"Нужны показательные процессы". Как Сталин запустил кровавый террор

3 августа 1937 года Иосиф Сталин разослал областным и районным руководителям директиву с требованием в кратчайшие сроки организовать показательные процессы над врагами народа, пробравшимися в колхозы. Несколькими днями ранее, 31 июля, глава НКВД Николай Ежов издал приказ № 00447, давший начало так называемой "кулацкой операции", в которой было расстреляно более 400 тысяч человек.

Эти директивы дали толчок беспрецедентной по своему размаху кампании террора, в последующие два года охватившей всё советское общество.

Разные исследователи до сих пор спорят о факторах, которые могли оказать влияние на размах репрессий, ставших поистине беспрецедентными.

Бесспорно, наибольшую роль в развязывании большого террора сыграл Сталин. Именно он был главным инициатором и вдохновителем террора. В выступлениях Сталина и директивах в период с 1935 года можно неоднократно найти незавуалированные требования перейти к беспощадной расправе с антисоветскими элементами. В середине 30-х Сталин сформулировал целую доктрину, согласно которой по мере дальнейшего продвижения СССР к социализму враждебные элементы не только не затихают, но начинают ещё сильнее вредить делу социализма и строить козни. И, чем ближе СССР к социализму, тем более беспощадной должна быть борьба с такими элементами.

Террор в СССР практиковался с 1918 года. Однако до середины 30-х он был направлен исключительно на "классовых врагов": буржуазию, священнослужителей, белогвардейцев, деятелей старого режима, позднее к ним добавились кулаки и инженеры-вредители. Он не касался партии, члены которой чувствовали себя неуязвимыми. Однако всё изменилось в марте 1937 года, когда, выступая на Пленуме ЦК, Сталин заявил, что враги проникли в партию и настало время "ликвидировать собственную беспечность и благодушие".

Фактически суть этой кровавой кампании заключалась в уничтожении тех, кто проявлял признаки нелояльности генеральной линии Сталина в прошлом или мог потенциально проявить нелояльность в будущем. В первую очередь НКВД интересовали бывшие чиновники царского режима, бывшие кулаки, бывшие члены любых политических партий и внутрипартийной оппозиции, вернувшиеся из-за границы белоэмигранты, лица, имевшие в прошлом судимость по политическим статьям, священнослужители, жители приграничных территорий — как потенциальные шпионы, а также друзья или соратники уже репрессированных деятелей и прочие. Однако со временем террор приобрёл такой размах, что захватил и людей, на которых не было даже ничтожного "компромата" и его приходилось выдумывать следователям.

Большой террор 1937–1939 годов был уникальным явлением в мировой истории. Только за два года по политическим обвинениям было казнено около 700 тысяч человек. Ещё 1,3 миллиона были отправлены в лагеря. Потери от него аналогичны потерям в серьёзном военном конфликте. Для сравнения, в Первой мировой войне Российская империя за четыре года потеряла порядка полутора миллионов солдат от всех причин (погибшие, умершие в плену, а также от ран и от болезней).

Отличительной чертой этого террора была полнейшая непредсказуемость. Не было чётко очерченной враждебной группы, которую требовалось уничтожить. Были абстрактные "враги народа", среди которых с равной долей вероятности мог оказаться и бывший царский полицейский, и экс-меньшевик, давно перешедший в партию большевиков, и высокопоставленный большевик, до безумия преданный марксизму-ленинизму.

Большой террор не был связан рамками законности. Поскольку никакие суды не справились бы с таким потоком дел, все они рассматривались во внесудебном порядке, при участии так называемых троек.

Тройки создавались на областном или республиканском уровне. В них входили глава НКВД, прокурор и местный партийный руководитель. Время от времени они собирались на рассмотрение "альбомов", в которых содержались краткие биографические сведения об арестованном и бегло описывалась суть его дела. Рассмотрение подобных дел происходило без участия адвокатов, без допроса свидетелей и обвиняемого, который в большинстве случаев отсутствовал на заседании. По итогам короткого совещания тройка либо приговаривала обвиняемого к расстрелу, либо отправляла в лагерь. Подсудимые не имели права обжалования таких вердиктов.

