Тайная жизнь микробов

  

 

М.Б.: Елизавета Александровна, здравствуйте.

Е.Б.: Здравствуйте.

М.Б.: Сегодня будем говорить на тему, которую мы назвали "Какие микробы на самом деле и чем они отличаются от других существ?" Они живые существа?

Е.Б.: Конечно.

М.Б.: Это вам не вирусы.

Е.Б.: Вирусы тоже живые, но не совсем полноценные.

М.Б.: Вы изучаете самые древние организмы — с кого всё начиналось на планете Земля?

Е.Б.: Предположительно, да. Микробы все очень древние, они очень просто устроены. Всегда считалось, что жизнь началась с них. Но когда в биологии появились молекулярные методы, которые позволяют сравнивать ДНК и понимать, когда от общей магистрали развития ответвилась та или иная линия жизни, тут и выяснилось, что микроорганизмы — бактерии и археи — это тоже одноклеточные организмы без ядра, отделились очень рано.

М.Б.: Вы взяли ДНК и посчитали, сколько раз там что-то поменялось, и поняли, кто самый старый вампир?

Е.Б.: Мы – учёные, не я и даже не здесь, в России. Всё это началось в конце 70-х годов в Америке. Замечательный учёный Карл Вёзе, который придумал способ, как изучать эволюцию с помощью молекулярных методов, как определить расхождение различных линий жизни. Для высших организмов это не было критичным, там более-менее понятно по их внешнему виду, кто с кем родственник, кто на кого похож, хотя и там молекулярные методы, исследования ДНК применяются и какие-то неожиданные вещи позволяют открыть. Но для микроорганизмов это была революция, которая позволила создать систематику микроорганизмов, разложить их по полочкам, понять, кто с кем родственник.

М.Б.: Карл Линней даже мечтать об этом не мог.

Е.Б.: Линней занимался классификацией тех, кого можно увидеть глазом: растениями и животными, — а микробов под микроскопом, который увеличивает в тысячу раз, мы видим в виде палочек или кружочков, в лучшем случае спиралек и ничего про них сказать не можем.

М.Б.: Микроорганизмы настолько малы, вес у них совершенно никакой, они могут оставлять следы в окаменелостях, чтобы мы могли понять, что когда-то здесь они были?

Е.Б.: Практически нет. Есть такие существа, которые тоже лишены ядра и поэтому относятся к прокариотам, — это цианобактерии, раньше они назывались сине-зелёными водорослями. Это первые микроорганизмы, которые были способны к фотосинтезу такого типа, какой осуществляют растения. Используя энергию света, они создают органическое вещество и образуют кислород, происходящий из воды. Цианобактерии оставили отпечатки, строматолиты — это окаменелое их многослойное сообщество. Это немногое из того, что удаётся узнать. Микробные клетки не имеют прочных структурных элементов, которые могли бы остаться. Строматолиты минерализуются и сохраняются.

М.Б.: Как учёные тогда могут изучить? Вы сказали, что благодаря ДНК, но неужели только этот метод даёт нам представление о многообразии, о форме? Как учёные изучают тех, кто населял землю 4,5 миллиарда лет назад?

Е.Б.: Можно предположить, что многие микроорганизмы, которые существуют сейчас, существовали и тогда. Археи, которыми мы занимаемся, не только по анализу сходства определённых участков ДНК, которые приняты за "паспорт" для каждого микроорганизма, древние, но и по некоторым другим. Например, многие из них живут при высокой температуре. Предполагается, что 4,5 миллиарда лет назад, когда, как считается, зародилась жизнь на Земле (по крайней мере, не позже), Земля была горячей, имела высокую температуру на поверхности.

М.Б.: Постоянно падали метеориты, что-то проливалось, кислорода не было.

Е.Б.: Важно, что не было кислорода.

М.Б.: Получается, если какой-то метеорит падает на поверхность любой планеты Солнечной системы, разлетается в космосе и через какое-то время фрагмент этого метеорита падает к нам на Землю, можно допустить, что на этом фрагменте были какие-то прокариоты?  

