Как эвакуировали Русский музей

Сентябрь 1941 года, город Молотов (Пермь). Восьмилетняя девочка Галя вот уже несколько дней наблюдает из окна квартиры, расположенной в бывшем архиерейском доме, как к Спасо-Преображенскому собору, где находится художественная галерея, по крутой дороге с трудом поднимаются грузовики, покрытые брезентом. Она, как и другие жители дома, не знает, что в кузовах находятся громадные ящики с картинами, скульптурами и ценными предметами из собраний музея Востока, Загорского художественного музея, Третьяковской галереи, а также более 26 тысяч главных шедевров Русского музея. Спустя годы жизнь этой девочки, ставшей случайной свидетельницей подвига людей, спасающих произведения искусства, окажется навсегда связана с Русским музеем.

Галина Александровна Поликарпова, заведующая фототекой Русского музея, работает здесь большую часть своей жизни ― 42 года из 82. Эта эмоционально разговаривающая женщина с пронзительным взглядом сейчас является главным хранителем памяти о жизни музея в годы Великой Отечественной войны. Об этих событиях она знает почти всё по воспоминаниям коллег, редким архивным фотографиям, хранящимся в её отделе, и книге Петра Балтуна, который до войны был одним из замдиректоров музея. Людей, проводивших эвакуацию собрания или живших в подвалах музея во время блокады Ленинграда и оберегавших там почти 300 тысяч экспонатов, уже нет в живых. Многие из них не пережили блокаду, других не стало в первые годы после окончания войны.

В зиму 1942 года от голода умерло много людей, в том числе Тимофей Дец ― художник-реставратор, без участия которого не удалось бы подготовить к эвакуации самые масштабные картины музея ― "Последний день Помпеи" Брюллова, "Христос и грешница" Поленова, "Медный змей" Бруни. Для перевозки эти полотна плотно накатывали на валы длиной более чем в десять метров и шириной в два–три метра. Делать это надо было, не допуская появления морщин, иначе красочный слой при транспортировке оказался бы сильно повреждён.

Отправив экспонаты в безопасное место, сам Дец остался в Ленинграде. Вместе с ним в подвалах находился один из организаторов работы коллектива в период блокады — главный хранитель Мстислав Фармаковский. Он пережил коллегу на четыре года, но ушёл из жизни, так и не застав открытия восстановленного музея. Несколько лет, проведённых в тяжелейших условиях, подорвали его здоровье, и вскоре после войны он умер.

В Перми, хотя там не разрывались бомбы и снаряды, сотрудникам музея тоже было нелегко. Вместе с привезёнными произведениями искусства они ютились несколько лет в Спасо-Преображенском соборе. Все подвалы, алтарь, летняя церковь были заняты грузами из Ленинграда и Москвы. Их расположение зарисовал на схеме Алексей Савинов, заведующий отделом русской живописи Русского музея. До конца 1942 года сопровождавшие ценный груз сотрудники спали прямо на этих ящиках. Только потом им дали маленькие комнатки, где они могли жить и работать.

У эвакуированных на Урал практически не было с собой личных вещей. Никто и представить не мог, что эвакуация продлится почти четыре года. Они налегке уехали в Горький (Нижний Новгород) 1 июля 1941 года, за неделю до этого упаковав в 400 ящиков 26 тысяч экспонатов. Из-за обострения обстановки на фронте в сентябре они в срочном порядке на барже вместе с экспонатами были переправлены в Пермь. Там баржа две недели стояла под дождём и ждала разгрузки, потому что сначала не было договорённостей о размещении грузов в галерее, а потом долго не могли найти транспорт. Всё это время сотрудники нескольких эвакуированных музеев не оставляли ящики.

Во время войны в Молотовскую галерею посетителей не пускали. Тем не менее Галина Поликарпова часто видела из окна, как в ворота галереи ежедневно входило очень много людей. Это были художники из Москвы, Ленинграда и других городов, приехавшие в эвакуацию и работавшие над плакатами ТАСС. Сама она, проводя часы в одиночестве в эти годы, полюбила рисовать.