Еще одной особенностью террора была коллективная ответственность. Наказанию подлежал не только обвиняемый, но также и его родственники (жена и взрослые дети). В зависимости от усердия следователей, они либо тоже приговаривались к расстрелу (например, у курировавшего террор по кулацкой линии чекиста Фриновского, также казнённого, расстреляли жену и несовершеннолетнего сына), либо получали тюремный срок, либо их отправляли в ссылку (самый мягкий вариант). Существовали специальные лагеря для этой категории осуждённых, самым известным из которых был АЛЖИР (Акмолинский лагерь жён изменников Родины).

От террора нельзя было защититься. В период Гражданской войны, когда большевики впервые объявили красный террор, существовал шанс на спасение. Можно было ходатайствовать за заключённых перед видными советскими чиновниками, и зачастую они шли навстречу. Писателю Горькому таким способом удалось вытащить из ЧК не одного человека. Но в 1937 году любые ходатайства и апелляции были бессмысленны. Среди жертв репрессий оказалось немало старых друзей и соратников Сталина и даже его родственников. Пострадали многие близкие его первой жены — Екатерины Сванидзе. Был казнён свояк Сталина чекист Реденс, женатый на родной сестре покойной супруги вождя партии.

Даже ближайшие сподвижники Сталина не имели возможности ходатайствовать о чьём-либо спасении. Так, многолетний помощник Сталина и его особо доверенное лицо Александр Поскрёбышев не смог спасти жену. В лагерях оказались супруги Калинина (формально занимал пост главы СССР) и маршала Будённого.

Тем не менее Сталин при желании мог спасти человека и запретить давать ход его делу. Известно, что немало показаний имелось на Будённого, однако по распоряжению Сталина его не стали трогать.

Оказаться "замаскированным врагом" мог абсолютно любой человек. Ни высокие посты, ни партийный стаж, ни убедительное алиби не принимались в расчёт. Террор был абсолютно всеобъемлющим и охватил все слои населения. Сельские жители в основном проходили по "кулацким" операциям (свыше 400 тысяч расстрелянных), горожане — по "вредительским" делам и "контрреволюционным группам". Представители нетитульных национальностей (поляки, китайцы, финны) осуждались в рамках так называемых национальных операций как иностранные шпионы. Что касается высокопоставленных лиц, то кровавые зачистки прошли во всех ведомствах и отличались особой жестокостью.

За период большого террора погибли десятки церковных архиереев, включая местоблюстителя патриаршего престола митрополита Петра (Полянского). Из семи секретарей ЦК ВЛКСМ, руководивших комсомолом в первые 20 лет существования организации, выжил только один, да и тот провёл в лагерях 16 лет. Из пяти первых советских маршалов уцелели только двое. Из девяти командармов 1-го ранга были расстреляны пятеро.

Более серьёзные чистки прошли в НКВД, где они совпали с безжалостной борьбой за высокие посты и активным применением доносов. За два года руководящий состав органов внутренних дел обновился дважды.

Из семи комиссаров госбезопасности 1-го ранга (высшее звание в НКВД) погибли все. Из 14 комиссаров госбезопасности 2-го ранга погибли 12.

Репрессии коснулись и высшей партийной номенклатуры. Из 72 участников мартовского Пленума ЦК, на котором Сталин объявил о проникших в партию врагах, погибло 52 человека. Был истреблён практически весь руководящий состав Коминтерна, уцелело всего несколько человек. Почти полностью была репрессирована региональная номенклатура (руководители союзных республик, главы обкомов и райкомов).

Для каждой области, республики или края заранее были определены лимиты по первой категории (расстрел) и второй (10 лет заключения). Лимиты утверждались Политбюро, но на местах нередко ходатайствовали об увеличении репрессий, стремясь выслужиться и обратить на себя внимание. Единственным регионом СССР, где не было массовых репрессий, стала Якутия. Главе местного НКВД удалось убедить начальство, что в силу географических и климатических особенностей региона никаких кулаков, вредителей и иностранных шпионов там не может быть.

