Потерянные Помпеи

— Тамань — единственная, кроме Крыма, территория, где учёные России напрямую столкнулись с античным миром. Долгие годы историки верили, что до греков здесь никто не жил, но я всегда считал, что была и другая, более древняя цивилизация. В отличие от греков, селившихся у моря, этот народ строил дома за горами, подальше от ветра. Много лет я слышал только критику в свой адрес, мол, быть не может. А сейчас в связи со строительством моста мы открыли целую серию догреческих некрополей и поселений.

Ведущий археолог по догреческому периоду Тамани, начальник Восточно-Боспорской экспедиции РАН Николай Сударев достаёт кисет с табаком, бумагу и машинку для сворачивания папирос: "Вы не возражаете?" Парой движений свинчивает самокрутку, затягивается.

В часе езды от посёлка Тамань, в котором мы сейчас сидим в кафе, археологи Сударева только что открыли и снова закрыли водохранилище VIII века до нашей эры, древнейшее из известных в России. Находка и последующее закапывание её строителями Крымского энергомоста вызвали резонанс на всю страну. Сообщалось, что вообще на месте крымских строек учёные за последний год совершили тысячи находок. Захотелось разобраться: Тамань стала нашей археологической столицей, будущим центром притяжения туризма? Или древностями пожертвуют ради важной стройки?

— В общем, всё уже снесли. — Сударев пожимает плечами. — Сохранить водохранилище было трудно из-за оползневого берега. Через несколько лет рухнуло бы.

Начальник экспедиции очень спокоен. Возможно, к мысли о бренности сущего его приучило регулярное общение с античными останками. А может быть, и горький служебный опыт.

В 2010 году в Анапском районе Краснодарского края группа Сударева при прокладке ЛЭП раскопала храмовый комплекс VI века до нашей эры, посвящённый богине плодородия Деметре. Он на полвека старше афинского Парфенона.

— Храм был удивительной сохранности, его можно было сделать музеем, — вспоминает Сударев, затягиваясь уже не первой самокруткой. — К нам приезжали археологи из ведущих европейских институтов, потянулись автобусы с туристами. Но в итоге мы засыпали храм, потому что государство не было готово взять на себя его охрану и туда пришли вандалы.

Сударев произносит "вандалы" с нажимом, словно имеет в виду не анапских алкоголиков и тунеядцев, а воинственные германские племена, разорившие Рим.

— Алтарь разбили, часть стен посносили, и мы вынуждены были это законсервировать, закрыть землёй до тех времён, когда наконец появятся люди с мозгами и поймут, что история нам нужна.

Возвращаясь к догреческому резервуару под Таманью, Сударев просит обязательно написать, что руководил раскопками не он, а доктор исторических наук из Петербурга Олег Шаров. 

— Мой период догреческий, а Олег Васильевич больше по римскому времени, поэтому он делегировал мне полномочия.

Можно ли было спасти находку? Укрепить берег, сделать навес, водить экскурсии?

— Вы знаете, я всё детство провёл в Италии, даже говорю без акцента, — отвечает Сударев. И действительно, выглядит он, скорее, как европейский профессор: стильный шарфик, очки в модной оправе. — У итальянцев совсем другое отношение к своей истории. Или вот Турция. Они античные храмы в мечети перестраивали, не считают Византию своей культурой, но потом поняли, что на этом можно зарабатывать, и стали сохранять древности. А у нас ещё не доросли до осознания.

Ранним утром мы едем на раскоп "Тамань-16", устроенный в месте будущего расширения железнодорожного полотна перед Крымским мостом. В стороне маячит какой-то завод, по разбитой дороге мотаются грузовики с щебнем.

Мы видим в поле соты шурфов — вырезов земли в кубический метр. Археологи так проходят территорию. Нет находки на очередном метре — отдают участок строителям и движутся дальше. Получается, что археологи идут в авангарде огромной стройки, а строители поневоле спонсируют науку.

Я надеялся, что археологи ночуют в палаточном лагере, варят кашу на костре, поют под гитару Высоцкого и хотя бы немного походят на Индиану Джонса. 

