Залечь на дно: как глава НКВД инсценировал самоубийство и стал скитальцем

В феврале 1902 года родился Александр Успенский — одна из самых необычных фигур во главе советских органов госбезопасности. Прославился он даже не активным участием в репрессиях, подобно большинству других чекистов той эпохи, а весьма экстравагантным поступком. Ощутив, что и над его головой начинают сгущаться тучи, он решился на отчаянный шаг — инсценировать собственное самоубийство и затеряться на бескрайних просторах Советского Союза под чужим именем. И это ему почти удалось.

Александр Успенский родился в одной из деревень Тульской губернии в семье лесника. По меркам своего времени и происхождения получил достаточно неплохое образование. Сначала окончил школу, затем — начальное училище и (по состоянию на 1917 год) учился в духовном училище. Как правило, выпускники этих учебных заведений в дальнейшем поступали в семинарию, но Успенский священнослужителем так и не стал. Не по годам сообразительный сельский паренёк сразу после революции бросил учёбу и начал делать карьеру. Сначала примкнул к сельскому комитету бедноты, а через него угодил прямо в начальники районной милиции. И это всего-то в 17 лет. К 18 годам Успенский уже был уполномоченным уездной ЧК в Алексине.

Там сообразительного молодого человека присмотрел влиятельный начальник тульского отдела ОГПУ Герман Матсон, который составил ему протекцию. С его подачи 21-летний Успенский возглавил экономический отдел губернского ОГПУ. Потом Матсон ушёл на повышение, став полпредом ОГПУ по Уралу, и забрал подопечного с собой. Любопытно, что хорошее отношение Матсона к Успенскому не помешало последнему закрутить роман с женой патрона Ларисой Жигалкович-Матсон. Впоследствии судьба сведёт их ещё раз при весьма необычных обстоятельствах. Многолетняя работа в экономическом отделе помогла Успенскому обзавестись связями более серьёзного уровня, благодаря чему в начале 30-х он сумел перевестись в Москву.

В 1935 году Успенский был назначен заместителем коменданта Московского Кремля. В высшей степени серьёзная и ответственная должность. Всё получалось так легко и просто, что Успенский немного переоценил свои силы. Едва очутившись на высоком посту, он затеял интригу против своего непосредственного шефа, кремлёвского коменданта Ткалуна. Однако дело не выгорело. Хуже того, о происках новичка узнал сам шеф НКВД Ягода и решил поставить выскочку на место. Он распорядился вышвырнуть интригана из Москвы, и Успенский, не продержавшийся на посту и года, вынужден был уехать аж в Западно-Сибирский край (объединял территории нынешних Новосибирской, Кемеровской и Томской областей, а также Алтайского края). Это была почти ссылка, вдобавок он стал даже не начальником, а всего лишь заместителем начальника краевого НКВД.

На карьере Успенского можно было поставить крест, если бы не внезапные вести из Москвы. Вскоре после отъезда Успенского в немилость угодил и сам Ягода. Сменивший его Ежов был партийным аппаратчиком, а не чекистом, поэтому нуждался в лояльной команде. Разумеется, сколачивать её он начал прежде всего из тех, кто по тем или иным причинам имел на прежнего шефа зуб.

Весной 1937 года освободилось место начальника НКВД по Оренбургской области. Вместо арестованного Райского Ежов назначил "пострадавшего от самодурства" Ягоды Успенского с поручением провести зачистку области. Успенский управился за полгода, после чего получил солидное повышение. Его ждал Киев.

В январе 1938 года Успенский из заштатной Оренбургской области был назначен сразу наркомом внутренних дел УССР, моментально став одной из самых влиятельных фигур советской госбезопасности. Дело в том, что комиссариат внутренних дел самой крупной союзной республики — РСФСР — был упразднён ещё в 1930 году. Таким образом, именно НКВД УССР был крупнейшим республиканским ведомством во всём СССР. К тому же Украина всегда была в зоне особого внимания из-за того, что граничила с Польшей, которая считалась наиболее вероятным военным противником. Поэтому назначение было признаком высочайшего доверия шефа союзного НКВД. Успенский, помимо прочего, вошёл ещё и в состав политбюро украинской компартии, став одним из самых влиятельных руководителей в республике.

В Киеве он сразу же рьяно взялся за дело. Тогдашний глава УССР Хрущёв впоследствии вспоминал, что нарком просто извёл всех ежедневными донесениями о "недобитых и затаившихся врагах народа".

Впрочем, триумф Успенского был недолгим. В июне к японцам бежал начальник Дальневосточного управления НКВД Люшков. Этот грандиозный скандал основательно потряс позиции Ежова. Уже через два месяца заместителем главы НКВД был назначен новый фаворит Сталина — Лаврентий Берия. Он почти не скрывал, что пришёл за головой Ежова. Но сразу свалить наркома было нельзя, сначала надо было подобраться к его выдвиженцам в ключевых регионах.

