Павел Медведев раскрыл единственный способ не сойти с ума, делая сбережения

Д. Н.: 17:04 в Москве. Дарья Надина в студии. Всем добрый день! Наш гость сегодня — Павел Медведев, финансовый омбудсмен. Павел Алексеевич, здравствуйте!

П. М.: Здравствуйте!

Д. Н.: У нас довольно много омбудсменов по делам бизнесменов: по защите прав человека, интернет-омбудсмен, финансовый, плюс ещё несколько советников президента тоже по разным отраслям. Интересно, а как вообще эта система работает? Вот вы финансовый омбудсмен, как часто вы с президентом встречаетесь?

П. М.: Я с президентом вообще не встречаюсь, потому что нет закона, на основании которого я работаю. Я работаю на общественных началах. Если мой контрагент, какой-нибудь банк, скажем, не хочет со мной общаться — он может со мной не общаться, и его за это не накажут. Единственный способ влияния — это, так скажем, личные отношения. Я долго преподавал на экономическом факультете Московского университета, и очень много у меня бывших студентов, которые, как оказалось, очень хорошие студенты. Они готовы со мной общаться, но далеко не все банки со мной сотрудничают.

Д. Н.: Если говорить обо всех этих финансовых вопросах, главная новость последних месяцев, последних двух лет — это снижение ставки Центробанком до 10,5. В общем-то, мы помним, что кризис начался два года назад, что во многом ассоциируется с тем, что ставка прыгнула с 10,5 до 17%. Из-за этого подорожали кредиты, из-за этого деньги стали дороже. Вот сейчас на 10,5 опустилась. Вы предсказываете наступление какой-то новой эры финансовой в связи с этим?

П. М.: Нет, потому что ставка, к сожалению, не очень сильно влияет на экономическое положение в стране. Другие факторы значительно более мощные. 

Д. Н.: Проверки, отношения, коррупция?

П. М.: Да, проверки, коррупция, медлительные и, мягко выражаясь, не всегда понятные суды. Это мешает бизнесу развиваться вне зависимости от того, сколько стоят деньги.

Д. Н.: Если говорить о коррупции, обо всех этих вопросах (ведь мы довольно много внимания этому уделяем, часто об этом говорим), какова средняя взятка? У вас есть какая-то статистика? Вот сколько у нас дают на лапу? Как много людей эти занимается, как часто берут и как много?

П. М.: У меня, конечно, статистики нет. По этому поводу есть (немножко или множко) заявления противоречивые. Сообщества людей, которые тоже работают на общественных началах, которые тоже пытаются это вычислить, из года в год увеличивают свою оценку взятки. Ну, я думаю, что не в этом месте надо искать. Если бы была быстрая и квалифицированная полиция, суд, я думаю, что через некоторое время взятки бы скукожились так, как они скукожились где-нибудь в США, например. Нельзя сказать, что там нет коррупции, вопрос в непринципиальной мере. Насколько я понимаю, мера там более или менее терпимая.

Д. Н.: А как вы объясняете то, что у нас неквалифицированный и очень медлительный суд? Это с чем может быть связано, это пережиток советского прошлого?

П. М.: Это, я думаю, пережиток ещё царского режима. При царской власти были приложены усилия, как мне бабушка рассказывала, для того чтобы суды были получше. Как известно, судебная реформа прошла — довольна радикальная, но всё-таки она не успела сделаться достаточно глубокой. А потом, конечно, при советской власти к суду уже не относились так, как надо бы. Не столько законность, сколько правильное решение с революционной точки зрения нужно было принимать. Это называлось революционная целесообразность.

Д. Н.: Но вместе с тем революционная целесообразность 100 лет назад была — и до сих пор, получается, существует. Я просто тоже видела статистику и то, что у нас всего 0,3% выносится по уголовным процессам оправдательных приговоров, а все остальные обвинительные. Ведь таких цифр не было вообще никогда. И нам ведь говорят всегда следователи и прокуроры, что это просто так хорошо у нас работает судебная система, у нас так хорошо доказательства находят, поэтому такие вердикты по решению суда.

