Гориллоиды. Для чего советские учёные скрещивали людей и обезьян

В начале сентября 1924 года советский профессор Илья Иванов, известный своими трудами по межвидовому скрещиванию, обратился в Наркомат просвещения с весьма смелым предложением. Профессор предлагал профинансировать его эксперименты по скрещиванию человека и обезьяны, которое он полагал абсолютно реальным.

Он считал, что не природа, а только человеческая косность и дремучесть мешают появлению нового существа — человекообезьяны. Ровно через год, в сентябре 1925-го, профессор не только получил разрешение на проведение экспериментов, но и огромную сумму в валюте на их финансирование.

Идеей скрещивания человека и обезьяны и создания нового существа профессор Иванов увлёкся ещё в 10-е годы. Но в дореволюционной России, как и в остальном мире, подобные идеи рассматривались бы как кощунственные, поэтому учёному пришлось заниматься только гибридизацией животных. Работал он в знаменитом заповеднике "Аскания-Нова", расположенном в Херсонской области.

Революционный взрыв привёл к особому энтузиазму в науке. Казалось, что, раз удалось совершить столь глобальную революцию в стране, произвести её в науке и вовсе проще простого. В высокие кабинеты потянулись непризнанные гении с проектами вечных двигателей. Кого-то прогоняли, кому-то давали денег. Иванов имел пред ними преимущество в том, что он действительно был крупным специалистом в своём деле, его имя было известно.

Как только миновала гражданская война и страна кое-как начала восстанавливаться от разрухи, Иванов решил, что настало его время. В сентябре 1924 года он обратился к председателю Комиссии по закупкам за границей Новикову. Убедительно рассказывал ему, каким великим прорывом как в научной, так и в религиозно-пропагандистской сфере станет создание гибрида человека и обезьяны в СССР. Новиков идеей заинтересовался и отправил наркому просвещения Луначарскому несколько записок с просьбой поддержать начинание.

Профессор хотел финансирования его станции в Африке. Французы были согласны предоставить ему станцию во Французской Гвинее, правда, это стоило немалых денег. Иванов хотел 15 тысяч долларов в год. Для СССР, где в середине 20-х годов каждый доллар был на счету, это были весьма немалые деньги.

Луначарский запросил мнение Главнауки. Переписка между Наркомпросом и Главнаукой длилась несколько месяцев, в конце концов деньги решили не давать. Но Иванов не сдавался так просто. Ему удалось заинтересовать своим проектом весьма влиятельных людей. Горячим сторонником учёного стал управляющий делами Совета народных комиссаров Горбунов. Человек, некогда бывший личным секретарём Ленина и одним из его самых близких людей.

По его протекции Иванов сумел пробиться на доклад в Академию наук. Это был уже совсем другой уровень. В сентябре 1925-го, ровно через год после начала переписки с Наркомпросом, профессор Иванов выступал в академии с докладом о своём проекте. Проект был поддержан, деньги выделены по линии Совнаркома благодаря помощи Горбунова. Правда, Иванову пришлось немного умерить аппетит и довольствоваться только 10 тысячами долларов, но и эта сумма была огромной.

По истечении шести месяцев экспедиции ему было совершенно нечем похвастать в отчётах, он не раздобыл даже необходимых для исследований взрослых обезьян. Иванов жаловался на то, что местные жители боятся ловить взрослых шимпанзе, и уехал во Францию, где пытался договориться о продаже ему нескольких обезьян для опытов.

На его новый запрос о высылке дополнительных сумм Академия наук на этот раз ответила отказом. Тем временем в СССР тема нового человека-гибрида стала очень популярной. Писатель Фортунатов сел за написание романа "Остров гориллоидов" — про армию человекообезьян, которых создают в Гвинее империалисты. Темой заинтересовался даже композитор Шостакович, задумавший написание оперы про гибрид человека и обезьяны. Эта работа, впрочем, так и не была закончена.

Тем временем после долгих усилий Иванову наконец удалось раздобыть 11 шимпанзе: шесть самок, двух самцов и трёх неполовозрелых подростков. Но возникла новая проблема. Местные жительницы категорически не соглашались стать подопытными для экспериментов и позволить оплодотворить себя обезьяньим семенем. Поэтому пришлось ограничиться только искусственным оплодотворением самок.

Однако к середине 1927 года у Иванова закончились средства. Новых достать было негде. Академия наук не соглашалась выделить финансирование по своей линии. Управделами Совнаркома, не видевший реальных результатов, также не рискнул выделять валюту. В итоге было решено вывезти полученных обезьян в Сухумский заповедник, где исследования будут продолжены. Иванов полагал, что в СССР ему будет несравненно проще найти женщин-добровольцев для оплодотворения, чем в отсталой Африке, где никого не интересовала наука.

Однако на обратном пути произошла катастрофа. Все обезьяны, добытые Ивановым, погибли в пути. В СССР удалось привезти лишь двух, но и те умерли через несколько недель. Но ещё большим ударом для учёного стало то, что ни одна из оплодотворённых самок не забеременела, о чём свидетельствовали результаты вскрытия.

В своём отчёте для Академии наук Иванов указал, что эксперимент закончился неудачей, но это, конечно же, не говорит о принципиальной невозможности скрещивания. Просто проблема была в том, что эксперимент проводился в очень сложных условиях. Рассчитывать на поддержку Академии наук Иванов больше не мог, но на этот случай у него имелся запасной вариант. Коммунистическая академия была своеобразным усечённым аналогом Академии наук, только с упором на идеологию и гуманитарные науки. В организации работали по большей части профессиональные революционеры, а для них прославление марксизма-ленинизма имело приоритет над сугубо научными вопросами.

По линии Коммунистической академии Иванов сумел договориться о возобновлении опытов в Сухумском заповеднике, где к тому времени жил один орангутан. Через Общество биологов-материалистов, входившее в Коммунистическую академию, начались поиски женщин, согласных на искусственное оплодотворение обезьяньим семенем.

Но и здесь Иванова ждала неудача. В разгар поисков орангутан умер. Пришлось заказывать и ждать новую партию обезьян. Это не было быстрым делом. Пока он ждал их прибытия, в его жизни произошли очень крутые изменения.

С началом индустриализации и коллективизации во всех советских отраслях началась кампания против "буржуазных" специалистов, которые якобы только вредят пролетарскому государству. Чистки прошли в армии, в промышленности, в науке. Они коснулись не всех, но Иванов оказался в их числе. Правда, в тот раз обошлось без массовых расстрелов, большинство специалистов отправили в ссылку. В 1930 году Иванов около полугода провёл в заключении, а затем был выслан в Алма-Ату, где стал работать на кафедре местного ветеринарного института. Заступиться за него оказалось некому, Горбунов в то же время лишился поста в Совнаркоме.

В марте 1932 года Иванов умер от инсульта. В опубликованном в одном из научных журналов некрологе опыты Иванова по скрещиванию человека и обезьяны, которые он считал едва ли не важнейшим делом всей жизни, были упомянуты очень скупо, всего в одном предложении. Так завершились попытки советской науки вывести обезьяночеловека.