Амурские огнеборцы
Ежегодно из-за лесных пожаров Амурская область несёт многомиллионные убытки. Одни теряют крышу над головой и имущество, другим зола и пепел тайги приносят "угарную" прибыль.
Голые печи и трубы. Зияющие пустотой глазницы окон и… пепелище. Восточная часть посёлка Заречная Слобода в Амурской области как после авианалёта. Еще вьётся сизый дымок из подвалов, только-только остыл кирпич фундамента. 10 мая пожар уничтожил здесь 11 домов. Сколько сгорело сараев, бань, гаражей и хозблоков никто не считал. 11 семей за три часа потеряли всё, превратились в погорельцев.
Огонь пришел примерно в полдень из сосновой рощицы, что окружает эту часть посёлка. Большинство жителей в этот момент были в отъезде. Выходной. Кто-то отправился в соседний городок Зея, что лежит по другую сторону реки за покупками. Кто-то был на кладбище. 10 мая называют здесь "родительским днём", люди наводят порядок на могилах родственников после долгой зимы.
Многие видели дым в посёлке, но не придали особого значения — опять кто-то траву жжёт. Так каждый год бывает. Только когда пламя поднялось выше леса спохватились. Но было поздно. Пожарные не могли подойти к домам ближе чем на тридцать метров: воздух раскалился. От жара не спасала даже спецодежда.
Весенний пал травы в Амурской области — событие обыденное и повсеместное. Фермеры, да и просто владельцы земельных участков и огородов огнём проходят по сорнякам — готовятся к новому сельскохозяйственному сезону. Пламя уничтожает всё ненужное быстро и эффективно, попутно удобряя землю пеплом. Еще лет 20 назад траву косили. Сейчас не до этого. Проще чиркнуть спичкой — раз и готово. Только следи за тем, чтобы пламя не вышло из-под контроля. Глядя на взрослых, играют с огоньком и дети. Но не на участках, а на пустырях, вдоль дорог, в лесных рощицах. Когда дети не справляются со взятыми на себя обязанностями пожарных, приезжают красные автоцистерны. Но они успевают не всегда.
В апреле-мае горит всё и везде. Весна в Амурской области почти всегда теплая и ветреная. Порывы ветра до 20—25 метров в секунду дело обычное. Зачастую площадь пожаров растёт в геометрической прогрессии. Местные жители это прекрасно знают, но всё равно жгут. Ничего страшного: сам не потушу – помогут. Авось пронесёт. Но если мелкие очаги близ посёлков видны как на ладони и локализуются сразу, в лесу пожар на ранней стадии обнаружить почти невозможно. В первую очередь из-за огромных территорий.
Площадь Амурской области — 362 тысячи квадратных километров. Больше Германии. Маленькие посёлки и городки, а вокруг леса, леса, леса. И они горят каждый год, весной и осенью. Как по расписанию. Весь зелёный массив начинают патрулировать с воздуха ещё в конце марта. Как только приходит тепло. Но это на бумаге. На деле не хватает ни авиации, ни личного состава.
На земле мониторинг – дело лесничих. Им ещё сложнее. За каждым сотрудником закрепили по несколько десятков тысяч гектаров леса. Даже если жить в лесу за месяц обойти не успеешь. А ещё нужно писать отчёты начальству. Вся надежда на спутники. Но даже современные технологии подводят. Из космоса видны только очень крупные очаги.
Обнаружить мало, нужно потушить. И тут начинаются основные сложности. Из-за слабо развитой дорожной инфраструктуры добраться до пожара быстро, практически невозможно. Средняя скорость на грунтовках не больше 30—40 километров в час. По многим трассам могут пропылить только промышленные лесовозы и тракторы. Пока доедешь до ближайшего к огню участка дороги – пол дня пройдет, дальше пешком, а пожар ждать не будет. Разрастется вмиг.
Первыми в труднодоступных уголках обычно появляются парашютисты и десантники "Авиалесоохраны". Высаживаются на пожар прямо с вертолётов и самолётов. Если есть площадка для винтокрылых машин – хорошо. Нет – тоже не проблема. Вырубить пятачок 30 на 30 метров — дело получаса.
Пожарный парашютист — крайне опасная профессия. Они прыгают фактически на горящую тайгу, на крохотные опушки или болотца. На неподготовленные площадки. Повторить такие трюки порой отказываются даже профессиональные спортсмены-парашютисты, которые соревнуются в точности приземления. Обычно цена ошибки — собственная жизнь.
Десантников на пожар доставляют вертолёты – спускают на веревках к кромке. Затем подтягиваются лесничие и сотрудники лесхозов. Здесь не встретишь обычных пожарных, с гидрантами и рукавами. Их задача тушить жилой сектор. Огонь в лесу – головная боль местных лесничеств и лесхозов. Если ситуация становится критической, могут появиться бойцы МЧС. Но не всегда.
У десанта свои правила борьбы с пожарами. Тайгу не тушат водой. Тащить в непроходимую чащу машины бессмысленно. Объем автоцистерны для лесного пожара как капля в море, ничего не решит. Таких машин нужны сотни.
