Второй Рим против Третьего. Константинополь хочет раздробить русскую церковь

1 августа 1922 года. Афины.

— Десять миллионов рублей золотом! — советский посланник "инженер Звонарёв" внимательно посмотрел в глаза своему собеседнику — секретарю Социалистической рабочей партии Греции Яннису Кордатосу. — Вы меня понимаете? Десять миллионов — это семь тонн золота высшей пробы.

Последнюю фразу "инженер Звонарёв" произнёс так, как будто вставлял патроны в обойму комиссарского маузера: "Семь. Тонн. Золота. Высшей. Пробы. Вам. Лично".

Кордатос зачарованно кивнул.

Действительно, предложение тайного советского посланника — а под именем "инженера Звонарёва" скрывался не кто иной, как сам Карл Звайгзне, один из командиров красных латышских стрелков и ближайшее доверенное лицо самого "красного дьявола" Льва Троцкого — было неожиданно, невероятно и в то же время предельно ясно. Большевики, фактически руководившие турецкой армией, останавливают наступление "кемалистов" на греков. Более того, советское правительство не мешает попыткам создать греческую автономию в прибрежной зоне Малой Азии и даже даёт социалистам огромный кредит золотом — больше, чем мог предложить Греции кто-либо из её западных союзников. И всё это в обмен всего на две маленькие услуги.

— Во-первых, Греция должна признать Советскую Республику, — Звайгзне начал загибать холёные белые пальцы, которые казались мертвенно-холодными даже под жарким солнцем, поливавшим светом порт Пирей, где и проходила конспиративная встреча. — Во-вторых, этот ваш новый патриарх должен признать обновлённую советскую церковь...

— Зачем вам это? — не смог скрыть своего удивления Кордатос. — В смысле, вы же большевики, вы же все атеисты, зачем вам влезать в эти церковные распри?..

Карл Звайгзне в ответ лишь холодно улыбнулся: мы здесь не ради философских споров.

— Впрочем, это не имеет никакого значения, — развёл руками Кордатос. — Дело в том, что Метаксакис только называет себя греческим священником, но это человек Лондона...

— Что ж, вам придётся найти способ надавить на него, иначе мы раздавим вас!..

Прежде чем говорить о конфликте Русской православной церкви и Константинопольского патриархата, стоит уяснить, что "Константинопольский патриархат" — это просто звучная вывеска, не имеющая почти никакого отношения ни к древней церкви, ни к Византии. На самом деле, по последней переписи населения в Стамбуле, в квартале Фанар, где и находится резиденция Константинопольского патриархата, насчитывается всего три тысячи православных — это, как правило, сами священнослужители и члены их семей. Основная же паства Константинопольского патриархата, все храмы, приходы, спонсоры находятся за океаном, в США. Так что надо говорить не о конфликте Москвы и Константинополя, но о конфликте Москвы и США, имеющем очень давнюю историю.

Ещё в марте 1922 года самоназначенный — вернее, назначенный британскими войсками — константинопольский патриарх Мелетий IV издал томос о праве Константинополя на "непосредственный надзор и управление всеми без исключения православными приходами, находящимися вне пределов поместных православных церквей в Европе, Америке и других местах". То есть американский патриархат прямо подтвердил свою заинтересованность в уничтожении или раздроблении Русской церкви — все отколовшиеся от поместной церкви епархии автоматом переходили под юрисдикцию американцев. Не была исключением и церковь обновленцев, готовая ради признания перейти под власть Константинополя.

Обычно обновленческую церковь именуют проектом Троцкого, но в таком определении есть только часть правды. В действительности обновленческое движение в Русской православной церкви начало оформляться в начале века, а в феврале 1917 года "обновление Церкви" стало одним из популярных лозунгов в либеральной интеллигентской среде. Тогда же был создан и "Всероссийский союз демократического духовенства и мирян" — весьма активная, хотя и немногочисленная группа, состоящая в основном из священников, которую и взяли под своё крыло большевики и лично Лев Троцкий, лелеявший планы по полному уничтожению православной церкви.

Большевики действовали не только грубой силой: Троцкий предложил заменить старую церковь новой — вернее, "обновлённой". Так был рождён проект "Красного православия", и вскоре в стране появились первые "красно-православные" церкви, носившие название "Живая церковь".

