в немецкую сферу влияния. Большевики покинули страну, им на смену пришли немцы.

Едва укрепившись, немцы начали поиск подходящих кандидатов для администрации. Потому как достаточно быстро поняли, что в Раде не с кем и не о чем разговаривать. Так и возникла кандидатура Скоропадского. Он на удивление хорошо устраивал вообще все стороны. Тот факт, что он был русским аристократом и высокопоставленным военачальником прежней армии, должен был настроить в его пользу русское население городов. А его связь с полулегендарными временами (его предок был знаменитым гетманом) явно должна была заставить симпатизировать ему украинское население. Ну а то, что он родился в Германии и жил там до пяти лет, а также владел немецким языком, делало его удобной кандидатурой для немцев.

Скоропадский в своих мемуарах вспоминал: "Многие товарищи по войне, знакомые, друзья, не находящиеся всё время при мне, не понимали, каким образом Скоропадский, всё время бывший на войне, никогда не занимавшийся политикою, а украинскою подавно, вдруг оказался гетманом всея Украины".

Скоропадский, как уже упоминалось, в тот момент оказался наиболее удобной фигурой для всех слоёв населения. Более компромиссной фигуры было не найти. В ночь на 25 апреля 1918 года прямо из собственной квартиры был похищен банкир Абрам Добрый, через банк которого немцы вели некоторые операции. Как оказалось, за похищением стоял один из сотрудников Министерства внутренних дел, который рассчитывал получить от Доброго крупную сумму за освобождение.

Творившийся бардак переполнил чашу терпения немцев, которые воспользовались удобным предлогом и разогнали Раду силами одной роты. Никого не арестовывали и не били, просто выгнали из здания и велели убираться вон. 29 апреля на съезде хлеборобов на роль руководителя страны был выдвинут Павел Скоропадский. В этот же день была провозглашена Украинская Держава, а Скоропадский стал именоваться гетманом всея Украины.

Приход Скоропадского к власти вызвал невероятное воодушевление. И не только в украинских городах, но и в самой России. Царский генерал, аристократ, генерал-адъютант самого царя. Никто не сомневался, что теперь он наведёт порядок и хотя бы в границах контролируемых им территорий всё станет по-прежнему, как и было до революции. Из России в Киев потянулись люди. В основном офицеры, желавшие предложить свои услуги Скоропадскому, которого многие знали, а если и не знали, то были наслышаны. В Киев перебрался даже барон Врангель, будущий деятель Белого движения. Потянулись и запуганные большевиками интеллигенты.

Поскольку немцы имели с Державой дипломатические отношения и, кроме того, по-прежнему могли оказывать давление на большевиков, при их содействии в Москве и Петрограде появились украинские консульства. Через эти консульства появилась возможность легально выехать из советской России. Разумеется, многие противники большевиков попытались этим воспользоваться. К счастью для них, украинский консул Кривцов сам был русским, к тому же не знавшим мовы, так что он весьма широко трактовал понятие "украинец". Тем, у кого были русские или немецкие фамилии, достаточно было спеть какую-нибудь украинскую песенку или выдумать более-менее убедительную историю про бабушку с Полтавщины. Если же не получалось и это, некоторые сотрудники консульства за определённую мзду могли закрыть на это глаза.

Первым впечатлением беженцев от гетманата был восторг. При Скоропадском было всё почти как раньше. На улицах никого не грабили, поезда ходили по расписанию, чудовищных очередей за продуктами не было. Люди словно возвращались в благословенный 1913 год. Но после того, как люди осваивались на новом месте, восторг утихал. С каждым днём становилось всё понятнее, что всё это только красивая картинка, мыльный пузырь, который вот-вот лопнет.

И этому немало способствовал сам гетман своей противоречивой политикой. Пытаясь угодить всем слоям населения (интересы которых порой были антагонистичны), он добился только того, что настроил всех против себя. Украинские крестьяне хотели земли, да побольше и бесплатно. Русские горожане хотели, чтобы всё было по-прежнему. Русские офицеры желали создать армию для борьбы с большевиками. Украинские радикалы хотели изгнать русских со всех руководящих постов и наконец начать жить по-украински (каждый из них представлял это по своему).