Е.Б.: Год или полтора назад мои сотрудники участвовали в таком эксперименте. На спутник Фотон был запущен искусственный метеорит. Это был камушек, в котором сделали дырочки и в них поместили микробов. Его прикрепили к спутнику снаружи, он проходил атмосферу. А ведь любой объект очень разогревается при прохождении атмосферы. Ампулки с микробами были засунуты в глубину. Когда это всё вернулось на Землю, проверили их жизнеспособность, и одна из бактерий её сохранила. Это экспериментальное доказательство того, что микробы могли прилететь к нам из космоса. Правда, у нас там было много кандидатов, и у каждого из них были свои горячие болельщики.

М.Б.: Кого Вы называете кандидатами?

Е.Б.: Разных микробов, которые исследуются в нашей лаборатории.

М.Б.: Микробы — общее название.

Е.Б.: Да, у них разные виды, роды.

М.Б.: И сколько их?

Е.Б.: Очень много. Но ещё больше неизвестно, потому что дать название мы можем только тому микробу, которого научились культивировать в лабораторных условиях и полностью описали все его свойства. Свойства микробов — это не только их форма, как у других живых существ, не только окраска, которая у микробов тоже есть. У микробов огромное разнообразие химических реакций, которые они могут осуществлять, чтобы получить себе энергию для жизни. Они могут использовать много разных субстратов, которые все остальные существа использовать не могут.

М.Б.: Пластиковый стол тоже могут воспринимать как субстрат?

Е.Б.: С пластиком сложно.

М.Б.: А самый необычный субстрат какой?

Е.Б.: С моей точки зрения, это как раз простые неорганические, например, водород. У нас в лаборатории исследуются группы микроорганизмов, которые в качестве единственного субстрата используют угарный газ, это окись углерода, это страшный яд для всего живого, причина смерти людей на пожарах — отравление угарным газом. Наши микробы растут в горячих источниках при высоких температурах, термофилы растут в атмосфере, состоящей только из угарного газа, стопроцентного.

М.Б.: У них такие качества, такие потрясающие свойства, они могут есть то, что нас отравит буквально на раз-два. Мы, люди, как-то можем использовать это во благо себе, научиться чему-то?

Е.Б.: Научиться, я думаю, не сможем, это нам абсолютно не надо, у нас другие преимущества. Но поставить себе на службу, использовать — конечно, это делается. Во всевозможных очистных сооружениях используются микробы, которые разлагают всякую гадость, которую производит человек, чтобы она не шла в открытую природную среду, чтобы всё было чисто.

М.Б.: Мы с детства запоминаем, что микробы — это плохо, мой руки. На самом деле это так? Мы их воспринимаем с негативом, микробы равно для нас болезнь.

Е.Б.: Это большая несправедливость. Конечно, определённая доля правды в этом есть, но это сейчас мы видим немного по-другому, чем это казалось раньше. Теперь мы знаем, что и внутри человека и на его коже живёт огромное количество микробов, которые ему помогают защищаться от плохих микробов. Если мы нарушаем эту свою микрофлору или микрофауну, то тогда как раз мы можем подвергнуть себя каким-то неприятностям.

М.Б.: Микрофлора или микрофауна — как правильно?

Е.Б.: Не знаю. Микрофлора — довольно устаревшее понятие.

М.Б.: Если они живые существа, то, получается, микрофауна.

Е.Б.: Если говорить о животных и растениях, то среди микробов есть похожие на растения, которые используют энергию света, хотя делают это особыми способами. Они могут расти за счёт фотосинтеза.

М.Б.: Они осуществляют фотосинтез?

Е.Б.: У микробов огромное разнообразие, оно выражается, в первую очередь, в разнообразии химических процессов, которые они поставили себе на службу.

М.Б.: Приведите пример.