Главой же обновленцев стал лидер "Союза", петроградский протоиерей Александр Введенский, который в 1919 году получил гарантии союза с партией большевиков от председателя Коминтерна и Петроградского совета Григория Зиновьева, предложив ему "конкордат" — соглашение между советским правительством и реформированной Церковью.

И Александр Введенский начал активную кампанию по переманиванию духовенства в свои ряды, обещая гарантии неприкосновенности от чекистов. И небезуспешно — многие священники, устрашённые арестами архиереев и кампанией по изъятию церковных ценностей, стали переходить к обновленцам; среди них был и будущий патриарх Сергий (Иван Николаевич Страгородский).

Одновременно начальнику 6-го отделения ОГПУ Евгению Тучкову, к компетенции которого относилась борьба с религиозными организациями в СССР, было поручено провести уничтожение Русской православной церкви, не желавшей сотрудничать с новым режимом.

9 мая 1922 года был официально арестован патриарх Тихон, которого заточили в бывших казначейских покоях Донского монастыря, превращённого в спецтюрьму ОГПУ.

Троцкий не скрывал, что дело должно быть расстрельным.

— Печати необходимо взять бешеный темп! — требовал неистовый "демон революции". — Необходимо публиковать все материалы дознания!

Вскоре к делу подключились и обновленцы — уже через десять дней депутация "Живой церкви" была принята председателем ВЦИК Михаилом Калининым. Ещё через день было объявлено об учреждении Высшего церковного управления (ВЦУ), которое само предъявило обвинение патриарху Тихону: дескать, патриарх своей опасной и необдуманной политикой привёл к конфронтации Церкви с государством. Там потребовали, чтобы Тихон навсегда отказался от своих полномочий в пользу коллективного и "демократического" руководства.

В августе 1922 года обновленцы созвали в Москве Всероссийский съезд белого духовенства. К этому времени "Живая церковь" могла похвалиться заметным успехом: из сотни правящих епископов почти треть уже перешла в стан обновленцев, ещё столько же были готовы это сделать в самое ближайшее время.

Парадоксально, но именно этот триумфальный съезд "Живой церкви" и сыграл роль поворотного пункта: все пороки раскола были выявлены в таком карикатурном виде, что ужаснулись даже самые рьяные его сторонники. Например, один из неграмотных, но высокопоставленных "обновленцев" предлагал распустить все духовные академии и семинарии:

— Засилье учёного монашества есть величайшее зло, это — язва, разлагающая церковный организм!

Другие же обновленцы боролись за право священнослужителей на развод и на многократное вступление в брак. Третьи отстаивали новую обрядность — дескать, надо сделать так, чтобы алтарь был обращён не в сторону Иерусалима на восток, но находился бы в центре храма, а рядом с иконами в храме висели бы портреты Ленина и Троцкого.

Но советская печать писала о другом. Главным событием съезда стал приезд специальных посланников константинопольского патриарха — прибыли двое архимандритов, Иаков и Павел. Что ж, видимо, миссия Карла Звайгзне увенчалась успехом и всё духовенство было уверено в скором признании обновленцев со стороны Константинополя.

Но в Константинополе были свои интриги. Патриарх Мелетий IV (в миру Эммануил Николау Метаксакис) занял свой пост совсем недавно — в 1921 году, прибыв из США, где он занимал кафедру архиепископа Афин (большая часть приходов Афинской митрополии также располагается в США) в оккупированный тогда войсками Антанты Константинополь. При поддержке британских штыков он и назначил себя патриархом Константинополя — прежний патриарх Герман V под давлением властей Османской империи ушёл в отставку ещё в 1918 году, а на избрание нового османы из-за войны не давали согласия. Когда же англичане оккупировали Стамбул, Эммануил Метаксакис и решил, что пришло время занять пустующее место.

О том, как проходили эти "выборы", красноречиво свидетельствуют воспоминания митрополита Германа (Каравангелиса): "Моё избрание Вселенским Константинопольским патриархом было несомненно. Из 17 голосов 16 были за меня. Тогда один мой друг, мирянин, предложил мне больше 10 тысяч лир для того, чтобы я отказался в пользу Мелетия Метаксакиса. Естественно, я отверг его предложение с негодованием и отвращением. Однако неожиданно ночью перед выборами меня посетила дома делегация общества "Национальной обороны" и стала горячо просить меня снять свою кандидатуру в пользу Мелетия Метаксакиса..."