Что же сделал Скоропадский? Никаких уступок или обещаний крестьянам он не дал, а их анархические попытки захвата земель жёстко пресекал, чем вызвал у них глухую злобу и ярость, которые конвертировались в "анархистский потоп", когда чуть ли не в каждом селе появлялась своя банда с батькой-атаманом. Русских горожан настроил против себя демонстративной украинизацией. Русских офицеров, желавших воевать, долгое время к себе не принимал, из-за чего значительная их часть ушла на Дон. Украинских радикалов взбесил тем, что на руководящие должности в аппарате и офицерские должности в армии назначал в основном русских.

Киев буквально был забит офицерами. Почти треть офицерского состава императорской армии оказалась у Скоропадского. Многие считали его монархистом, который соберёт армию, разобьёт большевиков и вернёт старую Россию. Такие сознательно ехали к Скоропадскому на службу, но быстро разочаровывались и уходили на Дон. Впрочем, не все. Некоторые из карьерных соображений оставались. Это порождало скандалы и конфликты. Вчерашние сослуживцы вдруг "забывали" русский язык и принимались говорить на исковерканном суржике (мову знали немногие) с теми, кто говорил по-русски. Те, в свою очередь, демонстративно переходили в разговоре с ними на французский.

Украинизация, объявленная гетманом почти сразу, стала самой серьёзной уступкой Скоропадского радикалам. Он наивно полагал, что, открыв Школу кобзарей, Украинский музей и начав преподавание на мове во всех учебных заведениях, переманит на свою сторону крестьян и успокоит радикалов. Но крестьян это совершенно не интересовало, в сёлах они и без всяких гетманов говорили на мове, их интересовал земельный вопрос. А радикалов такие незначительные уступки тоже не устраивали. Они хотели если и не полного изгнания русских, то хотя бы их полного замещения в государственном аппарате и офицерских рядах в армии. Да и самого Скоропадского они считали "москалём" и "царским генералом".

В свою очередь, украинизация вызвала озлобление офицеров и горожан. В конце концов, гетман, пытавшийся заставить их говорить на мове, и сам не знал её как следует. В одном из писем жене, написанном за несколько месяцев до прихода к власти, он откровенно признавался: "Даниле (сыну Скоропадского) необходимо учить малороссийский, я тоже купил себе книгу и собираюсь, возможно, сделаться украинцем, но, должен честно признаться, не очень убеждённым".

Офицеры также были недовольны тем, что Скоропадский не спешит создавать армию для борьбы с большевиками. Он не препятствовал вербовке офицеров в Белую армию, но и создавать из них национальные части не спешил. Некоторая часть офицеров вступила в армию Державы, но большинство остались не у дел. Создавать из них отдельные части Скоропадский не решался, к тому же явно против этого выступали немцы, которые были согласны только на армию с преимущественно украинскими кадрами. Когда Скоропадский наконец решил воспользоваться их услугами, было уже слишком поздно.

После летних поражений немцев на фронтах Первой мировой чаша весов неумолимо стала склоняться на сторону Антанты. Уход немцев стал вопросом времени. А между тем вся власть гетмана и всё мнимое благополучие держались исключительно на оккупационных немецких силах. Немцы не слишком вмешивались в политику, их главным интересом был относительно стабильный режим, который позволял бы беспрепятственно пересылать в голодающую Германию местное продовольствие. Но сам факт пребывания немцев в Киеве и других крупных городах заставлял противников Скоропадского затаиться до лучших времён.

У гетмана было достаточно времени, чтобы сформировать армию, но фактически этого так и не произошло. По спискам армия достигала 300 тысяч человек, но на деле людей было в несколько раз меньше и они совсем не желали воевать за гетмана против Петлюры, чьи радикальные левые националистические лозунги пользовались немалой популярностью у местных крестьян. Отдельные подразделения армии Державы в полном составе перешли на сторону петлюровцев.

Единственной силой, желавшей воевать с Петлюрой и способной это делать, были русские офицеры. Однако лишь осенью, уже незадолго до своего падения, Скоропадский опомнился и наконец решился сформировать из офицеров-добровольцев небольшой Сводный корпус Национальной гвардии. Но было уже поздно. Часть наиболее непримиримых офицеров уже уехала на Дон к белым, другая часть сильно разочаровалась в гетмане из-за украинизации и отказалась идти на службу. Если они и не испытывали к нему ненависти, то и симпатий явно не имели. В одном только Киеве летом 1918 года насчитывалось до 50 тысяч офицеров. Из них лишь незначительное меньшинство вступило в армию гетмана или в добровольческий офицерский отряд Сводного корпуса. Скоропадский имел немало возможностей, но не воспользовался ни одной из них.

