Любовь, постель и ярость. Почему распался брак Гурченко и Кобзона?

Их знакомство произошло под бессмертную музыку Мишеля Леграна из фильма "Шербурские зонтики", на показе которого Кобзон и Гурченко случайно встретились. Он — статный, яркий, высокий красавец-брюнет, она — уже популярная после "Карнавальной ночи" актриса, тоненькая блондинка с безупречным вкусом и манерами. Всего на два года старше его. На целых два года!

Позади — целая жизнь: у неё — три брака и дочка Маша. Сейчас бы сказали: разведёнка с прицепом — РСП. Он разведён. Но страсть не знает границ и не требует оправданий. Знакомство продолжили в ресторане. Позже Кобзон признавался: Люся была потрясающей любовницей. Секс случался везде: в коридоре, в гримёрке, в машине, в чистом поле. Скрывать такое не получалось, их тянуло друг к другу, как магнитом. В конце концов, оба они были молоды, здоровы и красивы. Встречались редко — то у него гастроли, то у неё съёмки или репетиции.

Расписались почти случайно. В 1967 году, сразу после новогодних каникул, Гурченко примчалась к возлюбленному на гастроли в Куйбышев. Узнав её, администратор Дворца спорта, в котором выступал Кобзон, тут же уговорил Гурченко выйти на сцену и спеть несколько песен. Молодой актрисе это польстило: предложений сниматься в то время почти не было, а она всегда мечтала петь на эстраде.

После совместного выступления пара поехала в ресторан — поужинать и отметить встречу, а потом — с предвкушением ночи любви — в гостиницу. Но не тут-то было! Администратор гостиницы грудью встала на защиту нравственности звёзд и наотрез отказалась селить их вместе, указав, что в их паспортах нет печати загса, а значит, всё, что они собираются делать этой ночью, — совершеннейший разврат!

У Гурченко, только что окрылённой выступлением и тем, как её принимала публика, случилась настоящая истерика. Чтобы хоть как-то успокоить спутницу, Кобзон позвонил директору местной филармонии, и тот пригласил пару на ночь к себе домой. Рыдать Гурченко перестала лишь после обещаний любимого "сделать из неё человека".

Наутро поехали в местный загс, где выяснилось, что у Гурченко не хватает в паспорте страниц. Они, вырванные и смятые, лежали в сумочке отдельно — это были страницы о семейном положении с расплывающимся штемпелем о предыдущем браке. Страницы кое-как разгладили, вставили в паспорт — и пару тут же расписали. Работницы загса с восхищением разглядывали тёмно-красный костюм невесты и безупречно уложенные волосы. Никто и подумать бы не мог, что ночка у новобрачной выдалась та ещё!

Были ли они счастливы после этого? И да и нет. Да — потому что страсть не утихала, нет — потому что две звезды в одной постели — это слишком много. Гурченко была аккуратисткой, Кобзону было всё равно; он любил выпить, она ненавидела, когда он пил, но сама любила выпить шампанского; он любил покомандовать, но она была ещё более крутым командиром.

Много позже Кобзон скажет в интервью: "Характер у неё был мужской. Ты ей слово, она тебе — десять. Сказала — обязательно сделает". Однажды приехали отдохнуть в Сочи. В санатории Кобзона тот же час окружили шахтёры, стали наливать "за встречу", затем — "за успех", а позже накрыли "поляну", провожая кого-то из коллег домой. Гурченко на встречу с шахтёрами не пошла, а утром молча собрала чемоданы и уехала. А Кобзон остался.

Отношения осложнялись тем, что родители Кобзона новую жену приняли холодно. Они сразу поняли и характер молодой актрисы, и то, что тащить на себе весь быт она не будет, детей полный дом не нарожает, а будет всегда стремиться к соперничеству.

Они оказались правы: несмотря на идеальную чистоту в квартире, Гурченко наотрез отказалась заводить детей и даже к единственной дочери Маше проявляла мало интереса, очевидно, считая, что ребёнок её старит, выдаёт возраст.

"Не мамкай!" — строго говорила она дочери, когда та начинала на людях звать её. Иногда заниматься с ребёнком приходилось Кобзону: он водил девочку в цирк, гулял с ней, и даже в первый класс за руку Машу отвёл именно он.