Они убеждали, что за Метаксакисом стоят англичане, которые могут передать старинный Константинополь в состав Великой Эллады — государства, которое планировалось создать на землях бывшей Византийской империи.

Что ж, во всех вопросах Эммануил Метаксакис ориентировался на Лондон, не забывая, впрочем, и о своих интересах, откусывая у погибающей (как тогда считали в Константинополе) Русской церкви всё новые и новые территории.

В частности, одним из первых приобретений новоиспечённого патриарха стала Варшавская митрополия — все православные приходы в Польше, которые перешли в юрисдикцию Константинополя.

Далее он принял в свою юрисдикцию Эстонскую митрополию — ранее это была Ревельская епархия Российской церкви.

На очереди были и обновленцы, но тут вмешался Лондон — английское правительство в тот момент занимало жёсткую антисоветскую позицию, требуя прекращения всех гонений на церковь. Так что вскоре патриарх Мелетий IV прямо заявил по поводу ареста патриарха Тихона: "Великая церковь не только не пошлёт на суд своего представителя, но рекомендует и русским иерархам воздержаться от всякого участия в нём, потому что всё Православие смотрит на Патриарха Московского и всея Руси как на исповедника веры".

Более того, прошедший в июне 1923 года в Константинополе под председательством патриарха Мелетия так называемый Всеправославный конгресс низложение патриарха Тихона обновленческим "Собором" назвал незаконным.

Тут в дело и вступили большевики, которые решили деньгами или силой продавить признание обновленцев. Уже в июле 1923 года патриарх Мелетий был вынужден бежать из Константинополя, распрощавшись с мечтами о "Великой Элладе".

Выбор "неправильной" стороны в Первой мировой войне дорого обошёлся Оттоманской империи, которая и так уже была измотана периферийными и к тому же неудачными войнами: так, в начале ХХ века турки воевали с Италией, затем с балканскими странами, потеряв почти все свои европейские владения. В итоге летом 1918 года Оттоманская империя находилась в некондиционном состоянии, официально признав над собой внешнее управление Антанты — вернее, Франции и Великобритании.

По условиям Мудросского перемирия Турция обязана была незамедлительно демобилизовать армию, передав Антанте все свои военные корабли. За собой же французы и англичане оставили право оккупации "любых стратегических пунктов в случае, если бы создалось положение, которое угрожало бы безопасности союзников". Контроль Антанты устанавливался над турецкими железными дорогами, телеграфом, органами по продовольственному снабжению населения — таким образом, англичане установили свой контроль практически над всей акваторией Средиземного, Мраморного и Чёрного морей.

Далее в игру вступили греки, которым англичане пообещали восстановить Византийскую империю со столицей в Константинополе — на землях, отторгнутых у Османской империи (разумеется, новая "Византия" в реальности была бы британским протекторатом).

Турецкое же государство должно существовать в пределах Центральной Анатолии и находиться под надзором губернатора, назначаемого Лигой наций.

И это были не просто планы. Когда в мае 1919 года греческие войска осадили город Смирну, турецкий гарнизон — 900 солдат и 30 офицеров — сдал город без боя, зная об условиях перемирия. И напрасно: в тот же день все турки были расстреляны — якобы в отместку за казни мирного населения в Анатолии. После этого греки начали интенсивно занимать всю прибрежную полосу малоазиатского побережья Турции, устраивая этнические чистки.

Но такой ход событий был невыгоден ни турецким националистам, которых возглавил бывший командующий 5-й армией генерал Кемаль-паша Ататюрк, ни большевикам, которые прекрасно понимали, что полный контроль британцев над Чёрным морем не только экономически задушит Советскую Россию, но и поставит крест на всех планах по разжиганию пожара мировой революции.