Судьбы простых граждан были отданы на откуп тройкам на местах. Что касается видных деятелей, то их судьба решалась в Москве. Их фамилии попадали в особые списки, которые уходили на утверждение Сталину и Политбюро. Эти документы, получившие условное название "расстрельные списки Сталина" заполнялись руководством НКВД и передавались на рассмотрение Политбюро. После визирования списки уходили в Военную коллегию Верховного суда, которая проводила по этим делам символический суд, длившийся несколько минут. За сталинский период в скорбные списки попало 45 тысяч человек, из которых 39 тысяч было расстреляно.

Следователям на местах разрешалось применение пыток для получения признательных показаний. Такое распоряжение Сталина сначала существовало только в форме секретной инструкции Ежову. Позднее, после возмущений со стороны отдельных прокуроров и партийных работников на местах, была разослана подписанная Сталиным директива: "ЦК ВКП стало известно, что секретари обкомов-крайкомов, проверяя работников УНКВД, ставят им в вину применение физического воздействия к арестованным как нечто преступное. ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП. При этом было указано, что физическое воздействие допускается как исключение и притом в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков — следовательно, продолжают борьбу с Советской властью также и в тюрьме. Опыт показывает, что такая установка дала свои результаты, намного ускорив дело разоблачения врагов народа".

После ареста всё зависело от человека. Зачастую после начальных угроз или уговоров следователей арестованный соглашался подписать любые признательные показания. В таком случае режим содержания смягчался, ему разрешались свидания с родственниками, а следователь мог даже ходатайствовать о выделении ему особого питания. Однако спасти подписавшего признание человека уже ничто не могло. В зависимости от того, по какой категории он проходил, тройка выносила вердикт: либо расстрел, либо пять-десять лет лагерей. Приговор, как правило, приводился в исполнение в день вынесения либо в течение нескольких ближайших дней.

Большинство следователей стремилось оформлять задержанных в контрреволюционные группы, поэтому требовало от арестованного не только оговорить себя, но и дать показания на мнимых сообщников. Позднее по этим показаниям арестовывали других. Таким образом, после ареста одного-двух человек удавалось оформлять разветвлённые контрреволюционные группы в десятки человек.

Если заключённый упорствовал и отказывался давать показания, к нему активно применяли физические меры воздействия: избиение и разного рода пытки. Большинство рано или поздно сдавалось. Под пытками люди подписывали все нужные показания, лишь бы прекратить этот кошмар. У наиболее стойких был шанс на спасение. Без признательных показаний к смертной казни приговаривали значительно реже. Как правило, таким заключённым давали десять лет. Некоторым повезло дотерпеть до очередной смены власти в НКВД, когда Берия, чтобы подчеркнуть порочность Ежова, освободил часть заключённых, ждавших осуждения. Подобным образом спасся будущий маршал Рокоссовский: ему удалось дотянуть до 1940 года и дождаться, пока террор пойдёт на спад. Военачальник провёл в заключении почти три года, но так и не дал признательных показаний.

Родственникам репрессированных не сообщалось об их судьбе. Зачастую после ареста человек просто исчезал. На запросы близких репрессированного обычно отвечали, что он осуждён на 10 лет без права переписки. Позднее им стали сообщать, что осуждённый умер во время отбытия наказания.

После хрущёвского развенчания культа личности родственники высокопоставленных репрессированных деятелей получили компенсацию и точную информацию об их судьбе. Что касается простых граждан, то они ещё долгие десятилетия не знали о подлинной судьбе родственников.

Большой террор продлился два года и завершился в 1939 году. Но это не означало полного прекращения репрессий. Они продолжались вплоть до смерти Сталина, просто стали не всеобъемлющими, а точечными. В 40-е годы был репрессирован ряд высокопоставленных военных. В начале 50-х был уничтожен влиятельный ленинградский клан выдвиженцев Жданова. К моменту смерти Сталина разворачивался очередной раунд чисток в спецслужбах, в группе риска оказался даже могущественный Берия. Массовые расстрелы по политическим обвинениям прекратились только в эпоху Хрущёва.