Утопленные в крови: как "честные воры" СССР расправились с противниками

В Российской империи с преступностью боролись всерьёз. Перед революцией на Международном криминологическом конгрессе в Швейцарии Московский уголовный сыск был признан лучшим среди европейских стран. Но Гражданская война свела на нет все усилия царского сыска. На улицы российских городов хлынули преступники, "социально близкие" большевикам, и количество грабежей, убийств и изнасилований выросло в десятки раз.

Тюремный мир раскололся надвое. Одной его частью руководили матёрые каторжане-уголовники — уркаганы, а второй — жиганы, вчерашние белогвардейцы или царские офицеры, ожесточённые войной.

Уркаганы (или урки) получили своё прозвание от каторжного слова "урок" — задание, которое давалось на день каторжанам в забое и которое нужно было в обязательном порядке выполнить, чтобы получить пайку — еду. В обиходной речи каторжане искажали слово, ставя ударение на последнем слоге: "урки", "на урках". Например, "на казённых урках далеко не уедешь". За сотни лет слово трансформировалось в название самих каторжан — их стали называть урками, уркачами (по аналогии с щипачами) или даже уркаганами (по аналогии с хулиганами). В начале XX века уркаганами стали звать самых отмороженных преступников, у которых не было ничего святого и которые по собственным убеждениям не могли вернуться к нормальной жизни.

Названия "жиган", "жиганы" тоже имели глубокие корни. В конце XIX века так называли "сливки" уголовного сообщества. До революции жиганы относились к фартовикам, во время революции название перешло на самых отмороженных бандитов, не останавливающихся ни перед чем. А после революции жиганами стали называть "новых" уголовников, большинство из которых были из бывших дворян, офицеров или студентов.

Жиганы, пусть даже и озверевшие от войны, лишившиеся после революции всего, имели совершенно другой менталитет. Они были образованны, имели боевой опыт, знали языки и этикет, в прошлом у них была нормальная жизнь, семья. Многие, даже имея какие-либо сношения с криминальными миром, считали себя выше обычных уголовников и "на дело" никогда не ходили, предпочитая обделывать всё чужими руками.

Они были организаторами: подсаживали на наркотики беспризорников и босяков, заставляли их работать на себя, прибегая к шантажу. И таким образом организовывали преступные сообщества воров или контрабандистов. Так, в детективном романе советского писателя Николая Шпанова "Домик у пролива" описывается некий жиган Семёнов, который организовал "армию спиртоносов", таскавшую для него контрабандой спирт из-за границы.

А писатель Александр Сидоров (Фима Жиганец), специализирующийся на криминальном мире, указывает, что в середине 1920-х годов в Ленинграде бывший казачий есаул Дубинин сумел организовать "Союз советских хулиганов", в который входило больше сотни молодых преступников. Сам Дубинин на дела не ходил — средства к существованию ему доставляли подопечные, добывавшие их воровством и грабежом.

Воровских законов, которых придерживались уркаганы, жиганы не признавали и предпочли создать свой собственный "кодекс" — гораздо более жёсткий. По факту именно с ними было связано появление таких законов уголовного мира, как обязанность никогда не заводить семью, не иметь детей, не иметь собственности, никогда и ни при каких обстоятельствах не сотрудничать с властями, а главное — никогда не работать. "Белая кость" должна была всегда оставаться "белой". Единственным способом добычи денег становилось криминальное ремесло: воровство, грабежи, мошенничество и картёжная игра.

Отличить уркагана от жигана можно было по одежде. Жиганы предпочитали одеваться элегантно, иногда даже броско. Во времена НЭПа даже появилось слово "жиганить", то есть модничать. Они предпочитали клетчатые пиджаки, лакированные штиблеты, любили трости и шляпы, щеголяли перстнями. С флота к жиганам пришли элементы морской моды — тельняшки, брюки клёш и "капитанские" кепки.

Уркаганы одевались подчёркнуто просто: носили пиджаки в ёлочку, широченные штаны с напуском, сапоги гармошкой (прохоря), малокозырочку (кепку-восьмиклинку) и обязательно длинный белый шарф, обмотанный вокруг шеи.

Большевики быстро поняли, что с уголовниками нужно кончать, и уже с 1922 года стали восстанавливать сыск, приглашая в него работать и дореволюционные кадры. Например, уголовный сыск в Петрограде был на 50% укомплектован опытными ищейками. Большая часть архивов была уничтожена, однако опытные сыскари по памяти восстанавливали списки особо опасных преступников.

Большим подспорьем в борьбе с бандами стало появление в уголовном законодательстве СССР 59-й статьи, по которой жёстко карались "особо опасные преступления против порядка управления" (проще говоря, бандитизм). По этой статье организаторы и участники банд карались сроками от трёх лет и вплоть до расстрела. Для сравнения — за воровство могли дать три месяца исправительных работ.

Введение этой статьи стало одной из причин краха жиганов. Теперь, когда за участие в банде можно было схлопотать расстрел, многие босяки не захотели рисковать и решили вернуться к одиночному воровскому промыслу. Кроме того, дала свой результат и борьба с беспризорностью. Вчерашние сироты, промышлявшие на улицах кто чем, получали образование на рабочих факультетах, становились специалистами, вливались в общую массу советского народа. Опираться на них было уже невозможно.

Были и те, кто, повзрослев, не хотел оставлять уголовный мир, но и ходить под жиганами у молодых преступников желания тоже не было. Они сами были рады занять место главарей. К тому же нельзя было не считаться с матёрыми рецидивистами, которые уже освоились при советской власти и хотели вернуть себе лидирующие позиции. Так началась война уркаганов с жиганами.

В этой войне уголовный сыск оказался на стороне урок, ведь преступления жиганов часто носили явно политический характер — они натравливали преступников на мирных советских граждан.

Война была короткой, и жиганы проиграли её подчистую. Против них оказались все: власти, обыватели и уркаганы. К середине 1940-х годов от жиганов остались только воспоминания. Одни из них сгинули в сталинских лагерях, других убили вчерашние подельники и подчинённые, третьи погибли в перестрелках с работниками уголовного розыска.

Война уркаганов против жиганов развернулась и в лагерях, причём велась она при полной поддержке урок лагерным руководством. Жиганов помещали в плохие условия и подвергали унижениям, тогда как уркам позволялось занимать хлебные места и подминать под себя "мужиков". Некоторые жиганы даже отказывались от своих убеждений и переходили к уркаганам. Единственным местом, где жиганам удалось одержать верх над урками, стал лагерь на Соловках.

Несмотря на то что как раз в это время от жиганов к уркам перешли некоторые элементы моды (в частности, тельняшки и кепки-капитанки), уркаганы предпочитали дистанцироваться от "политических уголовников". С этой поры они стали всячески подчёркивать, что не имеют ничего против советской власти, но при этом остаются "честными ворами". Вор стал считаться наивысшим звеном в цепочке преступной иерархии, а бандиты, вымогатели, убийцы, насильники и хулиганы заняли низшие ступени преступного мира.

Парадокс, но когда в лагерях появился новый свод воровских законов, то оказалось, что в него вошли многие законы жиганов. Например, отныне "честным ворам" запрещалось иметь семью, служить в армии и сотрудничать с властями.