В июне 1920 года Москва признаёт новое правительство Кемаля Ататюрка и направляет в Турцию военных советников — командующего Вооружёнными силами Украины и Крыма Михаила Фрунзе и организатора 1-й Конной армии Климента Ворошилова. Вскоре туркам пошла и военная помощь — через порт Новороссийск в Турцию было поставлено почти 40 тысяч винтовок, 63 миллиона патронов, артиллерийские орудия, пулемёты, 100 тысяч комплектов обмундирования, десятки тонн продовольствия — напомним, эти поставки шли в то же самое время, когда в Поволжье разразился ужасающий голод среди русских крестьян, когда по стране прокатилась грабительская кампания по изъятию церковных ценностей, ставившая своей целью растоптать в прах русское православное самосознание.

— Дело не в России, — цитировал слова Ленина меньшевик Георгий Соломон, — на неё, господа хорошие, мне наплевать, — это только этап, через который мы проходим к мировой революции!

Фрунзе с Ворошиловым постарались на славу — они фактически создали новую турецкую армию, которая не только отбросила греков от Анкары (до столицы Турции греческая армия тогда не дошла всего 40 километров), но и перешла в контрнаступление, занимая один город за другим.

Именно в этот момент посланец Троцкого и предложил греческому правительству сделку: признание обновленцев в обмен на мирный договор с турками и греческую автономию в Малой Азии — а в этом регионе греки жили более трёх тысяч лет.

Сделка сорвалась, и к сентябрю 1922 года греки потерпели полное поражение — в плен попал даже сам главком греческой армии генерал Трикупис со своим штабом. В итоге греки были вынуждены оставить Малую Азию, подписав унизительный договор об обмене населением: греки оставляли территорию нынешней Турции, а турки покидали Грецию.

Для Греции это была настоящая трагедия.

Эрнест Хемингуэй так описывал исход греческого населения из Восточной Фракии: "Союзники подарили Восточную Фракию туркам и дали греческой армии крайний срок три дня для её эвакуации… Весь день я наблюдал, как они проходили передо мной. Усталые, грязные, небритые, гонимые ветром. И вокруг них молчание поражённой внезапным исходом Фракии. Они уходили. Без оркестров, без маршей! Эти мужи были знаменосцами славы, которая совсем недавно именовалась Грецией. И эта картина была концом второй осады Трои".

Турецким остался и Стамбул, и лишь только под нажимом лорда Керзона лидер турецких националистов Кемаль Ататюрк согласился оставить резиденцию константинопольского патриарха в Стамбуле, отдав христианам аж целый городской квартал Фанар.

Впрочем, к тому времени Эммануил Метаксакис уже сложил с себя полномочия патриарха: переехав в Египет, он избрался на кафедру епископа Александрии и всей Африки.

Новым же константинопольским патриархом стал Григорий VII — в миру Григориос Зервудакис.

Он быстро принял сторону большевиков и отправил в Москву особую комиссию для подготовки томоса о признании обновленцев.

В ответ патриарх Тихон писал: "Представитель Вселенской Патриархии, глава Константинопольской церкви, без всякого предварительного сношения с Нами, как с законным представителем и Главой всей Русской православной церкви, вмешивается во внутреннюю жизнь и дела автокефальной Русской церкви (…) Всякая посылка какой-либо комиссии без сношений со мною, без моего ведома незаконна, не будет принята русским православным народом и внесёт не успокоение, а ещё большую смуту и раскол..."

В ответ патриарх Григорий VII опубликовал пространное воззвание: "Ввиду возникших церковных разногласий мы полагаем необходимым, чтобы Святейший патриарх Тихон ради единения расколовшихся и ради паствы пожертвовал собою, немедленно удалившись от Церковного управления (...) И чтобы одновременно упразднилось, хотя бы временно, патриаршество, как родившееся во всецело ненормальных обстоятельствах в начале гражданской войны и как считающееся значительным препятствием к восстановлению мира и единения..."

Эта переписка в сокращённом виде была опубликована в июне 1924 года в газете "Известия" под броским заголовком "Вселенский патриарх отстранил бывшего патриарха Тихона от управления Российской церковью". И далее: "Константинопольский патриарший Синод под председательством Вселенского патриарха Григория VII вынес постановление об отстранении от управления Российской православной церковью патриарха Тихона как виновного во всей церковной смуте..."

Также патриарх Григорий прислал в Москву своего нового представителя — иеромонаха Василия (Димопуло), который пригласил "обновленцев" на запланированный на 1925 год Вселенский собор в Иерусалиме — дескать, там и будет дан желанный томос.

