Карнавальная республика. Как государство на пиратстве зарабатывало

Интербеллум, эпоха после Первой мировой войны, был странным временем. Мир не мог отойти от шока недавней чудовищной бойни, по городам скитались измученные ветераны "потерянного поколения" — и одновременно на той же планете пытались воплотить в жизнь самые необычные утопии и построить мир мечты на обломках сгоревшего старого мира. Одним из самых удивительных государств всех времён и народов стала Республика Фиуме — государство, конституция которого была написана стихами, а одной из основных доходных статей бюджета официально значилось пиратство.

Первая мировая война обрушила сразу несколько империй в Европе и Азии. Среди прочих крах потерпела Австро-Венгрия, лоскутное одеяло, где множество народов объединял только скипетр Габсбургов. После капитуляции Центральных держав и распада Австро-Венгрии встал вопрос о том, как проводить границы новых государств. Потрафить всем не получалось никак: взаимные претензии, исторические споры, пёстрый национальный состав — всё это неизбежно приводило ко множеству обид и кризисов в отношениях новых стран.

Одним из камней преткновения стал город Фиуме на побережье Адриатического моря. Пятидесятитысячный Фиуме населяли примерно поровну итальянцы и южные славяне — хорваты и словенцы. Чтобы совсем всё запутать, в составе Австро-Венгрии Фиуме находился под венгерской юрисдикцией. Итальянцы главным образом населяли сам город, славяне — его окрестности. Итальянцы и новообразованное Королевство сербов, хорватов и словенцев (Югославия) бешено спорили о том, кому должен принадлежать город с округой. Дело шло к тому, что Фиуме передадут Югославии.

Однако в тогдашней Италии были популярны идеи "ирреденты" — воссоединения с Италией населённых итальянцами земель за её пределами. Эти призывы нашли отклик и в самом Фиуме. В городе начались демонстрации с призывами присоединить его к Италии. Итальянские военные, находившиеся там после Первой мировой, отказывались покидать город. На улицах начались беспорядки, переходящие в перестрелки с убитыми и ранеными. Город был до передачи югославам оккупирован французами и итальянцами, и теплоты между ними не было.

В этот самый момент в жизнь Фиуме драматически ворвался Габриэле д’Аннунцио.

Поэт, лётчик, пижон и бонвиван, д’Аннунцио с юности отличался страстью к экстравагантным выходкам. Сам он уверял, что появился на свет, когда его мать плыла на корабле во время бури. Это, конечно, была неправда, но удивлять окружающих он действительно начал рано. В 16 лет Габриэле издал свой первый сборник стихов. За поэтические упражнения его чуть не выгнали из школы: изящные метафоры вроде "варварская похоть поцелуев" фрустрировали преподавателей. Зато критиков юный обормот впечатлил.

Дальнейшая жизнь д’Аннунцио выглядела блестяще и беспорядочно: стихи, корреспонденции, романы, пьесы, невероятное количество любовных связей, дуэли. Он женился на юной аристократке, бежавшей ради него из родного дома, — впрочем, через три года семья фактически распалась. А вот интереса к политике д‘Аннунцио до поры не проявлял: он избрался было в провинциальные депутаты, благодаря как обычно ярким патриотическим выступлениям, но стремительно охладел к этому занятию. В общем, до Первой мировой д’Аннунцио вёл образцово богемную жизнь — много зарабатывал, ещё больше тратил, бегал от кредиторов и пополнял донжуанский список. Но в 1915 году поэт, которому уже было за пятьдесят, записывается в армию.

Италия воевала на стороне Антанты — союза России, Англии и Франции. Д’Аннунцио записался в самый романтичный род войск — авиацию. Его стиль войны вызывает в памяти классический девиз "Слабоумие и отвага". Д’Аннунцио регулярно летал бомбить австрийцев, не спросясь у начальства, устраивал вылазки на грани разумного. На летающей "этажерке" он даже бомбил Вену… пафосными листовками: "Венцы! Оцените итальянское благородство. Мы могли бы сбросить на вас тонны бомб, а мы шлём с небес трёхцветный привет" и "Удача поворачивается к нам с железной неизбежностью! Время Германии, которая била, унижала и заражала вас, проходит. И ваше время проходит тоже".

