Осаждённые

Мы пили воду на кухне небольшого дома на окраине 230-тысячного Дир аз-Зура, расположенного в самом центре "чёрного пятна" ИГИЛ. В доме квартируются военные. За окном трещали автоматы, перебивая вечерних цикад и шум дизельного генератора. В квартале ар-Рушдия продолжался бой. Чёрный флаг ИГИЛ впервые был так близко.

Несколько часов назад мы вошли в ар-Рушдию с небольшим отрядом бойцов 104-й бригады республиканской гвардии. Нас взял с собой Исам Захрутдин. Cирийский бригадный генерал, внешне похожий на героя России Артура Чилингарова, лично участвует в операциях, ведёт бойцов в атаку, живёт с ними на передовой. Он легенда Сирии и непререкаемый авторитет для солдат.

Восемь гвардейцев во главе с 54-летним Захрутдином пришли на подкрепление к группе, занявшей высоту недалеко от взорванной латинской церкви. Необходимо было уничтожить позицию пулемётчиков и снайперов ИГИЛ в соседнем здании, откуда они покрывали огнём целый квадрат.

Бойцы тащили переносную реактивную установку, боеприпасы и провизию для товарищей на передовой. Два десятка яиц, лаваш, пачка чая, сигареты, канистра с водой. Суточный паёк бойца на позиции — одно яйцо и лаваш.

Сквозные парадные, пробоины в стенах, брошенные лавки, огороды. Узкие улицы перекрыты рвами и баррикадами, чтобы не прошла бронетехника и не прорвались грузовики смертников со взрывчаткой.

Бойцы разошлись по этажам, укрепили огневые позиции. По нам начали стрелять из здания с чёрным знаменем на крыше. Мы зажмурились, когда от пули осыпалась штукатурка.

— Не бойся звука пуль, — сказал Захрутдин. — Ты не услышишь ту, которая попадёт в тебя.

Генерал дал бойцам короткие команды: одним — готовить реактивный снаряд, другим — заряжать РПГ, остальным — занимать огневые позиции. Затем шквальный огонь и тишина. Отвечать с той стороны, похоже, было уже некому.

После боя накрыли стол. Лаваш, тарелка зелени, хумус, тунец и паштет в консервах. "Королевский" ужин был явно организован из неприкосновенных запасов. Генерал собственноручно положил еду каждому в тарелку. 

ИГИЛ был уже в городе, ежедневно атаковал, обстреливал гражданские кварталы. Бой, звуки которого доносились из-за окна, был очередной попыткой прорыва.

Ар-Рушдия — квартал в исторической части Дир аз-Зура на западном берегу Евфрата. В мирное время с восточным берегом его соединяли два моста. Знаменитый висячий построен французами в 1931 году. На нём фотографировались туристы, а местные пацаны ныряли в изумрудные воды. Второй мост, автомобильный, является частью трассы Дамаск — Пальмира — Дир аз-Зур — Мосул (Ирак).

Если раньше река отделяла кварталы старого города от парка и ферм, то теперь она стала естественной границей между прежней Сирией и так называемым "Исламским государством".

В 2013 году радикалы взорвали пешеходный мост как "бесполезное наследие крестоносцев". Через второй орда хлынула в кварталы западного берега. В тяжелейших боях армия вместе с ополчением отстояла город, но в нескольких районах исламистам удалось закрепиться.

— Через мост они подтягивают живую силу и оружие, — объяснили военные. — С той стороны их ресурс неограничен, террористы съехались со всего мира. Могут прислать колонну боевиков хоть из Ирака. 

После ужина Исам Захрутдин переоделся в штатское, сел за руль и повёз нас по городу. На окраинах кромешная тьма и совсем безлюдно. Через каждые 500 метров баррикады и насыпи из земли, через которые можно проехать только зигзагом на минимальной скорости, под прицелом крупнокалиберного пулемёта и гранатомётчика. Это часть системы, спасающей от прорыва боевиков.

Чем ближе к центру, тем чаще появляются островки света и громче становится гул дизельных генераторов. Дир аз-Зур, энергетическая столица Сирии, сейчас отрезан от всех электрических линий. Где свет, там и собираются люди.