Е.Б.: Есть предки растений, в том числе цианобактерии, но есть и более простые, которые другие типы фотосинтеза осуществляют. Есть подобные животным, которые используют органическое вещество, и в условиях доступности кислорода они осуществляют дыхание. Они энергию разного органического вещества используют, окисляя его кислородом. Кроме этого есть масса микробов, которые могут использовать неорганические источники энергии. Я сказала о СО и водороде, но это может быть сероводород, аммоний, метан. Они могут использовать другие окислители вместо кислорода, это могут быть окислы азота или сульфат, и тогда вместо продуктов кислородного дыхания, углекислоты и воды, у микробов образуется что-то другое, например, аммоний или сероводород. Последняя реакция очень вредная, потому что сероводород делает мёртвыми водоёмы, это ужасная проблема.

М.Б.: Если туда попадают подобного рода бактерии, то можно распрощаться с водоёмом?

Е.Б.: Бактерии есть везде. Если для них есть какой-то субстрат, например, туда попадают какие-то удобрения с полей, там начинают развиваться бурно синтезирующие микроорганизмы, цианобактерии, много органического вещества, тогда это органическое вещество попадает в бескислородные условия. Вместо кислорода используется сульфат, вместо воды образуется сероводород, а сероводород — это яд для водоёмов: он связывает весь кислород и для всех живых существ кончается воздух. Это всё очень динамично.

М.Б.: Сколько времени нужно, чтобы сделать мёртвым Чёрное море?

Е.Б.: Немало, Чёрное море большое. Не могу сказать. Этим совсем другие люди занимаются. Это наука биогеохимия, в нашем институте тоже есть люди, которые исследуют скорость биологических процессов и могут их рассчитать на кубометр донных осадков или воды на год, и сколько там образуется килограммов или литров сероводорода.

М.Б.: Слушатели прислали вопрос: есть же микробы, разлагающие пластик? 

Е.Б.: Да. Это скорее грибы в аэробных условиях.

М.Б.: Также перерабатывают нефть при очистке воды, — читаю построчно.

Е.Б.: Да.

М.Б.: Можно ли культивировать какого-нибудь микроба в домашних условиях, в чашке Петри?

Е.Б.: Конечно.

М.Б.: Научите нас.

Е.Б.: Чашка Петри — это плоское блюдечко, которое накрывается другим плоским блюдечком, и туда не попадает воздух, снаружи не залетают другие микробы — только в этом её смысл. Но одной чашки Петри недостаточно, туда наливается агаризованная среда, она выглядит как желе. Туда должны быть добавлены все питательные вещества, какой-то энергетический субстрат, немного азота, немного фосфора. У нас это называется среда.

М.Б.: А потом увидим их?

Е.Б.: Да. Потом мы можем взять из цветочного горшка земли, размазать по поверхности, и на следующий день у нас вырастут микробы.

М.Б.: Так быстро?

Е.Б.: Они очень быстро растут. Твёрдые среды были придуманы, потому что микробы очень маленькие. Как изучить химический процесс, который производит эта клетка? Это всё в очень маленьких концентрациях. Выход был найден Робертом Кохом.

М.Б.: Палочка Коха, всем известная штука.

Е.Б.: Он придумал, что, если получить клетки, которые все происходят от одной материнской клетки, они все будут одинаковые и тогда их можно все исследовать как один организм.

М.Б.: Они будут давать больше вещества, которое будет удобнее изучать?

Е.Б.: Да, при этом не будет путаницы.

М.Б.: А при чём тут твёрдое вещество?

Е.Б.: Если мы правильным образом разведём жидкую культуру и размажем по поверхности, чтобы попало всего несколько отдельных клеток, чтобы в небольшую каплю попало примерно 10 клеток, у нас образуется колония: там, где попала одна-единственная клетка, она будет расти, а где их будет много — это будет сплошной ковёр, у нас называется газон. А колонии — это то, что выросло из одной-единственной клетки. Потом эту колонию можно взять тоненькой палочкой, у микробиологов это называется петля — проволока с петелькой на конце. Её суют в огонь, прожигают, чтобы не было чужих микробов.