Идею устроить такой же налёт на Берлин всё-таки зарубило командование: топлива на эту эскападу хватило бы, но приземляться пришлось бы на немецкой территории. Во время одного из вылетов он чуть не погиб. При посадке авиатор-поэт получил тяжелейшую черепно-мозговую травму, потерял глаз и едва не лишился второго. Однако худшей трагедией для Габриэле д’Аннунцио — уже подполковника — стало окончание войны. После завершения боевых действий д’Аннунцио отчаянно заскучал, проклиная "зловоние мирной жизни". Заграничные поездки и любовные похождения уже казались ему слишком пресными. К тому же Италия по итогам войны получила куда меньше, чем рассчитывала, и поэт не уставал оплакивать несостоявшуюся империю. Теперь же ему отправили письмо из Фиуме с просьбой возглавить местное сопротивление. Д‘Аннунцио не колебался ни секунды и помчался навстречу судьбе.

Фазан красив, ума ни унции. Фиуме спьяну взял д’Аннунцио.

Эти неласковые строки принадлежат Владимиру Маяковскому. Д’Аннунцио действительно действовал в привычном жанре жизнерадостного безумия. Получив предложение возглавить итальянских повстанцев, он первым делом опубликовал открытое письмо с патетическим воззванием: "Жребий брошен. Когда вы будете читать это письмо, верный город уже будет занят мной. У меня лихорадка, но я выезжаю, так как это необходимо. Жить и благоденствовать не обязательно".

Поначалу в экспедиции приняло участие лишь несколько человек. Однако в местечке Ронки, откуда д‘Аннунцио собрался покорять Фиуме, к нему начали присоединяться новые сторонники. У д’Аннунцио была лихорадка, в бреду он приносил клятвы призракам, его ближайший товарищ Гвидо Келлер пытался добыть грузовики, при этом расхаживал повсюду с черепом, обряженным в чёрную феску ардити — итальянских штурмовиков. Однако этот вооружённый балаган быстро обрастал новыми участниками.

Друзей и просто поклонников у поэта имелось огромное количество, так что на Фиуме выехала целая автоколонна, быстро обраставшая новыми сторонниками. К спорному городу шли десятки автомобилей с 2300 человеками на них. Это были люди самых необычных и разных убеждений, но всегда радикальных: анархисты, итальянские националисты, социалисты — словом, над колонной витала атмосфера лёгкого безумия.

На подходах к Фиуме колонну перехватили итальянские же военные. Встретивший д’Аннунцио генерал Питталуга заявил, что "исполнит свой долг", поэт ответил, что пускай сначала стреляют в него… И итальянские солдаты перешли на сторону д’Аннунцио. Колонна вошла в Фиуме без единого выстрела. К ней присоединялись уже находившиеся в городе военные, союзный контингент был заперт в казармах. Фиуме мгновенно и при полном восторге жителей пал. Д’Аннунцио въехал в город в открытом "фиате", усыпанном лепестками роз.

Фиуме провозгласили независимой республикой, д’Аннунцио стал команданте — комендантом города. О своём назначении он узнал, поднятый с постели, где пытался отоспаться. Как ни странно, поэт действительно не собирался провозглашать себя правителем, но его уже тащили на трибуну, откуда новоиспечённый правитель провозгласил патетическую речь.

12 сентября 1919 года сумасбродная Республика Фиуме стала реальностью.

Начало выглядело просто завораживающе. В Фиуме съезжались всё новые добровольцы со всей Италии, некоторые дезертировали из армии прямо с самолётами и кораблями. Однако быстро выявилась первая проблема. Дело в том, что Фиуме блокирован со всех сторон, в том числе регулярными войсками Италии. Провианта нет, и в окрестностях продовольствие тоже не производится в достаточном количестве — вокруг горы. И тогда д’Аннунцио распоряжается ввести продовольственные карточки и — одновременно — переходить к пиратству. Корабли, включая боевые, перешедшие на сторону Фиуме из итальянского флота, устремляются в море за едой.

Тем временем Фиуме покидали слишком малочисленные, чтобы сопротивляться, союзные войска — англичане и французы. Д’Аннунцио выдворил их с почётом, но добрые граждане не разделяли его галантности и метали в колонну интервентов гнилыми фруктами.

Рим оказался в глупейшем положении: в народе-то д’Аннунцио и фиумские идеалы свободы пользовались бешеной популярностью и Италия просто не могла устроить карательную экспедицию без риска утратить управление войсками. Президент США Вильсон был в ярости, но тоже пока воздерживался от активных действий, без особого напора действовал и Белград. Фиуме был блокирован, но штурмовать его не штурмовали.

Так что д’Аннунцио мог до поры резвиться. Конституцию написал сам команданте — стихами. Правда, в итоге её всё же переписали прозой, но она всё равно вышла полной романтических пожеланий и просто благой чепухи. Власть объявляет себя "децентрализованной, чтобы обеспечить гармоническое существование всех составляющих элементов общества", и практически отказывается от насилия внутри "страны" — худшим наказанием считается изгнание из республики. Зато в основном законе указано обязательное всеобщее обучение музыке. Благородному искусству вообще уделяли много внимания. Конституция, например, содержала такие пассажи:

Во всех коммунах организуются хоры и музыкальные ансамбли.