Оказалось, что лагерь на месте раскопа не ставят вовсе. Участники экспедиции живут в соседних посёлках и приезжают на раскоп в рабочие часы. Какие там погони и перестрелки, если даже алкоголь у археологов, как они уверяют, под запретом.

Заказы на изыскания чаще всего получает Московский институт археологии или Санкт-Петербургский институт материальной культуры. Сотрудников для экспедиций они набирают в том числе на региональных кафедрах.

Простым рабочим на раскопе — "тем, кто на лопате" — платят 400 рублей за кубический метр. Специалисты-археологи получают в среднем 35—40 тысяч в месяц. Бонусом — дорога, проживание, питание и свежий воздух.

Найденные артефакты древней Тамани археологи пока хранят по домам. Они арендовали в округе всё жилье, которое не успели занять строители.

Дачный посёлок "Волна". Два археолога сидят во дворе частного дома у кучи глиняных осколков и полощут их в тазике с водой. Людмила Соколова, начальник лаборатории Ильичёвской экспедиции, встречает нас на пороге.

 — Мы толком ещё ничего не разобрали, — объясняет она. — Находки не пронумерованы, а многие даже не очищены. 

Большая комната наполовину завалена черепками. Они в коробках, пакетах и просто на полу. Недоклеенное глиняное блюдо на столе возле ноутбука. В тазу полощется ручка древнего сосуда.

— Каждый осколок нужно вымочить в соляной кислоте, протереть зубной щёткой — с этого начинается реставрация, — объясняет Соколова. Людмила Анатольевна опускает очередной горшочек в раствор, жидкость размеренно пузырится. Я закрываю глаза и пытаюсь представить себя строителем, у которого энергомост недостроен, план горит и начальство ругается матом.

Как строитель, я не понимаю, зачем так долго возятся с вещами мертвецов, которые они же сами выбросили на свалку тысячи лет назад, если мост нужен сегодня. Я начинаю даже злиться на археологов, но открываю глаза — и наваждение проходит.

— Строители энергомоста вас подгоняли? — спрашиваю.

— Ну конечно. Они из-за нас переносили сроки, а когда пошли ямы с керамикой, у них вообще истерика началась. Требовали копать бульдозером. Начали бульдозером — обрушили все ямы. Опять копаем по старинке лопатами. Только наш начальник — доктор Шаров — может с ними договориться.

Но всё же именно благодаря строительству автотрассы в Керчь в ноябре 2015-го между посёлками Виноградный и Прогресс археологи обнаружили древний некрополь. Находки из него, 640 предметов, которые греки положили в могилы своим покойникам 3000 лет назад, хранятся сейчас в другом дачном доме. Здесь нас встречает заведующая камерально-реставрационной лабораторией Анна Цинько.

Я рассматриваю её археологические ценности. Бусы представителей древнегреческого среднего класса. Такие до сих пор продают на рынках средиземноморских курортов.

— Без стройки государство не дало бы денег на раскопки, — объясняет Анна. — В этом году работы продолжатся, а значит, опять найдём что-нибудь сенсационное.

В посёлке Ильич летом  — курортники, а пока — тишина. В четвёртом веке до нашей эры поселение называлось Ахиллеон. Существует даже теория, что именно отсюда Ахиллес уходил на Троянскую войну. Но сейчас о нём в посёлке ничего не напоминает.

Двое парней на центральной площади торгуют цветами, мужчина постарше — беляшами. Вокруг симпатичные дачные домики, в конце улицы — новая ЛЭП энергомоста.

 В Ильиче нас встречает Александр Бонин, начальник отряда Института археологии РАН. Именно он заведовал раскопками водохранилища.

Александр носит тёмные очки и спецовку, часто курит, на лице двухдневная щетина, будто только вышел из гробницы, где долго откапывал нечто важное. Он прожил в Ильиче девять месяцев и на днях собирался лететь в Москву к родным, которых не видел с новогодних праздников.