Останавливаемся у лавки, где много народа. За прилавком хозяин, 50-летний Хамад. Он сегодня не торгует, а оказывает услуги. Прейскурант написан от руки. "Полная зарядка телефона — 35 лир, ноутбука — 75, маленького автомобильного аккумулятора — 75, среднего — 100, большого — 150". Чтобы перевести лиры в рубли, надо поделить примерно на четыре. Вроде бы плата символическая. Но и десяток круглых лавашей стоит 100 лир. Либо телефоны всей семье зарядить, либо хлеба покушать.

Сирийцы любят говорить по-телефону, так что Хамад зарабатывает на хлеб своей семье. Электричество в лавке — от дизельного генератора. Внутри десятки розеток и тройников, на них гроздьями заряжаются гаджеты, пол уставлен автомобильными аккумуляторами.

Мобильная связь в городе есть. Как и во всей Сирии,  здесь уверенно работают оба национальных оператора. Звонки принимаются даже из Москвы. Но 3G отсутствует, поэтому в лавках периодически мелькает реклама услуги "Отправка фотографий по WhatsApp".

На улицах становится многолюднее. Приезжаем на местный бродвей. Люди приходят сюда ради настроения. Молодые пары, девушки в джинсах и платках с открытыми лицами, парни с аккуратными причёсками. Пожилые мужчины сидят на тротуарах, беседуют, курят, пьют чай. Много детей. Выходим из машин. Вроде типичная "арабская улица", но, в отличие от курортов, здесь на тебе не пытаются заработать.

Наш приезд вызвал ажиотаж. Через несколько минут вокруг стояла ликующая толпа. Люди в Дир аз-Зуре, когда-то привычные к туристам, не видели иностранцев уже несколько лет. Возможно, мы невольно вызвали у них надежду на близкое налаживание мирной жизни.

Зашли в одно из уличных кафе. Сегодня тут битком. В прямом эфире показывают футбольный матч между молодёжными сборными Сирии и Ирана. Проектор воспроизводит на белом экране довольно чёткую картинку. Бармен не успевает готовить чай (крепче него в баре ничего нет), а официант — разносить заказы.

— Мы знаем, что в километре отсюда ИГИЛ. Ну и что! Мы болеем за нашу команду, она для нас символ государства, — объясняют молодые болельщики. — Жить в их "исламском государстве" мы не хотим, собрались здесь назло террористам.

Когда мы возвращались к машинам, услышали крики, а затем увидели потасовку. Двое парней тащили с освещённой улицы в тёмный сквер третьего. Прохожие, в том числе кричащие женщины, пытались его отбить. Сопровождающие нас военные побежали в толпу и вскоре привели к машине всех троих. Первый со слезами уверял: "Эти двое из ДАИШ. Они хотели отрезать мне голову".  Двое других, тоже с плачем, убеждали, что ссора является бытовой. Захрутдин быстро успокоил их парой пощёчин. У "обидчиков" при обыске обнаружили нож. Всю троицу повезли в полицию. Связаны ли они с ИГИЛом, разберутся, но вообще, их людей в городе немало, пояснили нам.

На ночлег нас определили в дом на окраине. Многие жители ушли отсюда к родственникам, ближе к более безопасному центру, предоставив дома военным.

В комнатке на первом этаже сидели трое солдат. Высокий сухой Хайру из Хомса, в чёрном комбинезоне с наколенниками. Мухаммад из Алеппо, с детским лицом, в форме на пару размеров больше и стоптанных кирзовых ботинках. Аля из южной провинции Эль-Кунейтра, новозаветных мест на границе с оккупированными Израилем Голанскими высотами.

Аля походит если и не на самого Спасителя, то на апостола точно (многие из них были родом из его мест). Длиная светлая борода, зелёные глаза.

Хайру курит одну за одной. Он снайпер, только что вернулся из старого города с позиции, на которой провёл 48 часов. Я спрашиваю: "А как ты куришь там?". — "Там я забываю, что мне хочется курить и есть. Ухожу на точку ночью, маскируюсь. Двое суток убираю их потихонечку, а потом не могу накуриться".