Здесь клин выбивают клином. Сначала определяют направление ветра и прогнозируют куда будет распространяться огонь. Навстречу пожару делают так называемый отжиг — зажигают лес. Сгоревшая полоса иногда достигает нескольких километров в длину, и от пяти до двухсот метров в ширину. Пожар доходит до этого пепелища и гаснет сам. Дальше гореть нечему. Таким способом группы из 6—8 человек локализуют очаги площадью в тысячи гектаров. Быстро и эффективно. Ещё пару суток кромку пожарища контролируют несколько человек, чтобы все угли дотлели и огонь не вспыхнул вновь.
Технически бойцы "Авиалесоохраны" оснащены хорошо. Лопатки, бензопилы, огневые установки. Но на всю Амурскую область всего 40 парашютистов, столько же десантников. Не хватает и авиатехники. Один вертолёт по очереди закидывает группы по 6—10 человек. В пожароопасный период они неделями и месяцами живут в тайге и на болотах, борются с огнём круглосуточно. Но бороться с бюрократической трясиной они не в силах.
Вереница реформ в лесном законодательстве прошлась по рядам "Авиалесоохраны" словно пожар по тайге. Сокращения, сокращения, сокращения. Изменилась и форма управления. Раньше лётные отряды на местах обладали всем спектром необходимых полномочий. Решали любые вопросы на месте и самостоятельно. Выше стоял только федеральный центр – Москва. Сейчас бразды правления отдали регионам. Решение когда и как тушить принимают не лётчики и парашютисты, а начальство в высоких кабинетах. Всё зависит от их воли.
Вмешательства в свои дела госслужащие не любят. Особенно со стороны журналистов.
— Откуда вы? С кем работаете?
— Мы из Москвы. Сами по себе. Прилетели снимать пожары.
— У нас тут не Москва, это Амурская область. Введен режим ЧС. Если хотите работать, договоритесь с пресс-службой губернатора. А пока камеру не включать.
Эти люди командуют тушением пожаров дистанционно. Чаще всего из Благовещенска, в лучшем случае из районного центра, где уже бушуют пожары. Проводят селекторные совещания, рисуют схемы для отчёта, готовят сметы и докладывают о ситуации наверх. Они же отдают распоряжения лётчикам. Патрулируя тайгу, группа готова в любой момент высадиться рядом с новым очагом, но для этого сначала нужно получить добро из Благовещенска. От людей, которые даже не видят ситуацию собственными глазами. Иногда разрешения на высадку можно дожидаться часами. Вертолёты бессмысленно жгут горючее, кружат над огненной бурей, иногда и вовсе уходят на аэродром. А в это время пожар увеличивается в разы.
Так же существует масса нестыковок между самыми различными ведомствами. Осложняет работу законодательство, столь же запутанное, как и амурские леса. Например, согласно лётному кодексу на борт воздушного судна запрещено брать оружие. Парашютисты и десантники имеют статус пассажиров. Высаживаясь в тайге, они разбиваются на группы по 2—3 человека. Проводят разведку. В отдаленных районах можно встретить какого угодно зверя. От рыси до волка. Что регулярно и происходит. Как объяснить медведю на пальцах, что ты не представляешь опасности и просто борешься с огнём, ни в одном кодексе не прописано.
И пока бойцы налаживают диалог с чиновниками и дикими зверями (с кем договориться проще — большая загадка), огонь не ждёт: за сутки может вспыхнуть ещё в 5—10 местах.
Почти в 100% случаев причина пожара – человеческий фактор. Охотники и рыбаки, отдыхающие на природе, да мало ли кому взбредёт в голову разводить костер в лесу? Но нередко приходится иметь дело и с намеренными поджогами. Огнем браконьеры и "чёрные" лесорубы мстят лесничим. Их логика проста — ты мне дело нарисовал в суде, я тебя за это по пепелищу загоняю.
Загрести жар от лесных пожаров пытаются и отдельные бизнесмены-деревообработчики. Недалеко от их пилорам загорается трава. Пока увидят, пока потушат. Несколько гектаров леса в любом случае пострадает. Обгорит кора, но сердцевина уцелеет. Дальше эти сосны и ели по закону подлежат санитарной вырубке. Все равно дерево вряд ли оправится, будет болеть и через пару лет засохнет. Тут и появляются находчивые пироманы. Они официально получают подряд, пилят, затем скупают древесину как палёную, по бросовым ценам. Остаётся лишь сделать из брёвен доски и продать уже по ценам рынка. По самым скромным подсчётам при этой схеме доход минимум в три раза перекрывает затраты.
Пламя в тайгу — деньги в карман. Ответственности не боятся: установить причину возгорания в лесу невозможно, да никто особо не будет ничего выяснять. А какие могут быть свидетели в тайге? Разве что медведи и лисы. Нет поджога — нет уголовного дела. А с пожарами пусть борются те, кому и положено.