Строители не в первый раз невольно помогают Бонину делать открытия. Пару лет назад при прокладке российского участка газопровода "Южный поток" его команда нашла гробницу хазарского князя.

Теперь на месте нашумевшей археологической находки бурильщики прокладывают энергокабели. Ездят трактора, рабочие в ярких касках делают насыпь, укрепляют берег. А в момент научного открытия здесь была свалка, античное водохранилище скрывалось под грудой мусора. Оно не единственное и, может быть, даже не самое ценное из скрытых здесь древностей. 

Бонин ведёт нас на дальний конец пустыря, в сторону жилых домов. Энергомост остаётся чуть в стороне. Спускаемся в неглубокий овраг. Земля усеяна следами пикника. Под ногами блестит бутылка из-под шампанского.

— Как вы думаете, что это? — спрашивает археолог.

— Помойка?

— Винодельня IV века до нашей эры. Этот камень — давильный пресс. Деревце растёт из чаш, в которых древние греки хранили вино.

Кажется, я начинаю слышать голос античных предков, зовущих земляков на винодельню.

 — У нас ведь замечают лишь то, что прогремело, — объясняет Александр. — На древнем водохранилище все журналисты побывали, представили строителей чуть ли не вандалами. Жаль, конечно, водохранилище, но мы его хотя бы зафиксировали. А в ста метрах другой античный памятник превращается в пыль, и это никого не волнует.

— Сюда бы туристов водить, — говорю я.

Александр иронично улыбается.

Греческую винодельню раскапывали с 1970-х годов, а к концу века у государства закончились на это деньги. Древние камни заросли травой. Деревцу, что пробилось из чаши, как раз на вид лет пятнадцать.

— А через дорогу у нас крепость шестого века, — добавляет Бонин.

Мы поднимаемся из оврага, идём через сельскую дорогу к холму. Он покрыт молодой травой и кустарниками, это и есть заросшая крепость. С трудом можно разглядеть, как булыжники складываются в узор небольших помещений. Я наступаю на стену, из неё вываливается здоровенный камень. Александр поднимает его, осматривает.

— Древняя кладка. Тут была крупная сторожевая крепость Византии, её сожгли варвары во времена Юстиниана, в шестом веке. Здесь помещения для охраны, а там лавка торговца.

Археологи в 1970-х прозвали крепость Таманскими Помпеями. В момент находки она не была разорённой. Тюркские захватчики взяли укрепление без боя, жителей увели в рабство, а селение по какой-то причине подожгли, не разграбив. Советские исследователи застали монеты на полках в лавке торговца, мечи и броню византийских солдат на складе. В каменных стенах даже торчали наконечники стрел.

Крепость планировали отреставрировать и сделать туристическим объектом. Но теперь она безнадёжно заросла травой, а исторические артефакты потихоньку растащили.

С крепостного вала хорошо видна ЛЭП энергомоста. Справа от неё в поле горбатится курган.

— Это могильный курган? — уточняю у Александра.

— Тут таких сотни, — буднично отвечает археолог. — И далеко не все исследованы.

— И там может быть кто-то похоронен?

— Наверняка, но ресурсов для исследований нет. Теперь курганы вместо изучения засевают.

— Засевают?

— Они ведь стоят на полях, год за годом их тракторами сглаживают, потом уже и не найдёшь. Иногда их чёрные копатели роют, но редко что-то находят, просто не знают как. Бывало, и вход обрушивался вместе с грабителями. Вы про эти раскопки лучше в музее спросите, Эльмира Радифовна тут много лет назад начинала работать.

На обратном пути проходим жилой дом напротив заброшенной винодельни. Из открытых ворот показывается морда здоровой псины. Увидев нас, собака начинает громко заливаться.

— Фу, молчать! Афина, молчать, кому сказал! — кричит на неё мужчина и запирает ворота.

 Под непрекращающийся лай греческой богини мудрости мы уезжаем в Тамань.

Музей Тамани совершенно выбивается из ряда аляповатых поселковых домов. Внутри по-европейски просторен, устроен логично и стильно.