Мухаммад в детстве чем-то переболел. Почти не говорит, на вопросы отвечает жестами, смотрит проницательно. Имея освобождение от призыва, записался в армию добровольцем. В Дир аз-Зуре уже два года, роет туннели под позиции ИГИЛ. Адски тяжёлая и опасная работа. 

Бойцы говорят: было бы здорово, если бы Россия помогла новым оружием. "Моя старая винтовка барахлит, если бы мне дали хорошую —  убил бы вдвое больше врагов. Ты же знаешь, их в 100 раз больше, чем нас".

Перед сном Аля приносит маленький, немного потрёпанный Коран. "Это мне мама дала, когда я уходил на войну, возьми себе". Все трое убеждают, что отказываться нельзя. 

На утро нам была назначена встреча с Мухаммадом Хадуром, ещё одним боевым генералом. Под его командованием был взят горный хребет Аль-Калямун, граница между Сирией и северным Ливаном. Это избавило западные провинции от угрозы вторжения террористов. На счету Мадура также успешные операции под Дамаском и Алеппо. Сейчас он командует фронтом на всём восточном направлении, в провинциях Дир аз-Зур и Эль-Хасака.

Статус фактического замминистра обороны позволял ему устроить ставку в подконтрольном правительству Камышлы или хотя бы менее опасной Хасаке. Но Мухаммад Хадур выбрал блокадный Дир аз-Зур. С его одобрения мы должны были отправиться на военный аэродром на юге города, где базируется эскадрилья сирийских ВВС. ИГИЛ штурмовал авиабазу ежедневно.

В Сирии рушатся стереотипы о ближневосточном типе внешности. Мухаммад Хадур аристократично худой, ростом под два метра. Уложенные назад волосы, волевой лоб. Резкие черты лица выражают презрение к опасности. С таким выражением лица, на фоне падающих мин во время очередной атаки террористов на аэропорт, Хадур даёт нам интервью: "Я обращаюсь к ИГИЛ. Продолжайте нападать, Дир аз-Зур станет вашей могилой". Только за месяц здесь убиты 2500 террористов. Потери сирийской армии и ополчения — на порядок меньше.

На взлётке полдюжины разбитых МиГов. Мины игиловцев летят ежеминутно со стороны примыкающих к аэродрому плантаций. На возвышенности в паре километров — вражеские артиллерийские позиции. Аэродром для них как на ладони, бьют в надежде повредить взлётное полотно. У  нас на глазах из ангара на полосу выкатывает старый МиГ. Мины начинают прилетать чаще. Истребитель идёт на взлёт и удаляется в небо. Через несколько минут позиции артиллерии ИГИЛ покрываются клубами пыли и дыма, как при извержении вулкана.

Самолёт возвращается, садится, лавируя между дымящимися воронками, и прячется в ангаре. Пока офицер сирийских ВВС выходит из боевой машины, встречающие его коллеги рассказывают: "Это Гаса, каждый его вылет как подвиг. Удары приходится наносить в крутом пике близко к земле. Одну его машину недавно подбили, успел катапультироваться. Приземлился на их стороне в полутора километре от наших, но сумел вернуться".

— Я поразил сейчас несколько позиций с тяжёлыми орудиями, которые они подтащили ночью, — рассказывает сам пилот.

В это время ИГИЛ пытается прорваться к аэропорту со стороны посёлка Аль-Джафра. Мы на нескольких пикапах мчимся с небольшим отрядом к оливковой роще на окраине посёлка. Среди бойцов есть новобранцы, которые прилетели с нами в осаждённый город с "большой земли" накануне. В их глазах страх.

— Не бойтесь идти в бой! Место и время нашей смерти определено Аллахом. И мы не можем его изменить! — с блеском в глазах прокричал командир. Выпрыгнув из кузова пикапа, ребята помчались к насыпи, за которой развевалось знамя террористов.

После двух часов боя военные отбивают атаку террористов, уничтожив два БМП. 

Многие защитники Дир аз-Зура выглядят не по уставу. Длинные волосы, бороды, иногда отсутствует форма. На вид те же боевики.

"Это элемент маскировки, — объясняет один из них. — Их снайперы принимают за своего". — "А если свои перепутают?" — "Нас так мало, что все знаем друг друга в лицо", — улыбается боец.

После аэродрома едем в госпиталь. Захрутдин каждый день навещает раненых бойцов, подходит к каждому.

