Не в этой жизни. Как латвийскому депутату захотелось "раздробить Россию"

На самом деле в новости о предложении латвийского депутата, радикала и националиста Александра Кирштейнса раздробить Россию на несколько частей "по этническому составу" нет ровным счётом никакой новости. Ставка на развал России — это старая и не меняющаяся годами тема, которая отрабатывается не только постсоветскими лимитрофами, но и отечественным либеральным сообществом. Собственно, некоторые основания для подобных надежд новейшая российская история даёт, поскольку в 90-е годы прошлого столетия российское государство подошло к самой грани, к точке распада, чудесным образом удержавшись от падения в пропасть.

Итогом центробежных процессов, запущенных в России с ликвидацией СССР и фактически поддержанных новым российским руководством, предложившим регионам брать столько суверенитета, сколько они будут способны освоить, стали чеченские войны. Разломы, по которым дробление России, казалось вполне возможным, мы можем сегодня назвать по памяти: Северный Кавказ, Урал, Татарстан с Башкирией, Дальний Восток.

В сегодняшней российской реальности от былых "тонких мест", в которых могли произойти разрывы государственной ткани, не осталось и следа. Тренд регионализации был, да весь вышел. Дудаева мы ещё помним, поскольку две войны стали бедствием общероссийского масштаба, но, например, свердловский губернатор Россель с его идеями федерализации Сибири и лозунгами "Хватит кормить Москву" из наших дней видится как причудливая околесица, нелепый и вздорный бред. Несомненным достижением Владимира Путина стало новое собирание России, которая сегодня совершенно ясно и отчётливо мыслит себя единой страной и именно в этом единстве черпает силу и веру в завтрашний день.

Тем не менее образ расползающейся на этнические составляющие России остаётся иконой для всех её ненавистников. Депутат латвийского сейма попытался даже рационализировать свою идею, заявив, что в результате распада российского государства "военные конфликты закончатся, а в Европе установится мир на многие годы". Полная несостоятельность или даже неприкрытый идиотизм такой аргументации обычно почему-то самими националистами всех мастей не ловится, хотя самая элементарная логика и знание исторических реалий приводят к прямо противоположным выводам.

В своё время сторонники Михаила Саакашвили в Грузии страстно желали дождаться в как можно более сжатые сроки массовых национально-освободительных восстаний на Северном Кавказе. Более того, в Тбилиси проводили конференции по так называемому черкесскому вопросу, а ныне осуждённый по нескольким уголовным делам бывший министр безопасности Вано Мерабишвили привечал всех чудаковатых или прямо нездоровых активистов, ратующих за создание независимого адыгского государства. Попытки объяснить грузинам, что провоцирование очередного конфликта не сулит им ничего хорошего, оказались безнадёжными, хотя две чеченские войны обернулись для кавказской республики неисчислимыми бедами, справиться с которыми удалось с большим трудом. Это и практика похищения людей, и убийства, и фактическая потеря контроля над Панкисским ущельем, которое во время второй чеченской войны почти полностью перешло под контроль вооружённых ваххабитских формирований. Но эта наука грузинским властям впрок явно не пошла.

В 2012 году грузинские силовики собрали по всей Европе чеченских беженцев и сформировали из них группу, которую вооружили и несколько месяцев тренировали для того, чтобы забросить в Чечню в помощь исламистскому подполью. В последний момент руководители Грузии почему-то отказались от этого блестящего плана по развалу России и чеченские товарищи вышли из повиновения и отправились на войну собственным ходом. Их пришлось отлавливать и расстреливать на одном из участков маршрута — в Лопотском ущелье.

Черкесская тема, если предположить невозможное: что её удалось бы актуализировать в чеченских параметрах, могла бы иметь для Грузии ещё более разрушительные последствия, в силу того что представители адыгского этноса, проживающие в шести российских регионах, теоретически могли бы взорвать весь Северный Кавказ и война непременно перешла бы в тех или иных формах на приграничные грузинские территории. Масштаб нашествия теснимых горцев был бы куда шире, нежели наплыв чеченских моджахедов во время второй чеченской войны.

Но грузинские ребята в любом случае принимали желаемое за действительное. Если чеченский сепаратизм был реальной российской проблемой, то черкесское движение, активисты которого проживают в основном за пределами России, был и остаётся экзотикой, у которой на Северном Кавказе имеется какое-то крайне ограниченное число последователей. Разыграть эту карту невозможно, и попытка вдохнуть в национальный адыгский проект какую-то жизнь (а деньги для этого тратились немалые) лишь демонстрировала, в какие дебри диких иллюзий и неосуществимых фантазий способны забраться ненавистники России.

Латвийский депутат — из того же разряда мечтателей, которым в их детском простодушии неведомо, что предмета их глобальной фобии в природе не существует. Распадающаяся Россия осталась в далёком прошлом, а все попытки раздробить или изолировать её в настоящем уходят в никуда, оставляя после себя невидимые следы разве что "на пыльных тропинках далёких планет". Так что несмышлёного идеалиста можно лишь пожалеть — увидеть "раздробленную" Россию, похоже, не суждено даже его внукам и правнукам. А вот судьба его собственного государства, переживающего стремительную депопуляцию и теряющего сферу производства, находится под большим вопросом. Впрочем, мы не станем желать Латвии бесславного конца. Пусть её граждане живут и богатеют, если это вообще возможно.