— Здесь было 12 крепостей вдоль береговой линии, они у нас называются "батарейки" — из-за укреплений времён Крымской войны, но остались от них только холмы, — невысокая энергичная Эльмира Устаева рассказывает историю Тамани, красиво двигая руками у гигантской карты. Будто бы представляет телепрогноз погоды для жителей отдалённого уголка Эллады.

Заведующий отделом фондов Таманского археологического комплекса работает в музее и ездит на раскопки с 1980-х. Когда-то приехала в Тамань на археологическую практику, да так и осталась.

Годы работы на полуострове научили Устаеву не слишком рассчитывать на помощь государства.  

— Построят мост и будут у вас туризм развивать, — пытаюсь поддержать я археолога, когда она рассказывает, что находок за последний год набралось так много, что складывать уже некуда.

— Да, разовьют они!  — взрывается Эльмира Радифовна. – Уже который год только и слышим: "Надо туризм развивать, давайте развивать, конечно, сейчас разовьём туризм". Собираются раз в полгода, прожекты сочиняют, как бы было хорошо туризм развить. Маниловщина! — почти выкрикивает Устаева.

— Простите, — добавляет она, сменив тон. — Я просто уже столько наслушалась.

Мы выходим в музейный двор. Античные мраморные колонны, куски византийских арок, иудейские надгробья — верхушка Хазарского каганата, который контролировал эту территорию в VII—X веках, исповедовала иудаизм. И тут же откуда-то герб Москвы — скачущий Победоносец на фреске.

— Популярное изображение фракийского всадника, от которого и пошло изображение Святого Георгия. — К концу путешествия мне, наверное, будет казаться, что всё на свете зародилось в Тамани.

— В четвёртом веке у нас появились и первые сирийцы, — говорит Эльмира Радифовна. – В крепости нашли крест — такие делали исключительно в Сирии. Вероятно, проповедник пришёл из тех краёв. Пойдёмте, я вам кувшин с нефтью покажу.

Мы заходим в старый кабинет, заваленный книгами и журналами. Завотделом фондов уходит в подсобку и возвращается с огромной вазой.

— Пятый век нашей эры! — говорит она и вновь скрывается в кладовке. Постепенно стол заполняется амфорами разной степени сохранности.

Эльмира Радифовна наконец выныривает с пузатым кувшином серого цвета. 

— Держите, он с нефтью, только не разбейте.

Аккуратно верчу древнюю посудину в руках. Внутри поблёскивает что-то чёрное.

— Нашли на месте строительства трассы в прошлом году, — по словам Устаевой опять выходило, что стройка пошла науке на пользу. — Древние ходили на нефтяные залежи, набирали горючее в кувшины и топили им печки.

Затем мы едем в греческую Гермонассу, она здесь же, в Тамани. Узкая улица Лебедева из центра под наклоном бежит к морю. По левой стороне свежие богатые особняки, по правой — домики попроще.

На заборе плакат: "Мёд, прополис, пчелоинвентарь". Напротив надпись: "Городище Гермонасса — Тмутаракань. Начало VI в. до н.э — XVII век н.э. Памятник федерального значения". Эльмира Радифовна отпирает висячий замок.

— Последний грант на сто тысяч рублей я выбила для работ здесь лет пять назад, хватило на месяц ребятам покопать, — рассказывает музейный работник.

Мы заходим на территорию. На первый взгляд, просто пустырь.

— Мне так жалко этот памятник. Заборчик в 80-е годы поставили. Дорожку нам в начале 2000-х построили, — показывает археолог на брусчатку, устремлённую к обрыву.

С высоты открывается вид на залив. На краю балансируют руины античного города. Рассказ Эльмиры Радифовны приходится дополнять воображением: многое уже разрушили, забросили, не спасли. Жилые кварталы, античные улочки и стены зарастают кустарником. Но Устаева рассказывает о находках так воодушевлённо, словно они до сих пор на своих местах.

— Город был очень большого размера. И если им не заняться, здесь всё разрушится.