Среди раненых  много гражданских, в том числе детей. Несколько дней назад во двор больницы упал снаряд, перед входом стоят  искорёженные машины скорой помощи.

Утром вертолёт доставил в Дир аз-Зур очередной гуманитарный груз. Несколько тонн редиски и джирджиса, как называют в арабских странах рукколу. Если у нас она просто салат, то в голодающем городе из травы могут приготовить полное меню от похлёбки до котлет.

Обширные, удобренные илом плодородные плантации на другом берегу Евфрата, которые раньше кормили всю провинцию, теперь оказались на территории террористов. Местные рассказывают, что там и сейчас изобилие еды. Здесь же в ежедневном рационе мирного населения — хлеб и каша из перемолотой пшеницы.

Сегодняшний груз рукколы раздаётся бесплатно, под контролем военных. Один пучок в руки.

Центральная улица, которая вечером была бродвеем, днём превращается в стихийный рынок. Древний крытый рынок города, настоящий восточный базар, полностью разрушен. Народ на улице продаёт домашний скарб: посуду, старую одежду — ради хотя бы небольшого заработка. Самый ходовой товар — порубленная на дрова мебель, 100 лир за килограмм.

Редкие прилавки с продуктами почти без покупателей. Пачка макарон — 650 лир, в пять раз дороже, чем в Дамаске. Мясо у единственного продавца по 8000 лир.

— Я слышал, что на том берегу оно стоит 1200, — говорит мясник.

На раздачу рукколы у бывшего овощного магазина собрался, кажется, весь город. Очередь почти на километр, военные следят за соблюдением порядка.

Нервы у горожан на пределе, дома недоедающие семьи, но через голову никто не лезет.

— Я перенесла две операции на ногах, но, как и все, простояла здесь четыре часа, — со слезами говорит пожилая женщина, получившая свой пучок рукколы и редиса. — Перед голодом мы все равны.

Понять значение слова "Дир аз-Зур" непросто, версий много.

 — по-арабски "монастырь", эту часть названия впервые начали использовать завоеватели из Омеядского халифата в VII веке. О существовании здесь монастыря точных свидетельств не осталось, известно лишь, что местные христиане после прихода исламских завоевателей не пожелали менять веру и совершали обряды под страхом смерти. 

 Второе слово — "Зур — можно перевести как "изгиб реки", "горло", а на местном диалекте это ещё и "лес". Берега и острова здесь действительно покрыты густыми зарослями. Ещё одно значение — "неприступный". Тогда, действительно, имя города определило его судьбу.

Есть ещё одна версия у моего друга, армянина. В 1915 году в пустыню вокруг Дир аз-Зура высылали армян из других провинций Османской империи. От голода и болезней здесь погибло 200 000 переселенцев. В память о жертвах был построен армянский храм Тер Зор ("Бог Могучий"). Скорее совпадение, но символичное.

Мне по душе гипотеза, может быть, не самая правдоподобная, но красивая. Слово изображает рёв льва: "Зуууууур". Львы действительно здесь когда-то были хозяевами мест.

Теперь в Дир аз-Зуре живут "Львы Восточной провинции" как называют себя бойцы племени шайтат, вместе с сирийской армией противостоящие ИГИЛ. Про шайтат ходят легенды: мол, режут игиловцев на части и украшают свои застолья отрубленными головами. Чтобы уйти от этих первобытных ассоциаций, проще называть племя родом или кланом.

— Шайтат является очень большой семьёй, — говорит один из командиров ополчения шайтат по имени Валид, представившийся полковником.

 Мы едем на закате по пустыне на их участок фронта. У всех в старом минивэне смугловатая кожа, широкие скулы, здоровые белые зубы, длинные чёрные волосы. Бороды отсутствуют только у совсем юных. За рулём подросток лет четырнадцати. Большие глаза по контуру обведены чёрным составом из местных трав — защита от песка и инфекций.

Предки шайтат, арабы-кочевники, начали заселять сирийскую пустыню три тысячи лет назад. Именно они принесли на эту землю арабский язык, который со временем вытеснил ассирийский и арамейский. Спрашиваю: "Так вы народ пустыни?". —  "Нет, теперь мы фермеры, осёдлый народ уже сотни лет. Но если надо, и воевать умеем".