Ревновали ли они друг друга? Ещё как! Кобзон вспоминал, что Люся буквально спиной чувствовала, если он смотрел на другую женщину. Умела обернуться и съязвить так, что кровь бросалась в лицо. Но и сама остро ощущала, что кому-то нравится, и сразу же "вставала в стойку".

Дома всё это выливалось либо в потрясающий секс, либо в умопомрачительный скандал с битьём посуды и даже с рукоприкладством. Да, Гурченко могла быть настоящей леди, а могла быть и торговкой, готовой вцепиться в глаза. Кобзон считал, что "Люся — в отца", Марка Гавриловича, который мог в приступе ревности гоняться за женой. Но и сам певец мог залепить пощёчину, когда жена переходила все мыслимые пределы.

Положение осложнялось тем, что Гурченко оставалась почти без работы. Быть может, втайне она надеялась, что её брак с Кобзоном придаст новый толчок карьере. Этого, увы, не случилось. Ей предлагали второстепенные роли, от которых она отказывалась. На содержание семьи зарабатывал в основном Кобзон.

Ему Гурченко часто жаловалась, что кино- и театральные режиссёры главные роли предлагают ей только через постель. Харассмент, который в СССР был обычным делом в театральной среде и в среде киношников, необыкновенно злил её. Пачкаться не хотелось. Кобзон мог бы заступиться за жену, но, видимо, по молодости не придавал этому значения.

Неудачи в карьере отражались на обстановке в семье. Гурченко теперь уже ревновала не только к женщинам, но и к работе. Более того, она хотела во что бы то ни стало "переделать" мужа! Разумеется, это оказалось невозможным. Как и когда безумная любовь превратилась в безумную ненависть? Этого мы никогда не узнаем.

"Это была одна из самых жутких ошибок в моей жизни, — писала Гурченко много позже в книге "Люся, стоп!". — От него надо было бежать быстрее лани... Дура! Мне казалось, что я его "перестрою". Какая наивность!.. Но он так мощно умел завоёвывать. Цветы, духи, натиск… Многое, очень многое можно озвучить. Но зачем? Достаточно того, что три года после этого я не могла себе представить рядом ни одного человека. Одной, только одной... Я знаю, что тогда я многое поняла про себя".

Недопонимание нарастало как снежный ком. И однажды Людмила Гурченко уехала на съёмки фильма, пригласив в дом свою лучшую подругу Татьяну Бестаеву, актрису Моссовета, — присмотреть за дочкой Машей. Почему она так поступила? Не подумала? Или подсознательно желала расстаться с мужем?

Сам Кобзон позже описывал Бестаеву как безумно красивую женщину с атласной кожей. Завоёвывать красавиц Кобзон и в самом деле умел. Ребёнка тут же "сдали" родителям Гурченко, а сами вдвоём укатили в Рузу — отмечать Новый год. Кобзон даже скрывать не стал своё новое увлечение.

Когда Гурченко вернулась со съёмок, "доброжелатели" ей всё рассказали. Она была вне себя от ярости. К счастью, Кобзон уже укатил на гастроли, поэтому всё, что она могла, — это материться в трубку. Прощения просить Кобзон не стал. Вместо этого супруги обменялись телеграммами. "Горбатого могила исправит", — написала Гурченко мужу. Тот ответил: "Каким был, таким и останусь". И они развелись.

Через год Кобзон встретил свою Нинель, с которой прожил 45 лет, а Гурченко действительно три года была одна, а потом вышла замуж в пятый раз за Константина Купервейса. Их брак продлился 18 лет. Видимо, чтобы отношения были крепкими, совсем необязательно терять голову от страсти.

Кобзона она так и не простила. Однажды, встретившись с Иосифом и Нелли на балу в Центральном доме работников искусств, Гурченко несколько раз словно невзначай толкнула Нинель локтем, а когда танец окончился и все расселись за столики, подошла к ней и, наклонившись, горячо прошептала: "Сочувствую! Как вы можете жить с таким чудовищем?!" Но Нелли ничего не ответила разочарованной сопернице. И лишь после смерти Гурченко Кобзон однажды проговорился: "Это была необыкновенная женщина, мне следовало посвятить ей всю жизнь".