Научно-культурный центр "Фанагория" в посёлке Сенном больше похож на виллу патриция, чем на место работы археологов.  Не у каждого московского бизнес-центра такие богатые интерьеры, да и оснащению позавидуют многие вузы. Реставрационная лаборатория, оборудование для погружения под воду, аппараты для радиоуглеродного анализа — всё по последнему слову.

Центром руководит известный археолог Владимир Кузнецов. Его сейчас нет на месте, и экскурсию проводит начальник службы охраны Сергей Вахтин. Он высок, плечист, очень сильно жмёт руку и говорит рычащим баритоном. Такой, наверное, мог бы возглавить и охрану византийского императора. Легко представить, как он кричит сражающимся легионерам: "Держать строй!"

Вахтин подводит нас к находке, по его словам, мирового уровня. Снимает покрывало. Фрагмент тарана с военного корабля Евпатора.

— Два года назад у побережья нашли. В первом веке Евпатор боролся против имперской экспансии. Но римские политики организовали восстание против него. Понимая, что власть потеряна, царь приказал слуге заколоть себя, — уверенно рассказывает Вахтин.

— Вы не подумайте, я не историк, — скромно добавляет начальник охраны. — У меня даже нет высшего образования, но я здесь восемь лет, читаю много, интересуюсь.

Вахтин так уверенно жонглирует датами и фактами, что начинаешь сомневаться, не подослали ли нам дипломированного специалиста под видом секьюрити.

Широкая публика помнит Фанагорию как место, где в 2011 году Владимир Путин нырял за амфорами. 

— Раздули целое шоу, мол, президенту амфоры подложили, — смеётся Вахтин, — а их действительно много на дне. Постоянно идут раскопки, насосы откачивают двухметровый ил. И понятно, что он не на пустое место нырял и находка не была случайной.

На следующий год после амфор у "Фанагории" появилось это роскошное здание, а скоро здесь построят ещё и музей. Финансирует проект изучения древнего города миллиардер Олег Дерипаска, его спонсорство — чуть ли не единственный в России пример крупного сотрудничества археологической науки и бизнеса.

Основные сокровища Фанагории всё ещё лежат под водой. Из-под ила регулярно извлекают то статую, то мраморный бюст, то царский перстень.

На самом берегу тоже есть руины: нижний город бедняков и дворец губернатора, вокруг которого квартировала элита. Дома относятся к периоду Боспорского царства, образованного в V веке до нашей эры и просуществовавшего почти тысячу лет. Cтолица его была в Керчи.

 В Фанагории произошёл самый крупный пока скандал, связанный с возведением Крымского моста. В марте 2015 года здесь начали строить узел разгрузки железнодорожных составов. Приехали рабочие и начали вбивать сваи прямо на территории античного поселения.

 — Это что же такое — загонять прутья под забор! А вдруг там мраморное надгробие или статуя?! — Вахтин всерьёз переживает даже сейчас. — Стройку мы остановили и до сих пор с ними судимся. А они тут ещё и ров рыть начали. Посмотрите, какая глубина!

Вахтин в чистой одежде прыгает в ров. Там ему по грудь.

Стоя во рву, начальник охраны жестикулирует огромными руками, словно генерал в окопе.

— Если они сюда надумают вернуться, мы им не дадим историю рушить!

На ту сторону будущего моста, к столице Боспорского государства городу Пантикапей, пока ещё нужно добираться на пароме. Он ходит каждые полчаса и примерно за то же время переправляет нас через Керченский пролив. 

Керчь, милый город с уютными улочками и старинными зданиями, встречает хорошей погодой. Изыскания на этой стороне пролива проводит улыбчивый археолог Денис Бейлин, 36-летний обладатель греческого профиля и чёрных с проседью волос.

— Некоторые из первых проектов мостов задевали памятники, мы возражали, спорили, в итоге стройка идёт в обход исторических мест.

Денис везёт нас на самую высокую точку города, гору Митридат, названную так в XIX веке в честь Митридата VI Евпатора. В Боспорском государстве здесь была Рублёвка, место обитания богачей и политической элиты. 

По пути Денис становится нашим гидом. Проезжаем улицу Ленина:

— На перекрёстке под асфальтом находился древний храм.