В городе Фиуме коллегия эдилов обязуется возвести ротонду по крайней мере на десять тысяч мест, в форме амфитеатра и со сценой, достаточно обширной для оркестра и хора.

Большие музыкальные празднества должны быть совершенно безвозмездными для всех.

Хлеба недоставало, зато раздавали кокаин. Налоги отменялись. Главной национальной идеей объявлялась Красота. Управлять республикой в текущем режиме должны были профессиональные корпорации, а принимать ключевые решения — "аристократы духа", "силы прогресса и приключений". Гарантировались всеобщие права вне зависимости от пола, расы и веры, бесплатное начальное образование и минимальная оплата труда.

Пока команданте занимался законотворчеством, в Фиуме съезжались разнообразные колоритные личности: лётчики, моряки, радикальные философы, деятели искусств и просто маргиналы, контрабандисты, женщины лёгких нравов, аферисты и тому подобная публика. В Фиуме праздновали каждый день, продовольствия становилось всё меньше, зато вина всё больше.

Кабинет министров был под стать вождю и публике: министром иностранных дел был бельгийский поэт-анархист Леон Кохницкий. Его первой акцией стало создание Лиги угнетённых Земли. Правда, откликнулись в основном такие же странные группировки, типа крестьян-повстанцев в Мексике и каталонских сепаратистов. Министр финансов запомнился главным образом прежними судимостями за кражи. Зато министр культуры был на зависть всем — Артуро Тосканини, дирижёр с мировым именем, сам давал концерты на городской площади. В Фиуме процветала свободная любовь.

Тем временем корабли бороздят морское пространство в поисках добычи, а лётчики пиратствуют в небесах. Кровь не льётся, но случаи происходят совершенно курьёзные. Романо Мандзутто с шестью офицерами угоняет итальянский корабль, гружённый шелком, часами и автомобилями. Судно отдают собственникам за огромный выкуп. Гвидо Келлер, на недавней войне знаменитый лётчик и сорвиголова, просто и без затей летает по деревням и ворует всё, что не приколочено. Однажды он крадёт огромную свинью, но при посадке туша пробивает фюзеляж — и Келлер использует её вместо шасси.

Конечно же, вся эта буффонада не могла продолжаться вечно. Д’Аннунцио устроил Фиуме яркую жизнь, но проза дней стучалась в окна. Рабочие начали бастовать, недовольные нехваткой продовольствия. Магазины закрывались. Команданте вызывал всё большее недовольство с двух сторон: городское правительство переживало из-за раздрая в экономике и крушения инфраструктуры.

Шёл 1920 год. Д’Аннунцио всё больше терял уверенность в своих силах, а его карнавальное княжество всё сильнее походило на разбойничий вертеп пополам с коммуной хиппи. Может быть, это чудное образование ещё бы и протянуло несколько лет, но поэтическая республика не вписывалась в политику великих держав. В ноябре 1920 года Италия официально отказалась от каких-либо претензий в Восточной Адриатике. Вокруг Фиуме сжималось кольцо осады.

Шутки кончились. Правительство Италии собралось с силами, и на Фиуме начали наступать регулярные войска. Итальянский крейсер обстрелял даже дворец правительства. Команданте был легко ранен. Он рассылал повсюду воззвания, на которые никто не отвечал.В начале января нового 1921 года похоронили два десятка погибших фиумских добровольцев, а затем "легионеры" д’Аннунцио начали покидать город. Сам несостоявшийся диктатор уехал в середине месяца.

Уход был обставлен цивилизованно: с прощальным выступлением, ответной речью мэра и гарантиями со стороны правительства. О гибели республики сожалело куда меньше людей, чем радовалось её приходу. Поэт уехал на том же самом "фиате", на котором прибыл, правда уже без роз. Одно из самых удивительных государств Европы прекратило существование. Д’Аннунцио вернулся в Италию, чётко осознавая, что его звёздный час уже позади.

Полтора десятилетия поэт-диктатор тихо старел в своём особняке. Он ещё пользовался славой великого поэта и национального героя, но уже толком ничего не писал и умер в 1938 году — 75 лет от роду. Как обычно, после бурной ночи любви с молодой поклонницей. Может быть, он и не добился всего, о чём мечтал, но, по крайней мере, прожил жизнь ярко, а строительство и даже крах его утопии прошли почти бескровно.