Триатлон после химиотерапии: история одной победы над раком крови

Это фото сделано в сентябре 2017 года на острове Джерси (один из Нормандских островов). Там проходили состязания Суперлиги по триатлону — едва ли не самые престижные старты в этом виде спорта. Как раз в этот период 27-летняя звезда российского триатлона Мария Шорец впервые почувствовала, что что-то не так.

Перед этим она побывала на соревнованиях в Японии и неожиданно для самой себя в плавании оказалась последней. Для мастера спорта международного класса это был удар.

"Мария Шорец стала первой россиянкой, выигравшей мировой чемпионат по акватлону. Лишь за несколько месяцев до этого она дебютировала на Олимпийских играх в Рио, заняв 25-е место. Уроженка Санкт-Петербурга пополнила копилку своих достижений, завоевав место на подиуме своим выступлением на соревнованиях на Тайване. Станет ли она первой российской чемпионкой Суперлиги по триатлону?" — так представлена спортсменка в списке участников Суперлиги в Джерси.

— На Суперлигу я уже прилетела заболевшая, у меня было что-то наподобие бронхита, немного была повышена температура. Хорошо, что там была очень короткая дистанция и такие специфические правила на выбывание, так что долго мне не пришлось мучиться на дистанции, и я, в принципе, быстро закончила эти соревнования. Температура вроде как спала, но мне всё равно было плохо, было полное бессилие, — вспоминает триатлонистка.

Мария сама себя не узнавала: даже в межсезонье, когда можно было отдыхать и лишь поддерживать форму, она впервые в жизни не могла себя заставить тренироваться, после обеда ложилась спать и в течение остального дня уже практически не вставала.

— И начался у меня стоматит, такие небольшие язвочки по всей полости рта, то есть не одна и не две, а семь-десять, и безумно тяжело было вообще разговаривать, всё опухает, всё раздражённое, есть — это вообще было мучение, и пить тоже было тяжело. В дополнение к этому появлялся почти не проходивший герпес на губах. И я не понимала, в чём дело, я списывала это на не очень хороший осенний климат в Питере, — рассказывает спортсменка.

Регулярные анализы давали тревожные результаты: сильное падение уровня лейкоцитов и вообще всех форменных элементов крови. Но тогда ни Мария, ни даже врачи не подозревали, насколько это серьёзно. Поэтому, когда начались очередные сборы, спортсменка отправилась на тренировки в надежде, что жизнь вернётся в нормальное русло. Надежда не оправдалась.

— Практически на каждой тренировке плавала плохо, бегала я там вообще последняя. Вроде тренируюсь, тренируюсь, а форма спортивная никак не набирается. И было ужасно обидно, и тренер мой не понимал, в чём дело, мы уже начали периодически ругаться, потому что у него начало закрадываться подозрение, что я где-то "халявлю" или просто не хочу заниматься спортом. А я на самом деле старалась, просто организм не давал никак улучшить результат.

Были и другие симптомы: постоянная бледность даже при самой сильной физической нагрузке, плохая свёртываемость крови при порезах и мгновенное появление синяков после ударов.

Когда смотришь на эти посты в "Инстаграме", невольно поражаешься тому, какая суровая правда скрывается порой за красивыми картинками.

— Ещё в ноябре я даже не могла и подозревать, что всё настолько серьёзно, я думала, ну какой-то вирус серьёзный, который нужно будет пролечить, и мы с тренером тоже долго думали, что же это может быть, весь Интернет пролистали. Иногда я читала, что такое лейкоз, когда совсем было грустно, совсем отчаяние приходило из-за физической формы, но всегда, когда про такие серьёзные диагнозы читаешь, думаешь, что это никогда тебя не коснётся.

Мастер спорта узнала правду лишь в январе, после обязательного для всех спортсменов углублённого обследования. Увидев её анализы, шокированный врач позвонил ей и велел немедленно отправляться в Санкт-Петербургский НИИ гематологии.

— И я туда пришла, тоже думая, что это всего лишь какой-нибудь обычный вирус, что я сейчас сдам какие-то дополнительные анализы, специалисты меня посмотрят, неделю меня прокапают антибиотиками, и я благополучно уеду на сборы, куда уже были куплены билеты.

Медики провели знаменитой пациентке пункцию костного мозга. Врач взяла минимум материала, "видимо, действительно не ожидала", говорит Мария. Но после анализа стало ясно, что нужна ещё одна пункция — предстояло уточнить диагноз. В итоге он выглядел так.

Новые клетки крови рождаются в костном мозге. Больше всего его в костях таза. И когда новая клетка появляется на свет, она ещё не является ни эритроцитом, ни тромбоцитом, ни лейкоцитом. Это лишь "зародыш", который со временем вырастет в один из многих типов полноценных кровяных клеток. А пока он ещё не способен выполнять нужную организму функцию. Такие новорождённые — незрелые — клетки называются стволовыми. Они проходят много разных стадий развития. Вот здесь, к примеру, показаны этапы большого пути. Если присмотреться, можно найти монобласт.

То есть это некий промежуточный этап. В норме данная клетка продолжит развиваться и станет, к примеру, макрофагом. Это такая клетка, которая проглатывает чужеродные бактерии и вирусы. Но в процессе этой эволюции может случиться мутация, и развитие клетки останавливается. Например, она дорастает до монобласта, и на этом всё. И со всеми её "братьями", которые рождаются вслед за ней, происходит то же самое. Начинается столпотворение сплошных монобластов, которые своим количеством начинают просто вытеснять нормальные клетки. Нормальным просто не хватает места для развития. Это и есть лейкоз.

Отсюда все симптомы, о которых рассказала Мария: мало тромбоцитов — начинаются трудно останавливаемые кровотечения, не хватает нейтрофилов — атакуют инфекции. То же самое может происходить не с монобластами, а с какими-нибудь другими бластами, и тогда название диагноза будет звучать немного по-другому.