К началу ноября Германия была сокрушена. В стране началась революция, кайзер отрёкся от престола. Время пребывания немцев в Киеве подошло к концу. Сразу же активизировалась Директория Петлюры, которая 14 ноября 1918 года взяла курс на восстание против гетмана. Скоропадский, на протяжении всего своего правления метавшийся между двумя стульями, наконец выбрал одну сторону. Понимая, что украинизация не сработала и Петлюра привлекает местных крестьян куда сильнее его, он попытался переориентироваться на русское население.

14 ноября гетман издаёт "Федеративную грамоту", которая полностью перечёркивает несколько месяцев его правления. В ней Скоропадский заявлял о необходимости воссоединения братских Великороссии (после изгнания большевиков) и Украины на федеративных началах. На краю пропасти гетман внезапно обернулся русофилом. Словно и не он провозглашал независимую Украинскую Державу, произносил речи про многовековое угнетение Москвой и приказывал всем учреждениям перейти на мову всего несколько месяцев назад.

Эти шагом Скоропадский попытался переориентироваться на Антанту, заручившись заодно поддержкой Добровольческой армии. Но руководство белых относилось к гетману весьма прохладно и никакой поддержки не оказало. Антанта в тот момент не видела выгоды в существовании независимой и нестабильной Украины и не поддержала гетмана.

На бумаге гетман располагал армией, для которой петлюровцы вроде бы не представляли никакой угрозы. Но в том и дело, что армия Скоропадского существовала только на бумаге. Украинизированные им части при первом удобном случае переходили на сторону Петлюры, что было вполне логично, потому что он казался им куда более убедительным украинцем, чем царский генерал Скоропадский. "Серожупанная дивизия" в полном составе перешла к Петлюре. То же сделала и Запорожская дивизия под командованием Болбочана. Отдельный отряд сечевых стрельцов во главе с будущим лидером ОУН Коновальцом также перешёл на сторону Директории. Отдельный корпус железнодорожной охраны, обеспечивавший безопасность железных дорог, встал на сторону Директории после того, как его командир генерал-майор Осецкий выторговал у Петлюры место начальника штаба.

Созданная гетманом армия предала его, даже не дожидаясь начала боевых действий. Фактически единственными силами, на которые он мог опереться, были сердюки (Отдельная Сердюкская дивизия, в которую шёл особый отбор по критериям лояльности) и добровольческие отряды русских офицеров. При этом к тому моменту, как петлюровцы подошли к Киеву, сердюки уже лишились боевого духа и по большей части дезертировали. Так что по иронии судьбы власть украинского гетмана (которая уже почти не распространялась за пределы Киева) защищали русские офицеры. Эти события весьма точно описаны в романе Булгакова "Белая гвардия".

Небольшие добровольческие отряды действительно пытались защищать Киев, введённые в заблуждение своим командованием о скором приходе помощи. Штабы уже ничем не руководили, пустив все на самотёк. Штабные офицеры и близкие к Скоропадскому люди спасались бегством кто куда, бросив подчинённых на произвол судьбы. Сам Скоропадский в обстановке строгой секретности был вывезен из города на немецком поезде 14 декабря 1918 года. Гетманат Скоропадского, просуществовавший семь с половиной месяцев, пал почти без сопротивления.

Сам свергнутый гетман осел в Германии, сосредоточившись на написании мемуаров, в которых оправдывался за неудачи и объяснял, что он хотел только хорошего, но его замыслов не понял никто, поэтому гетманат и не устоял.

В середине апреля 1945 года пожилой Скоропадский был тяжело ранен во время налёта авиации союзников и 26 апреля скончался в больнице. Небольшая часть сподвижников Скоропадского времён Украинской Державы, будучи в эмиграции, объединилась вокруг него, что дало начало т.н. гетманскому движению, которое не играло ведущей роли в эмигрантских кругах и пользовалось ограниченной популярностью. После смерти Скоропадского сторонники движения признавали в качестве наследного гетмана его сына Даниила. Однако с его смертью движение утратило почти всех сторонников.