Горе и ярость. Как Донецк прощался с Захарченко

Донецк уже давно не был так полон бедой и тревогой. Наверное, с 2014 года. С того самого времени его улицы не выглядели такими безлюдными, мёртвыми, навсегда уснувшими, какими они казались ещё вчера. Но это всё, видимо, только для того, чтобы набрать в лёгкие достаточно воздуха перед сегодняшним прощанием с Александром Захарченко, когда на центральной улице имени Артёма расплескалось целое море людей, цветов и флагов.

На площади перед оперой стоит военный грузовик с артиллерийской пушкой на колёсной паре. На лафете этого орудия около часу дня гроб с телом погибшего главы республики отправится в последний путь — на кладбище. А пока сотни, а может, и тысячи людей в военной и милицейской форме, выстроившись вдоль Артёма и по периметру театра, безмолвно провожают глазами нескончаемую процессию — растянувшаяся на многие километры толпа людей ручейком медленно затекает в здание и вытекает оттуда.

Бесконечные гвоздики, утираемые украдкой и нескрываемые слёзы, слепящее солнце, приглушённый многотысячный ропот, и над всем этим траурная музыка из репродукторов — к концу скорбной церемонии становится известно о том, что проститься с первым руководителем Донецкой Народной Республики пришло более 120 тысяч человек.

В фойе театра, где установлен закрытый гроб, разворачивается вся история донецкого сопротивления в лицах: чета Губаревых, первый премьер республики Бородай, голос ополчения Эдуард Басурин, первый министр иностранных дел Кофман.

Кого здесь только нет! С появлением Натальи Поклонской и Сергея Аксёнова география русской весны вбирает в свои границы Крым. А ещё здесь присутствуют Абхазия и Южная Осетия и, конечно же, Россия, тысячи гостей из которой приехали отдать дань уважения ушедшему.

На лицах скорбь, но их никак нельзя назвать потухшими. Все собравшиеся, как и в 2014-м, вновь вместе — их объединили горе и ярость, желание дать отпор. Забыты на время все невзгоды и претензии к властям, гражданам ДНР очень отчётливо напомнили о том, что на дворе война и враг не просто стоит у порога, но и способен неожиданно наносить удары в спину, пробравшись в, казалось бы, хорошо охраняемый дом.

Один из моих донецких френдов по "Фейсбуку" написал, что сюда пришли и те, кому Захарченко не нравился. Это очень точное наблюдение. Значительная часть пришла, чтобы выразить уважение покойному, но были и такие, для кого участие в процедуре прощания стало чем-то вроде общенародного митинга протеста. Участие в нём давало возможность продемонстрировать ненависть и презрение к убийцам, единство в час, когда они потеряли своего руководителя — независимо от того, любили его или критиковали, он был своим. А пришедшие — чужаками, оборвавшими по своему преступному обыкновению ещё одну донецкую жизнь.

Когда гроб вынесли из здания, людское море пришло в заметное движение. Со всех сторон понеслось тысячекратно умноженное "Спасибо", звучавшее почти как "Россия". И я думаю, благодарили его не столько за то, что он сделал или не сделал, а за то, что он выбрал себе место мишени, наверняка предполагая, что каждый раз уворачиваться от удара не выйдет — когда-нибудь смерть постучится в двери и пригласит следовать за ней, поскольку лимит удачи оказался полностью выбран.

На кладбище, я вижу, многих накрывает тоска. Пока тело ещё не предано земле, почему-то кажется, что ситуация обратима, что тот, с кем уже простились, вдруг откинет крышку, поднимется на сильных руках, выберется из деревянного пенала и скажет: "Ребята, вы что, очумели? Я живой, я с вами!"

Но когда первые комья с глухим стуком ударяются о дерево, моментально приходит понимание, что чуда не будет, всё кончено — из-под земли выдачи нет. Тихо и безутешно плачет мама Захарченко — небольшая женщина, укутанная в чёрное с ног до головы. Хмуро думают о чём-то своём здоровые мужики в военном камуфляже, непроизвольно кривятся рты, внезапно поднимается сильнейший ветер. На "Донецком море" — так называется кладбище — устанавливается идеальный шторм.

Город снова пуст, хотя до вечера ещё далеко. Донецк выдохся и прикрыл глаза. На сегодня ему достаточно впечатлений. Какой-то очень значимый период в его жизни завершился, но сегодня он в очередной раз показал, что готов, как и в самом начале войны, стоять до самого конца, не сдавая ни единой позиции. Беда не способна сломить его людей, поскольку выбор, сделанный ими четыре года назад, не изменился, хотя к нему и примешивается горечь неизбежных разочарований.