М.Б.: Стерилизуют.

Е.Б.: Зацепляешь краешек колонии и переносишь на другую чашку Петри, в пробирку или флакончик с жидкой средой, и у тебя накапливаются совершенно одинаковые клетки.

М.Б.: Ещё одна фраза из детства: микробы распространяются с грязных рук на продукты. Они прилипают, перепрыгивают, переползают — каков механизм?

Е.Б.: Прилипают, скорее всего: микробы любят к поверхностям прикрепляться.

М.Б.: А за счёт чего они прикрепляются?

Е.Б.: Я думаю, что у них есть какие-то гидрофобные силы.

М.Б.: За счёт воды?

Е.Б.: Нет, жирное к жирному, можем так сказать, нежирное отталкивается.

М.Б.: Скорее всего, так и есть. Только мыло же разрушает молекулы жира.

Е.Б.: Помогает отскочить всему, что прилипло.

М.Б.: Вы сказали, что они начинают размножаться и на это уходит небольшое количество времени. Они в режиме нон-стоп размножаются?

Е.Б.: Пока есть питательный субстрат, источник энергии, окислитель, азот, фосфор и всякие другие микроэлементы: немного железа, серы, вольфрама, никеля.

М.Б.: И щепотку вольфрама и никеля на кончике ножа, пожалуйста.

Е.Б.: Это у нас называется микроэлементы. Есть специальный флакончик, где сделан раствор микроэлементов, его надо обязательно капнуть, иначе они не захотят расти.

М.Б.: А до какого размера они растут?

Е.Б.: Они делятся, они чуть-чуть увеличиваются в размере, делятся на две клетки, сохраняя свою прежнюю форму.

М.Б.: Получается, у клетки стандартный размер?

Е.Б.: Более-менее да. По-разному бывает: некоторые микробы бывают разные, длинные или короткие, в одних условиях могут быть короче или длиннее.

М.Б.: Вопрос от слушателя: расскажите, пожалуйста, про микроорганизмы на острове Сюртсей. Владислав, мы даже залезли в Википедию и увидели, что остров необитаемый, в Исландии, самая южная точка страны, объект Всемирного природного наследия. Один из объектов группы вулканического комплекса Вестманнаэйяр. Я понимаю, что речь о термофилах.

Е.Б.: Я не буду притворятся, что знаю про этот остров, только что услышала. Но раз это вулканический остров, то там наверняка горячие источники и там живут микробы, которые не просто живут при температуре кипения — они не могут жить при температуре ниже 70—80 градусов. Они называются термофилами.

М.Б.: Вы имеете в виду, под водой или где-то в другом месте — под водой же вода не кипит, там же давление?

Е.Б.: В глубине, да. Но на наземных источниках самая горячая температура такая, которая может быть на этой высоте, например, 98 градусов — по сути, это кипяток. Если положишь туда банку сгущёнки, то она превратится в тянучку.

М.Б.: А если вода закипает, то погибают микроорганизмы при кипении?

Е.Б.: Эти нет. На дне морском, где большая глубина и давление воды, там вода не закипает, там ещё выше температуры. Но микробы растут при температурах пониже. Сейчас основной температурный рекорд — 122 градуса, и это только под давлением. Моя лаборатория гипертермофильных микробных сообществ, но мы занимаемся всеми термофилами, которые и при 60—70 градусах живут. Чтобы их где-то найти, мы ездим на Камчатку, где очень много горячих источников.

М.Б.: А какие способы изучения существуют? Спуститься на глубину или подняться на высоту нужно? Горячо, давление, темно, воздуха мало. У вас не самые завидные условия для экспериментов.

