Не просто фаворит. Подвиги Орлова за пределами спальни императрицы

Борец с чумой, меценат, человек, интересовавшийся наукой, — те черты Григория Орлова, которые были забыты "благодаря" его роману с императрицей. Хотя он преуспел и в этом.

Елена Разумовская в книге "Братья Орловы" рассказывает о том, как один из самых известных фаворитов императрицы боролся с чумой, которая свирепствовала в 1770–1771 годах в Москве. Число жертв было просто огромным: согласно некоторым подсчётам, в самое страшное время ежедневно умирало до 1000 человек.

К тому моменту Российская империя вела войну с Турцией, все основные военные силы были на фронте. Чуму на своих штыках принесли в Россию как раз солдаты, которые участвовали в сражениях. Вскоре она распространилась по Украине, Брянской, Тверской областям и перешла на Москву.

Первые признаки чумы появились в Москве 17 декабря 1770 года в малом госпитале на Введенских горах. Главврач этого госпиталя А.Ф. Шафонский сообщил городским властям, что в этот день в госпитале от чумы скончалось 14 человек и ещё двое имеют все признаки болезни. Спустя пять дней информация об этом дошла до Петербурга.

Госпиталь попытались оцепить, но это было невозможно: больные попросту сбегали и заражали близких. В январе эпидемия остановилась, но уже в марте 1771-го грянула с новой силой. Тогда Москву объявили зоной карантина: досматривали всех въезжающих, а покидать город запрещалось без соответствующего письма градоначальника. Все полки были приведены в состояние боевой готовности, чтобы в случае бунта подавить его.

Чума свирепствовала в Москве всё лето: умирало до 1000 человек в день. На место отправили сенатора Петра Еропкина, который принял на себя командование. Граф Пётр Салтыков, который также находился на месте, просил разрешения уехать в деревню. Кстати, получил его. В Москве и Петербурге царил хаос.

К сентябрю в изолированном городе назрел бунт: люди грабили монастыри, устраивали драки на улицах. Вплоть до 17 сентября люди буквально разносили Москву по кирпичикам. По ним открывали огонь, погибли сотни человек, но это не останавливало бунтующих. Развязка наступила, когда они стали ломать Спасские ворота Кремля.

На место отправили Григория Орлова.

— В Москве уже не было никакой власти, только нижние чины полиции и военного гарнизона старались сохранить порядок. Люди были доведены до отчаяния, — пишет Елена Разумовская.

Орлов сделался единственным полновластным хозяином Москвы. К тому моменту, когда он въехал в город, уже в 3000 домов умерли все жильцы.

На первом же собрании в Москве Орлов потребовал, чтобы всех ремесленников, которые не сбежали, обеспечили работой и домом. Кроме того, со всех уголков страны нужно было доставить необходимое количество уксуса (для дезинфекции). Также подняли зарплату могильщикам, которые тогда работали практически круглосуточно. Родственникам запрещалось находиться в одной повозке с покойником во время того, как его отвозили на кладбище.

Далее он справился с мародёрством, издав приказ казнить всех, кто будет замечен или у кого найдут чужое имущество.

Всем врачам, принимавшим участие в ликвидации эпидемии, он положил двойное жалование и плюс к этому ежемесячное содержание. Если доктор заражался и умирал, его родственникам выплачивали пенсию. Было разрешено лечение на дому, а тем, кто выписывался из больниц, выплачивали компенсацию.

Для детей, которые остались сиротами, сделали особый приют. Когда оказалось, что одного здания мало, открыли несколько корпусов.

Кроме того, Орлов сделал так, что людям в экстренном порядке находили работу (чтобы не разносили заразу, слоняясь по городу без дела). К зиме 1771-го чума пошла на спад. В феврале 1772-го в лазаретах лечилось 12 565 человек, тогда как счёт жертв за всё время шёл на десятки тысяч.

— Орлов вернулся в Санкт-Петербург как триумфатор. Много людей вышли встречать его. В честь этого славного деяния Екатерина приказала воздвигнуть триумфальную арку и выбить памятную медаль. На ней был отчеканен портрет Орлова и сделана надпись: "И Россия таковых сынов имеет", — пишет Елена Разумовская.

Прославился Орлов не только борьбой с чумой. Как писал путешественник на русской службе Петер Симон Паллас, Григорий Орлов слыл "поощрителем всяких полезных знаний". Так, у него и Екатерины II был спор об "универсальных" музеях, не имеющих конкретной тематики (например, музеи Ватикана в Риме, Британский музей в Лондоне, Лувр в Париже, Государственный Эрмитаж в Санкт-Петербурге).

— Я часто с ним воевала из-за того, что он хочет заключить природу в кабинет, тогда как для неё и дворца недостаточно, — писала Екатерина II в дневниках.

Историки до сих пор спорят, мог ли Григорий Орлов убедить Екатерину II выставить купленные в частном порядке картины в Петербурге (с этого началась история Эрмитажа).

К слову, в спальне Григория Григорьевича в Гатчине был небольшой музей, где он хранил все подарки Екатерины II.

Орлов активно занимался меценатством и слыл поощрителем учёных, а также писателей. Например, после смерти Михаила Ломоносова он купил его библиотеку и архив, не исключая возможности сделать в дальнейшем музей из собраний его сочинений.

Он поощрял (материально) сатирический талант Дениса Фонвизина. А Жан-Жаку Руссо и вовсе предлагал поселиться в его гатчинском дворце, когда его материальные дела шли не лучшим образом.