У шайтат было три больших поселения на плодородных землях восточного берега Евфрата. 

 В 2011 году шайтат создал ополчение, чтобы противостоять разграблению своих посёлков в начавшейся войне. Заодно племя взяло под контроль то, что "плохо лежало", — соседние нефтяные скважины. Спустя полгода в провинцию стали приезжать боевики из других стран (сначала в основном арабских), примыкать к разрозненным бандам "Свободной Сирийской Армии". К шейхам рода шайтат пришли саудовцы с требованием отдать нефтескважины. Угрожали вырезать мирное население. Иностранных гостей убили на месте.

 Затем какое-то время ополчение шайтат воевало под флагом "Ан-Нусры". А в 2013 году Дир аз-Зур стал первой провинцией, в которую хлынул из Ирака новоиспечённый ИГИЛ. Террористы за один день казнили 3000 человек из клана шайтат. Позже они вынудили жителей покинуть поселения, убив ещё 2000 членов клана. Уцелевшая часть шайтат перебралась на западный берег Дир аз-Зура, а всё мужское население, включая несовершеннолетних, собралось в ополчение.

 Так появились "Львы Восточной провинции". Возглавил их молодой полевой командир Абд-Аль-Басат. "Львы" перешли на сторону правительства в ходе "Программы национального перемирия" — один из многих и, может быть, самый яркий пример этого процесса.

Абд-Аль-Басат на первой же встрече с Исамом Захрутдином сформулировал мотив своего племени — месть боевикам ИГИЛ. Два командира быстро подружились. Абд-аль-Басат всегда шёл впереди отряда и своими руками водружал сирийский флаг на отвоёванных у ИГИЛ территориях. 

Весной 2015 года он погиб, став героем для всех защитников Дир аз-Зура.

Беспощадность, с которой "Львы Восточной провинции" бьют террористов, обросла мифами, но ролики, в которых по Дир аз-Зуру проходит колонна пикапов племени, нагруженных трупами убитых игиловцев действительно можно найти в Сети.

— Пусть боятся, они нас резали — и мы их не щадим, — говорит нам один из командиров по имени Фейсал. — Мы воюем за свою страну, а с той стороны в основном иностранцы. Они хотят стереть Сирию с карты мира, так что правда на нашей стороне. 

Позиции "Львов" на стратегических высотах — севернее Дир аз-Зура. Самое крупное из орудий, 57-миллиметровая пушка, установлена в кузове грузовика. "Львы" готовятся к бою, заметив на той стороне реки передвижение техники ИГИЛ.

Несколько бойцов ассистируют наводчику, 13-летнему Саиду. Его семью террористы убили, когда Саиду было десять, с тех пор он в ополчении.

— Мой возраст никого здесь не смущает. Я лучше многих могу прицельно бить хоть на пять километров. Орудие готово к бою. Абду Сатар даёт команду: "Наар!" (огонь). Саид производит залп.

На обратном пути в город назвавший себя полковником Валид делает неожиданное признание: "Мы арабы, но от Саудии не видели ничего хорошего. Мы считаем Россию настоящей матерью арабского мира. За помощь в войне в любой момент будем готовы отдать вашей стране долг". 

Огромное здание региональной администрации. Дворец из серого мрамора в стиле поздней советской архитектуры в полной темноте. Поднимаемся по широкой лестнице главного входа. По тёмному фойе идём, подсвечивая дорогу телефонами. Тяжёлые двери. Открываем и щуримся от хлынувшего в глаза света.

Просторный кабинет, длинный стол для совещаний, мебель со вставками резного дерева. Через пару минут входит губернатор Дир аз-Зура Мухаммад Аль-Айния. Мужчина лет 65 в красивой рубашке и лакированных туфлях. Белая кожа, необычно пышная и тёмная для его возраста шевелюра.

Помощники поднесли кофе. Губернатор открыл белую пачку "Данхила" и предложил всем закурить, таким же жестом, как угощали нас вояки на передовой. Мухаммад Аль-Айная, как будто немного волнуясь, заговорил. Башар Асад назначил его на эту должность с началом сирийского кризиса. Мы узнали, что в прошлом он был военным лётчиком, участвовал в войне с Израилем 1973 года. В одном из ночных боёв сбил два израильских истребителя. Когда перестал летать, несколько лет был главой штаба сирийских ВВС. Давно ушёл с военной службы.