Первым кандидатом на чистку оказался глава важнейшего республиканского аппарата Успенский. Как опытный чекист, он, конечно, всё понимал и осознавал, что конец неминуем. С начала сентября он начал продумывать различные варианты спасения. После бегства Люшкова уход за кордон стал невозможен, контроль на границах значительно усилили, а за видными чекистами стали следить. Поездка в сторону границы, несомненно, вызвала бы подозрения. Оставался только один вариант спасения — залечь на дно в самом СССР.

Ежов, и сам считавший дни до ареста, намекнул Успенскому, что вскоре последует вызов в Москву, только не стоит ему сильно радоваться. 14 ноября 1938 года наркома вызвали в столицу. Тем же вечером он отпустил личного шофёра, попросив не дожидаться его. Домой он так и не вернулся.

К вечеру следующего дня наркома хватились — уже после того, как он не появился на рабочем месте. На столе в кабинете нашли лаконичную предсмертную записку: "Прощайте все хорошие товарищи! Труп мой ищите, если нужен, в Днепре. Так вернее, застрелиться — и в воду… Без осечки. Люшковым никогда не был!"

Сослуживцы Успенского на допросах подтверждали, что в последнее время нарком действительно находился в дурном расположении духа и порой даже высказывал суицидальные мысли. Реку прочесали специально прибывшие водолазы, обнаружившие фуражку Успенского и его китель. Однако тело найти не смогли.

Вероятно, в любое другое время уловка Успенского удалась бы, но на фоне бегства Люшкова все стали недоверчивыми. Берия считал, что Успенский жив и попытается бежать за границу. Так что самоубийцу на всякий случай объявили в розыск как особо опасного государственного преступника. Через несколько дней Берия стал уже полноправным наркомом внутренних дел и взял поиски исчезнувшего чекиста под личный контроль.

В ночь исчезновения Успенский достал из сейфа заранее заготовленные документы на имя Ивана Шмашковского. Написал предсмертную записку. Потом выбросил фуражку и китель в реку и сел на поезд до Воронежа. Чтобы сбить погоню со следа, вышел в Курске, где несколько дней прожил у случайного знакомого. Оттуда на перекладных отправился в Архангельск. На Севере требовались рабочие руки, и в некоторых случаях лишних вопросов там не задавали.

Ещё недавно всесильный нарком едва не превратился в лесоруба. Но из-за проблем с пропиской на работу устроиться не получилось. Оттуда он поехал в Калугу. Там Успенский хотел навести справки, ищут ли его или поверили в историю с утоплением. Поняв, что инсценировка не удалась, он уехал из города.

Путь беглого наркома лежал в Москву. Конечно, он осознавал риск, но там у него была последняя надежда на спасение — Лариса Матсон, его бывшая любовница. Её супруга, бывшего покровителя Успенского, арестовали ещё в 1937-м, но женщину не тронули.

Успенский разыскал её, бывшая возлюбленная даже согласилась помочь ему. Более того, они возобновили отношения. Пара переехала в Муром, где Лариса устроилась заведующей родильным отделением в больнице. Первоначально женщина взялась помогать ему с легализацией на новом месте. Выхлопотала прописку и пыталась помочь с работой. Но в итоге страх пересилил любовь. Муж Ларисы и некоторые её родственники уже были арестованы по контрреволюционным статьям. Если бы женщину уличили в укрывательстве особо опасного преступника, её ждали бы очень серьёзные неприятности. Жить в режиме чудовищного ежедневного напряжения и вздрагивать от каждого шороха под окном становилось всё тяжелее. Наконец, спустя три месяца, женщина решила спасать себя. Она уехала из города, оставив Успенскому письмо, в котором извещала его о разрыве отношений.

Теперь у беглеца оставалась одна призрачная надежда — затеряться в тайге в какой-нибудь артели. Вновь начались скитания, ночёвки на вокзалах или у случайных попутчиков. Тем временем кольцо продолжалось сжиматься. Чекистам стала известна конспиративная фамилия беглеца. Теперь на поиски Шмашковского были ориентированы все сотрудники НКВД. Он и сам сглупил, взяв документы на достаточно редкую фамилию. Будь он каким-нибудь Иваном Кузнецовым, может быть, и удалось бы ему затеряться на просторах Союза. Шмашковскому было тяжелее.

Скитания наркома продлились пять месяцев. 15 апреля 1939 года его арестовали на Урале, в городе Миасс. Он прекрасно понимал методы работы собственного ведомства, так что решил не преумножать свои страдания, безоговорочно подписав предложенные ему признания во всех контрреволюционных грехах.

В конце января 1940 года Александр Успенский был расстрелян (практически одновременно с Николаем Ежовым). Лариса Матсон также была осуждена за помощь беглецу, получив десять лет лишения свободы.