Е.Б.: На Камчатке ничего этого нет, там очень красиво, самые разнообразные горячие источники — круглые прудики или ручьи, из которых идёт пар, они активно булькают, пахнет серой. У нас довольно смешное орудие лова — никелированный половник из хозяйственного магазина, потому что им оказалось удобно черпать грязь из этой горячей лужи. Конечно, мы все надеваем высокие болотные сапоги, потому что обжечься очень страшно.

М.Б.: А на дне?

Е.Б.: На морском дне другое дело. Очень долго люди вообще не знали, что эти источники есть, потому что не было таких аппаратов, которые могли спускаться. Были батискафы, которые выдерживают такое давление, но потом появились особо прочные пластики, которые одновременно и лёгкие: он спустится и потом сам всплывёт, и он может плавать где-то над этим дном. Тогда всё это и открылось человеческому взору. Оказалось, что там не только микробы живут. Микробы там — основа жизни. Если у нас на Земле основа жизни — растения, то там — микробы.

М.Б.: Если взять самое глубокое место на Земле — Марианскую впадину — там очень горячо. Если не врала статья, которую я просматривала, то да. Получается, основа жизни на глубине — это те самые микробы? 

Е.Б.: Их полностью изолировать от современной биосферы невозможно. Туда какое-то органическое вещество падает сверху, но океанская вода холодная, насыщена кислородом. Сказать, что это какие-то оазисы жизни, которые могли бы быть на других планетах, — всё-таки нет. Микробы, которые там живут, используют сероводород и водород, неорганические субстраты, которые идут из этих вулканических горячих источников. Окисляют они их холодным кислородом, а потом этих микробов едят черви, креветки и даже имеют их внутри своих тел как симбионтов, они питаются телами этих микробов.

М.Б.: А кто их ел 4,5 миллиарда лет назад, когда не было ползающих многоклеточных, когда были только прокариоты?

Е.Б.: Другие прокариоты, которые питаются органическим веществом.

М.Б.: Есть хищники-прокариоты?

Е.Б.: Хищниками их не назовёшь, они просто отмирающие клетки ели. Есть известный хищный микроб, но среди термофилов их нет.

М.Б.: Они эволюционировали как-то с тех дальних лет?

Е.Б.: Конечно. От них произошло всё остальное, но они и остались как музейные экспонаты.

М.Б.: Почему они не стали эукариотами, не эволюционировали?

Е.Б.: Они эволюционировали, от них или от какого-то общего предка произошли эукариоты, но при этом остались и примитивные формы. Они заняли такие места, в которых другие существа не могут жить. Более высокие формы жизни появились, когда возникла кислородная атмосфера и земля немного остыла. Они стали жить в условиях, которые нам с вами пригодны, а самые древние микробы остались в страшных местах.

М.Б.: А как изучаются микробы на дне океана? Каким образом делается забор пробы воды?

Е.Б.: Спускается устройство — как вытянутая небольшая подводная лодка, у него есть мотор с винтом, у него есть манипуляторы-руки. Раньше внутри сидели люди, а сейчас это всё делается автоматически, видеокамеры показывают, учёные их направляют, они берут кусочки грунта, воды.

М.Б.: А что это даёт науке? Я знаю, что учёные не разрабатывают, не изучают для чего-то, а лишь потом это выстреливает куда-то в другую область науки или остаётся в той же, но люди чуть позже начинают понимать, как это можно применить и использовать, а не просто в библиотеку своих знаний сложить.

Е.Б.: Чтобы знать как можно больше о своей планете. Может быть, потом что-то будет использоваться.

М.Б.: Сегодня читала про Марианскую впадину, где обнаружили гигантскую десятисантиметровую амебу ксенофеофору. Десять сантиметров одноклеточное существо, представляете? У меня в голове не укладывается. Она напитана такими ядовитыми веществами и прекрасно существует. Для нас съешь такую амёбу — и в гроб ложись.

Реклама средства для чистки унитаза во всей красе нам показывает маленьких уродливых существ коричневого, серого, фиолетового, голубого и зелёного цветов. Они действительно такие? Вы видите цвета?