Единственный работающий в тёмном здании кабинет губернатора был островком тепла и света, как те пять процентов территории провинции, на которые в данный момент распространялась его власть. Остальные земли пока занимает ИГИЛ. 

 — Моя задача — не допустить гуманитарной катастрофы и сделать всё, чтобы граждане даже в условиях блокады чувствовали себя частью единой Сирии.

Мухаммад Аль-Айния рассказал нам о проведённой его земляками спецоперации, которая была в чём-то не менее смелой, чем военные. Только героями были обычные мирные сирийцы.

В довоенное время Дир аз-Зур была не только нефтяной столицей Сирии, но и крупным поставщиком зерна на внутренний рынок. Но в самом городе не было ни мельницы, ни элеватора. В начале блокады зернохранилища были заполнены до предела, только перемалывать зерно было негде и нечем. Когда ИГИЛ отрезал все поставки продовольствия, гражданским было позволено проезжать их посты на легковых автомобилях без продовольственных грузов. Этим и воспользовались горожане.

Губернатор рассказал: "По нашей просьбе в соседней провинции была куплена мельница. Там её разобрали по винтику. Горожане провозили через посты детали под сидениями автомобилей под видом хлама. Через несколько недель все детали были в Дир аз-Зуре. Мы собрали мельницу".

Теперь в Дир аз-Зуре всегда есть своя мука, в пекарнях каждый день выпекают столько хлеба, сколько требуется городу.

— Другой нашей гордостью является система водоснабжения, — продолжает Аль-Айная. — Наша очистительная станция работает под обстрелами террористов. Наши инженеры обслуживают её, рискуя жизнью. В городе всегда есть питьевая вода.

В день нашего возвращения в Дамаск нас вышли провожать все, кто не был на передовой. Мы обнялись с Мухаммадом, который всё время молчит. Попрощались с Алей, который подарил мне Коран. Нас ждали безопасный Камышлы, затем Дамаск и благополучная Москва.  

Мы приехали к месту посадки и взлёта вертолётов. Из здания штаба вышел мужчина с будённовскими усами и красным лицом. Командующий дивизией Азиддин Ибрагим. Мы знали о нём как о человеке, держащем оборону Дир аз-Зуру с самого начала осады. Пока мы разговаривали, вертолёт прилетел, горячий ветер от лопастей начал сносить с ног. Машина должна была увезти нас после выгрузки продовольствия.

Когда лопасти остановились, а из из чрева вертолёта солдаты стали выгружать коробки с консервами в подоспевший грузовик, пилот доложил генералу, что обратно лететь не может: пулей повреждён один из агрегатов системы смазки двигателей. Фюзеляж был чёрным от выгорающего масла. "До утра, думаю, починим", — добавил пилот.

По реакции Азиддина Ибрагима стало понятно, что ситуация эта штатная. Командующий подошёл к полупустой ёмкости для воды (кубов на пять) из оцинкованного железа, просунул голову в люк и запел. Его мощный голос резонировал о стенки металлической бочки. По всей округе разнеслась грустная песня, известная в исполнении Файруз.

Мы расселись на пластиковые стулья рядом с растущим у здания штаба виноградником. Слепило закатное солнце. "

– Пересядь в тень, — предложил генерал.

— Нет, я люблю щамс (солнце), — ответил я по-арабски.

— А Сирию? — спросил генерал.

— Люблю щамс и Щам (Сирию), — скаламбурил я. Азиддин Ибрагим одобрительно хмыкнул.

Через два дня, когда мы уже были в Дамаске, из Дир аз-Зора пришла весть о смерти Азиддина. Человек, державший оборону Дир аз-Зура несколько лет, погиб в автомобильной аварии.

Я вспомнил слова другого командира: "Место и время нашей смерти уже определено Аллахом. Не бойтесь идти в бой!".

Фото и видео  Марат Сайченко,  Александр Мельников.

Автор благодарит Артура Кибекова за помощь в создании материала.