Сворачиваем на Маркса.

— Под фундаментом этого дома мы нашли древнюю яму с сотнями искалеченных тел — то ли тюрьма, то ли пыточная. По характеру некоторых повреждений эксперты пришли к выводу, что людей распинали на крестах.

Въезжаем в частный сектор.

 — Рядом с оранжевым домом в первом веке находилась гончарная мастерская. Мы нашли свалку фрагментов амфор, забракованных мастером. Может быть, они треснули, или форма вышла не та.

Дорога завивается спиралью. С горы Митридат прекрасный вид на город и строящийся Крымский мост.

На вершине когда-то стояла греческая сторожевая башня, а теперь — обелиск героям Великой Отечественной войны с Вечным огнём. Его сложили из осколков здания первого археологического музея Керчи, разрушенного во время войны, которое, в свою очередь, строили в XIX веке частично из античных камней с горы. Они могли быть остатками фундамента храма или стены виллы.

С горы видны руины средневекового поселения. Красивая колоннада, дверной проём дворца. Дует сильный ветер, и мы спускаемся под укрытие древних стен. Денис указывает на обрывистый берег:

– Археологический слой, прекрасно видны исторические эпохи.

Стена земли возвышается метров на шесть, из неё торчат куски глиняных чаш, большие камни и даже кости.

— Существует теория, что каждый век человеческой истории откладывается в одном сантиметре, если не было экстренных событий. Видите чёрный слой внизу? Это сильный пожар примерно шестого века до нашей эры. Выше идёт обширный пласт греческой эпохи, потом Рим, а за ним Византия.

— А где здесь мы?

— А вот эта пыль на поверхности.

 — Знаете любимое развлечение местных? — улыбаясь, спрашивает Денис. — После большого дождя выходить на гору искать клад. Если пройдёт капитальный ливень, монеты и украшения часто вымывает из горы. По вечерам здесь часто бродят с металлоискателями. Посмотрите в отвал.

 Мы подходим к куче земли. Денис предлагает поискать в ней артефакты. Я наклоняюсь и начинаю носком ботинка разрыхлять почву. Нога вдруг упирается в оранжевый осколок со следами древней краски.

— Кусок амфоры с острова Лесбос, — легко определяет Денис.

 Я продолжаю рыть и вытаскиваю из кучи кусок покрупнее.

— Глиняная черепица, видимо, первый—второй век.

Достаю новые осколки, и Денис без затруднений разъясняет каждый.

— Затягивает? Люди часами ковыряются, — смеётся археолог.

— Вас друзья в шутку не сравнивают с Индианой Джонсом? — спрашиваю я, когда мы  возвращаемся к машине.

— Шутят постоянно на эту тему. А ещё любят спрашивать, много ли я золота нашёл. Но ведь из него в древности не делали частных монет, это был способ расчёта между государствами. Солдатам за службу платили серебром, а в быту обходились медью.

Напоследок мы заезжаем в район Цементная Слободка. Скопление полуразвалившихся бараков. На лавке сидят двое сморщенных алкашей — район считается неблагополучным. По краю обрыва протянулся металлический забор, над ним висят видеокамеры.

— Здесь пройдёт дорога с Крымского моста. А на дне, где будут ставить опоры, — целое амфорное поле, тысячи осколков. Многие из них мы уже подняли на поверхность. Наверное, в следующем году продолжим раскопки. Они довольно шустро строят.

Нам пора собираться в обратный путь. По дороге из Крыма в Анапу я почему-то вспоминаю Эльмиру Радифовну, как мы выходим с ней из Гермонассы и идём вдоль высокого забора частного особняка.

— Вот какой дом бизнесмены себе построили, — говорит она. – А внутри — склеп четвёртого века, который они используют как погреб. Мы раньше к ним детишек на экскурсии водили, а потом охрана перестала пускать.

— А знаете, — вдруг говорит она, — в восьмидесятых мы молодые были, копали и мечтали, что прямо здесь будет идти настоящая археологическая улица под открытым небом, для всех.