Е.Б.: Они уродцы, потому что у них страшные глаза, носы и зубы нарисованы. Микробы особой красотой не отличаются, хотя есть некоторые симпатичные. Под микроскопом никакого цвета не увидишь. Если вы получите колонии на поверхности агаризованной среды, они могут быть разного цвета: жёлтого, красного, — это означает, что в клетках содержатся пигменты, которые помогают защищаться им от ультрафиолета или что-то ещё делать. Микробы, которые способны использовать энергию света, очень красивых цветов: розовые, зелёные.

М.Б.: Мы рассматриваем фотографии микробов, снятые с большим увеличением под микроскопом: совсем не симпатичные существа, и даже кажется, что у них есть зубы. Если бы у них были глаза, они видели бы друг друга?

Е.Б.: Видели бы. Но представить это себе невозможно, потому что клетка крошечная. Клетки микробов гораздо меньше клеток высших организмов, иногда в тысячу раз. Клетки высших микроорганизмов бывают разные — и более крупные, и мелкие, но клетки микробов очень маленькие. Средний размер микробной клетки 1 микрон — тысячная часть миллиметра. Такой сложный орган, как глаз, невозможно себе представить. Они обмениваются разными химическими молекулами, это некоторого рода сигналы.

М.Б.: Зачем им нужно подавать друг другу сигналы?

Е.Б.: Где питательное вещество, например.

М.Б.: Один может позвать другого к столу?

Е.Б.: Да.

М.Б.: А бывают у микробов свои микробы?

Е.Б.: У микроорганизмов есть вирусы. Это живые организмы, которые совсем просто устроены. Любое живое существо состоит из белка, белок — основа жизни. Все наши свойства и всё, что мы можем, — свойства белков, они очень разнообразны. Запись о том, какие это белки, какая это структура — в наших нуклеиновых кислотах. У нас есть жёсткий диск, на котором записана информация, она с него считывается, и в белках проявляются все наши свойства. У вируса нет возможности синтезировать собственные белки, поэтому он использует аппарат синтеза белка любой клетки: и нашей человеческой, и других существ.

М.Б.: Чтобы вокруг него была защитная белковая оболочка?

Е.Б.: Организм должен состоять из белка, внутри у него — нуклеиновая кислота. Но этот белок ему синтезирует клетка хозяина. Так устроены вирусы, в том числе, вирусы микроорганизмов, бактерий и архей, они тоже очень разнообразны, у них есть хитрые приёмы, чтобы в клетку проникнуть. Например, они ввинчиваются туда, впрыскивают свою ДНК, ДНК встраивается в ДНК клетки, и вместо своих белков она начинает синтезировать эти вирусы, а потом они внутри этой клетки собираются, растворяют оболочку, все выходят и каждый заражает новую клетку.

М.Б.: Это апокалипсис в чашке Петри. Бактерии, живущие только в экстремальных условиях, в обычных умирают? — спрашивает слушатель.

Е.Б.: Они не умирают, но хранятся. Не размножаются, но довольно хорошо, довольно долго сохраняются. Они таким образом распространяются по океану от одного горячего источника к другому, и мы можем найти совершенно одинаковых микробов.

М.Б.: Если вдруг начнутся климатические катастрофы — про ультрафиолет боюсь говорить, он всё убивает, — тем не менее можно сказать, что мы умрём, а они останутся?

Е.Б.: Их запас прочности больше, потому что их гораздо больше. У них очень разнообразные свойства: какие-то погибнут, какие-то сохранятся.

М.Б.: Сложный вопрос от врача, доктора Зазорина: "Не считаете ли вы, что в будущем единственным способом прокормить человечество будет бактериальный синтез белка?" Я не могу себе представить, что он имеет в виду под этим механизмом, но какая там еда-то будет?