― Я пробовала писать маслом. Мать все деньги последние на эти масляные краски истратила! Она говорила: "Галя, у нас хлеба нет, а тебе краски подавай!" Но всё равно покупала. Мама была чернорабочей. Одно время она работала в спецбольнице для творческих работников, находящихся в эвакуации. Она растирала ножки балерине Ольге Лепешинской, общалась с поэтом Василием Каменским. Он отдавал ей часть обеда и говорил: "Иди, дочке своей отнеси хлебушка с маслом". Мы жили очень голодно. Просто страшно сказать: самым любимым лакомством у меня был жмых и киселёк, который нам давали в школе, ― вспоминает Галина Поликарпова.

Новость о возвращении работников Русского музея из Перми в Ленинград пришла в конце 1944 года. Было выпущено распоряжение расформировать пермский филиал и начать подготовку к транспортировке собрания. Но прежде предстояло провести работы по восстановлению зданий музея.

Удивительно, но за годы блокады ни один из десятков тысяч сброшенных на Ленинград снарядов не попал ни в Михайловский дворец архитектора Росси, ни в корпус, возведённый в начале XX века Леонтием Бенуа. Но от взрывных волн они всё же получили значительные разрушения. Первые сотрудники, вернувшиеся из Перми, ужаснулись, увидев родной музей после стольких лет разлуки. Все окна были выбиты и заложены картоном, верхнее остекление во многих местах осыпалось, стены были в трещинах. После падения во двор многотонных бомб оказалась разбита входная группа в Михайловский дворец, а на фасаде корпуса Бенуа образовалась полуметровая расщелина.

Балтун вспоминал, что поутру каждый день во двор флигеля Росси входили отряды военных. Из их рядов выходили плотники, электрики, монтёры. Все остальные шли в фонды помогать компоновать экспонаты, остававшиеся в музее, чтобы освободить место для грузов, готовившихся к отправке из Перми поездом. Из залов надо было выносить огромное количество ящиков с песком, стоявших там во время блокады для того, чтобы дежурившие по 12 часов в день сотрудники музея могли тушить зажигательные бомбы. Несмотря на это, было решено принять первых посетителей 9 мая 1946 года.

17 апреля прибыла партия экспонатов из Перми, в том числе валы с большими полотнами. В этот же день была распакована картина "Христос и грешница" Поленова. Но фронт работ ещё был огромен, поэтому к назначенной дате весь музей восстановить не успели.

― У нас хранится единственная фотография с редкими посетителями, сделанная в день открытия музея, ― Галина Поликарпова берёт со стола небольшую фотокарточку. ― На самом деле людей было больше. Публика пришла нарядная, девушки в платьях. Всего открыли 38 залов: они начинались с произведений Венецианова, а заканчивались картинами Сурикова. Полноценно музей начал работать 5 ноября.

Маршрут Пермь ― Ленинград оказался судьбоносным не только для экспонатов Русского музея, но и для Галины Поликарповой. В 1950-е она параллельно с учёбой в педучилище стала ходить в искусствоведческий кружок, организованный в Перми научными сотрудниками из Ленинграда, отрабатывавшими практику после учёбы в университете имени Жданова. Её так увлекли занятия, что она тоже решила поступать в этот университет на искусствоведческий факультет. Но на вступительных экзаменах получила одну четвёрку и не прошла по конкурсу.

— Тогда я хлопнула по столу своим маленьким кулачком и сказала: "Я всё равно буду искусствоведом!" И вот я иду на кафедру и плачу, а там подружки моих наставниц из Перми сидят. Они мне говорят: "Галя, танцуй! Парень один хотел жить в отдельной комнате, потому что служил в армии полгода, а ему не дали. Он забрал документы". На его место я и попала. Я не знала, крещённая я или нет ― мать говорит, что нет, бабушка говорит, что крестила меня, ― но я пошла в Казанский собор, он же открыт был всегда, и долго молилась.

После учёбы она вернулась в Пермь и проработала там в галерее 15 лет, пройдя путь от экскурсовода до главного хранителя. В 1974 году с девятилетним сыном решилась на переезд в Ленинград, чтобы стать главным хранителем Русского музея.

― Мы переехали в никуда. Я боялась: как я смогу тут вырастить своего сына? Надо было решать вопрос со школой. Но нам помогли. С Пермью я никогда не прерывала связь. Раньше часто ездила, но последние несколько лет там не была.

Галина Поликарпова ненадолго замолкает, а потом грустно добавляет: "Многие мои знакомые уже ушли из жизни. А я оказалась долгожителем".