И вновь свою роль сыграли британцы — архиепископ Кентерберийский Дэвидсон выразил константинопольскому патриарху своё "фу!" по поводу столь активного заигрывания с большевиками. В итоге Григорий был вынужден резко включить "задний ход", остановив в самый последний момент отправку комиссии в Москву. Но это ничуть не смутило ни самих обновленцев, ни их кураторов с Лубянки, по чьей инициативе в Кремле прошло Великое предсоборное совещание".

Интересно, что по рассекреченным документам 6-го отделения СО ОГПУ из 156 священников и 83 епископов "Живой церкви" насчитывалось 126 секретных осведомителей ОГПУ.

Чекисты не просто поддерживали обновленцев — вскоре была опубликована инструкция, согласно которой не зарегистрировавшиеся в новом "Красном синоде" приходы будут закрыты.

Что мог противопоставить этому патриарх Тихон?

Он демонстративно поселился в маленьком одноэтажном флигеле у самой стены внутри Донского монастыря, показывая, что его свобода весьма условна. На дверь кельи он повесил объявление: "По вопросам контрреволюции не обращаться". Также он написал новое послание: "Я решительно осуждаю всякое посягательство на советскую власть, откуда бы оно ни исходило. Пусть все заграничные и внутренние монархисты и белогвардейцы поймут, что я советской власти не враг".

Большевики торжествовали: им удалось сломать самого патриарха! Они и не заметили, как по проекту "Красного православия" словно ударил сам Господь.

21 января 1924 года умирает Ленин, и Троцкий начинает бешеную борьбу за власть с "правящей тройкой" Зиновьев — Каменев — Сталин. И быстро проигрывает — уже в мае 1924 года Троцкий подвергается настоящей травле на XIII съезде РКП(б), после чего он довольно быстро теряет контроль над Красной армией.

Вопрос суда над патриархом Тихоном, который так лоббировал Троцкий, уходит на второй план.

В ноябре 1924 года умирает и патриарх Григорий VII, который так и не успел созвать Вселенский собор в Иерусалиме.

Его преемник патриарх Константин VI вообще не успел как-либо проявить себя в отношениях с обновленцами — вскоре он был из-за конфликта с властями выслан из Турции.

В этих условиях чекисты не придумали ничего лучше, чем убить патриарха. 9 декабря 1924 года состоялось первое покушение — в дом патриарха в Донском монастыре вломились двое вооружённых "налётчиков", но патриарха своим телом закрыл от пуль келейник Яков Полозов.

Власти заявили, что они ничего не знают, что это была попытка ограбления, хотя, конечно, в Донском монастыре чекисты ОГПУ всё держали под полным колпаком. После покушения патриарх слёг, и его отправили на лечение в частную клинику Бакуниных. Там он и скончался 7 апреля 1925 года от сердечной недостаточности — впрочем, есть весьма серьёзные подозрения, что патриарха отравили.

Только летом 1925 года был избран новый константинопольский патриарх — им стал митрополит Василий, председатель так и не отправленной в Москву комиссии. Будучи прагматичным человеком, он тут же признал и обновленцев, назначив весьма приличный "гонорар" за свою поддержку. Дело дошло до того, что несколько обновленческих приходов в Москве стали вести сбор средств в пользу Константинополя, но дошли ли в итоге какие-то деньги до патриарха, так и неизвестно.

Без поддержки властей обновленчество стало быстро терять и паству, и духовенство — тысячи священников, убедившихся, что для спасения жизни уже не нужно бить земные поклоны портретам большевиков, пошли назад в лоно традиционной церкви. Способствовали этому и сталинские репрессии — чекисты в середине 30-х годов уже не разбирали священнослужителей, взяв на вооружение принцип папы римского: "Убивайте всех, Господь разберётся, кто свой".

К началу Великой Отечественной войны от всего обновленчества оставался только один приход в Москве, где служил до самой своей смерти в 1946 году идейный вдохновитель обновленческого раскола "первоиерарх Московский и Православных церквей в СССР" митрополит Александр Введенский. Правда, как свидетельствовали очевидцы, "все его усилия как церковного деятеля были направлены к максимальному выколачиванию денежных средств, необходимых для обеспечения своей многочисленной семьи".