Е.Б.: Я думаю, что имеется в виду то, о чём я говорила. В 60-е годы был бум, это называлось белок одноклеточных. Использовали газ водород и микробов, которые росли на этом водороде. Оказалось, что белок их аллергенный. Хотели для космонавтов что-то придумать, придумывали замкнутые циклы, чтобы они питались.

М.Б.: Один из больших вопросов не как долететь, а что мы будем есть, пока будем лететь.

Е.Б.: Оказалось, что это всё не очень перспективно и легче выращивать растения: продуктивность растений гораздо выше.

М.Б.: Вам дают куски метеоритов для изучения?

Е.Б.: Нет, мне не доводилось. Тут очень трудно соблюсти микробиологические правила стерильности, потому что метеорит, падая на Землю, загрязняется земными микробами.

М.Б.: И как доказать? Может, это тот, которого мы не знаем?

Е.Б.: Совершенно правильно. Много людей этим интересуются, занимаются, доказывают, что в метеоритах есть какие-то отпечатки микробов с других планет.

М.Б.: Можно ли подселить микроба в водоём, чтобы вода стала чистой и прозрачной?

Е.Б.: В принципе, да. На счёт убивания зелёных бактерий не знаю, но микробиологические препараты для очистки от загрязнений нефти вовсю используются. Это микробы, которые разрушают углеводороды, и таких препаратов много.

М.Б.: Это дорогое удовольствие? Мы все знаем, что пластик — убийца живой природы, особенно если попадает в моря и океаны, гибнут черепахи, рыбы, потому что он разлагается бесчисленное количество лет. В этом случае мы можем его как-то использовать или невозможно подселить в такую биосферу нужное количество бактерий, чтобы весь пластик уничтожили и ничего не поменяли?

Е.Б.: Нужно создавать пластик, который разлагается микробами. Такой пластик уже существует, его делают из полимеров, которые в самих же микробах и образуются.

М.Б.: Они ещё и полимеры продуцируют?

Е.Б.: Конечно, это запасные вещества, которые, как и в любом организме, существуют.

М.Б.: Встречаются в продаже бутылки воды, на которых написано, что они разлагаются. А как были открыты термофильные бактерии? 

Е.Б.: Я думаю, что они давно были известны, но к ним долго не было внимания. Термофильные микроорганизмы, которые растут при 50—60 градусах, есть везде. В горячих источниках гипертермофильные микробы были открыты в 70-е годы Томасом Броком. Но наш русский замечательный микробиолог Кузнецов Сергей Иванович, который в нашем институте работал, в 50-е годы тоже описал на Камчатке микробы, которые растут в 90-градусных источниках.

М.Б.: А почему он не запатентовал своё открытие?

Е.Б.: Тогда советская наука была изолирована от мира. Эта статья была напечатана в сборнике трудов института микробиологии, никто и не знает.

М.Б.: Обидно.

Е.Б.: Даже не удобно говорить, что мы сделали раньше других.

М.Б.: Мы и с Поповым-Маркони сражаемся.

Е.Б.: Я всегда всем рассказываю про Сергея Ивановича Кузнецова.

М.Б.: Это правильно, я тоже про Попова всем рассказываю. Если существа живут без света, без кислорода, органики мало, за счёт чего они существуют на этих глубинах в горячих источниках?

Е.Б.: За счёт богатых энергией неорганических веществ: сероводород, водород, восстановленное железо, которые могут отдавать электроны и служить для них субстратом.

М.Б.: Как это всё не размывается? Вот источник бьёт на скорости, вокруг него вырастают колонии, а как они успевают улавливать?  

Е.Б.: Из химических веществ, которые идут с этим потоком. Он соприкасается с холодной водой океана, получается очень резкое изменение условий. Тогда образуется пористая трубка, и микробы сидят в этих порах.

М.Б.: Как они называются?

Е.Б.: Чёрные курильщики.

М.Б.: Точно! Спасибо, Елизавета Александровна, время подошло к концу. Благодарю Вас от всей души!