"Я не встречала более равнодушного человека"

Поликлиники и больницы объединяются, закрываются, открываются в новом месте, меняют профиль. Чиновники "настраивают" систему, говоря, что она становится лучше и человечнее. Но те, кто имеет возможность, до сих пор едут лечиться за рубеж или обращаются в частные российские центры. Мы спросили, можно ли доверять нашим государственным клиникам, самых разных людей — писателей, актёров, музыкантов, депутатов.

Писательница, активистка феминистского движения Мария Арбатова рассказала о том, как в московских больницах лечили её бывшего мужа и мать. И о том, что она за это время пережила — полную безысходность из-за равнодушия одних врачей и чувство глубочайшей благодарности к другим.

— В прошлом году в возрасте 65 лет умер мой бывший муж Олег Вите. С тяжелейшим инсультом его больше часа оформляли в приёмном отделении больницы № 50, не оказав своевременной помощи. А ночью перевели в реанимацию № 18 больницы имени Боткина. Там он больше месяца пробыл в коме, но врачам удалось вытащить его, и два месяца до смерти он прожил в отделении неврологии № 10.

Вместе с новой семьёй Олега мы бились за его жизнь, и сейчас особенно ясно видно, кто помогал, а кто мешал нам. С одной стороны были блестящие врачи реанимации. С другой, как выяснилось при переводе в неврологию, были совершенно профнепригодные медсёстры, допустившие такие пролежни на пятках, которые потом не удалось вылечить за два месяца.

В отделении неврологии с одной стороны был чуткий и терпеливый заведующий отделением. С другой стороны — совершенно наплевательски относящаяся к больным лечащий врач. Я не встречала более равнодушного человека и считаю, что ей не место в медицине. 

Когда Олега перевели в неврологию после 33 дней в реанимации, лечащему врачу было плевать, что тяжелейшего больного положили к окну под палящее солнце и накрыли тёплым одеялом. Мы увидели его на грани теплового удара, и только после серьёзного внушения врач сумела найти и другое место в палате, и противопролежневый матрас, и остальное.

Потом я несколько дней добивалась, чтобы над самым тяжёлым больным в отделении починили гудящую лампу дневного света. Когда Олега перестали кормить через специальную трубку смесями, лечащий врач забыла о нём и оставила на полдня голодным, а сиделка не могла решить вопрос без её распоряжения.

И с подобным мы сталкивались ежедневно, решая все вопросы через заведующего отделением. Работа отделения организована так, что медсёстры сваливают на сиделок практически всё. Сиделки, не имеющие медицинского образования, приезжают на полтора месяца и круглосуточно пашут. Они делают всё, даже чистят трахеостомы (дыхательные трубки), хотя это медицинская манипуляция для профессионалов. Выздоровление больных отделения неврологии очень сильно зависит от душевных качеств сиделок, и непонятно, как выживать людям, семьи которых не могут оплатить этих сиделок.

После печальных событий я написала в Минздрав жалобу по поводу работы приёмного отделения больницы № 50 и по поводу работы медсестёр в реанимации № 18 больницы имени Боткина. Ответа до сих пор нет, но периодически приходят сообщения, что расследование передаётся от одних контролирующих инстанций в другие.

Но я могу рассказать не только о плохом. Шесть лет назад я госпитализировала маму с перитонитом в Лечебно-реабилитационный центр Минздрава. В других местах оперировать не брались, считая, что её 88-летний организм не выдержит наркоза. Уникальный хирург Валерий Сергеевич Волкоедов сделал операцию под ксеноновым наркозом так, что через час она звонила нам и острила, а на следующий день была выписана домой.

Пять лет тому назад 90-летней маме в Мамоновской клинике вернули глаз, который не видел 32 года. Причём совершенно бесплатно. Низкий поклон хирургу Олегу Евгеньевичу Ильюхину, у которого золотые руки. Сейчас ей исполнилось 94 года. Тьфу-тьфу-тьфу!