— На самом деле острый монобластный — один из самых агрессивных и самых опасных видов лейкоза, как мне говорили. Если почитать в Интернете, какой процент выживаемости при таких диагнозах, то там вообще ничего позитивного. Чем моложе человек, тем больше процент. В зависимости от возраста там доходит до 15 и даже 10 процентов.

Марии объявили диагноз и сказали, что на следующий же день назначен первый сеанс химиотерапии. Так начались круги ада, через которые ей пришлось пройти. Химия шла круглосуточно неделю подряд. Задача этой процедуры — убить абсолютно ВСЕ клетки крови, чтобы избавиться от последствий патологического процесса.

— Во время первой химии в январе мне было настолько плохо, что я с трудом доходила до туалета. Ни о каком выходе из палаты и речи не было. И я даже не хотела особо выписываться, я так уже привыкла к этой комнате, и мне было страшно, что надо сейчас собрать вещи, надеть одежду, завязать ботинки, спуститься по лестнице с третьего этажа, потому что лифта нет. Мышцы ног не слушаются, ноги как будто разучились ходить. Вообще стоять тяжело в вертикальном положении.

Но это ещё не всё. Предстояло уничтожить саму причину. А причина была в костном мозге. Как мы уже упоминали, именно там происходит кроветворение. Нужно было избавиться от больного костного мозга и пересадить здоровый.

— Мне предложили поехать на трансплантацию костного мозга в Израиль. Я сначала долго не соглашалась, потому что страшно уезжать в другую страну, всё далеко. Наверное, недели две-три я очень сильно сомневалась, потом всё-таки приняла решение, что так будет лучше. Съездила в мае, обследовалась там ещё раз, вернулась в Петербург, и для меня уже начали искать донора в самом Израиле. В середине июня я вернулась в Израиль, легла на химиотерапию на неделю, и 27 июня мне сделали трансплантацию костного мозга.

— Как раз перед тем как лечь на химиотерапию в Израиле, вечером мы с сестрой пошли бегать на набережную Тель-Авива, это была моя последняя быстрая пробежка, я пробежала километров двенадцать, но это действительно было достаточно быстро, из пяти минут на километр. Не знаю, делал так кто-нибудь перед трансплантацией вообще в мире или нет. (Улыбается.)

Первые несколько дней после операции, по признанию Марии, оказались самыми тяжёлыми в её жизни.

— И так смотришь на анализы, которые ежедневно приносит врач, и там всё по нулям, кроме гемоглобина.

И при таких обстоятельствах эта девушка ясно понимала, что нельзя лежать без движения: надо хотя бы поднять ногу, надо попытаться отжаться от койки. Надо действовать. Надо жить.

— Когда мне поставили диагноз и в процессе всего лечения у меня ни разу не возникло мысли, что я не справлюсь, что что-то пойдёт не так, что я не вылечусь и так далее. Даже когда мне было максимально плохо, у меня не было таких мыслей.

— Могу посоветовать пациентам, которые находятся в такой сложной ситуации, как можно меньше лазать в Интернете и смотреть какие-то прогнозы на свою болезнь, потому что, как правило, эта информация достаточно негативна, и, когда находишься на больничной кровати и читаешь такое, просто чувствуешь себя в каком-то безвыходном положении, очень тяжело. Лучше не читать.

Уже на следующий день после выписки из израильской клиники спортсменка неимоверным усилием воли заставила себя подняться на ноги.

— Мы с мамой делали первую прогулку — до пляжа и обратно, это метров 400 в одну сторону и обратно столько же. И обратно я уже еле дошла, оставалось где-то метров 150, и мне казалось, что это очень далеко и я вообще могу не дойти. Я пришла и просто упала на кровать вся в поту. Но с каждым днём мы проходили всё больше и больше, и дней через десять мы даже начали делать такие кросс-походы: то идёшь, то бежишь, то идёшь, то бежишь.

Было страшно, признаётся Мария. Больше всего тревожил вопрос о том, как приживётся донорский костный мозг: примет ли его организм, примет ли сам материал новую окружающую среду. Кстати, у этого мозга, как выясняется, тоже есть память. Он помнит, например, любимые блюда своего изначального хозяина. В данном случае донором был мужчина, и он явно не сторонник здорового образа жизни.

— Вкусовые привычки у меня поменялись, если раньше я любила диетические продукты, творог, сырники, то теперь я больше люблю мясо, какие-то жирные продукты, в общем, вкусовые привычки сместились в мужскую сторону. И назад у меня ничего не возвращается, я по-прежнему терпеть не могу творог, сырники и всё, что связано с диетической едой. Я просто не смогу это есть, чуть ли не до отвращения доходит. Вообще к диетам у меня теперь очень скептическое отношение. Я просто ограничиваю себя, чтобы не набрать вес. Но ем всё, что хочу.

А теперь? Теперь всё в порядке. Профессиональный триатлон остался позади, и Мария с удивлением обнаружила, что больше не испытывает прежнего трепета при звуках предстартовой музыки. И вообще стала спокойнее относиться к очень многим вещам.

— Стараюсь раз пять в неделю уделять время своим личным тренировкам, потому что летом я планирую выступать на любительских соревнованиях по триатлону и по велоспорту. Это мне нравится, и есть возможность тренироваться, поддерживать себя в форме. Без спорта я себя не вижу.

Мария Шорец продолжает работать в российской Федерации триатлона, помогает отечественной сборной, но своей главной задачей считает подготовку спортсменов-любителей. Ещё в 2016 году у неё появились первые подопечные, а в последнее время их становится всё больше и больше. Многие хотят попасть к тренеру, который одержал такую победу.