П. М.: Вы знаете, я об уголовном судопроизводстве не решился бы говорить, потому что непосредственно его не изучаю. Вот гражданское — да, это моё. Сейчас у меня такая болезненная проблема: в нескольких местах в банках завелись такие мерзавцы, сотрудники банка, которые депозиты брали в свой карман. И граждане, естественно, в тот момент, когда обнаружили этот факт, пошли в суды для того, чтобы с банка потребовать деньги. Как мне кажется, правильно они сделали, ровно то же написано в Гражданском кодексе. Им суды отвечали, что банки вам ничего не должны, потому что банки-то деньги не получили: их мошенник положил в свой карман. "А вы не доказали, что мошенник действовал по поручению председателя банка". Потом некоторые из тех людей, которые мне жаловались, дошли до Конституционного суда. На мой взгляд, Конституционный суд принял правильное решение. Он сказал, что если человек предъявляет документы, то уж неважно, кто в какой карман клал деньги. Он является вкладчиком данного банка, даже если в документах банка данный факт не зарегистрирован. Что произошло дальше… в одной области принимается решение за граждан, а в другой — против, хотя это абсолютно нетерпимо. Если суд работает таким образом, очень многие об этом узнают. И прежде чем решать вопрос о том, стоит сводить бизнес или нет, представляют себе, как они через суд будут решать вопрос, который вполне может возникнуть.

Д. Н.: Давайте вернёмся к вопросу банков. Какие банки, по вашим данным, статистике наиболее нечистоплотные и неаккуратные в общении с клиентами?

П. М.: Я не имею права об этом говорить, даже если я это знаю. Честно говоря, у меня такой статистики нет. Всякий банк, у которого есть лицензия Центрального банка, является абсолютно полноценным участником рынка, и к нему именно так надо относиться. Нельзя к лицензиям Центрального банка относиться так: одна полноценная, а другая шуточная.

Д. Н.: Но всё-таки у нас, несмотря на чистку Центробанка, довольно много ещё осталось кредитных учреждений. Их больше, чем нужно в нашей стране, как говорят многие эксперты. Как по-вашему, сколько банков должно было бы функционировать в нашей стране?

П. М.: Ответа на этот вопрос нет. Один большой начальник из Центрального банка сказал, что нам нужно много-много хороших банков. Я также готов на этот вопрос отвечать. Если банк нашёл экономическую нишу, если у него есть клиент, который готов с ним сотрудничать, — значит, банк имеет право на существование. Так же, как и сапожник. Вот сидит в лавочке сапожник. Приходят к нему ремонтировать, платят ему за это — значит, он нужен. Вот так решается в рыночной экономике вопрос: нужен кто-то или не нужен.

Д. Н.: Ну, мы же с вами понимаем, что рыночная экономика временами — это знак равно обману и одурманиванию населения. 

П. М.: Конечно, для того чтобы не было обмана и одурманивания, человечество придумало полицию, прокуратуру, суд. Вот они должны работать хорошо. Тогда не то чтобы не будет одурманивания, но с ним, как только оно возникнет, будет возможность справиться.

Д. Н.: Сегодня буквально час назад новость появилась на "Интерфаксе". Хочу, чтобы вы прокомментировали. Центробанк обнаружил в первом квартале 42 банка с нерыночными ставками по вкладам. Получается, что эти банки предлагали неконкурентные какие-то условия. 

П. М.: Это очень деликатный вопрос. И чтобы прокомментировать это заявление, надо знать детально, что происходило в тех самых банках, о которых говорит Центральный банк. Условия, которые предлагают банки, очень сильно зависят от того, в каких условиях они сами живут.

Д. Н.: На что вообще нужно реагировать? Какие цифры должны отпугнуть, какие должны заставить засомневаться в платёжеспособности банка?

П. М.: Если речь идёт о депозите, то нужно прочитать несколько строк из закона страхования вкладов, который специально придумали для того, чтобы не нужно было заморачиваться. Если человек доверяет деньги банку, который не существует в природе... А проверить это можно легко на сайте Центрального банка, там указано, какие банки есть в нашей стране и по каким адресам их подразделения находятся. Если банк существует. Всё, о чём вы должны заботиться, — чтобы в этом банке никогда не было больше 1 млн 400 тыс. ваших денег. Если это так, то вы свои деньги теоретически должны получить назад. Правда, я сейчас произнёс слово "теоретически", а раньше никогда его не произносил. А произношу его в связи с той историей, которую вам рассказал, в связи с тем, что некоторые суды ведут себя по меньшей мере странно и подрывают авторитет этого закона.

А то, что часто пишут в учебниках кредитования, что кредиты помогают населению жить богаче, покупать больше товаров, — это неправда. Чем более закредитовано население — тем оно беднее, потому что оно должно платить не только за товары, но ещё и свои долги. Тем не менее кредитование — это инструмент, который выдуман человечеством не случайно и не зря, так же как топор и способы извлечения огня. Если неумело пользоваться топором, можно навлечь большую беду, а если правильно — то пользу. Тысячу раз надо подумать. И если окажется, что кредит будет полезен человеку: например, он покупает квартиру, заводит семью, воспитывает детей... Ну и ещё я бы внимательно отнёсся к дополнительным платежам всякого рода, которые должны быть указаны в договоре, кроме полной стоимости кредита. К сожалению, в последнее время число полной стоимости кредита, которое раньше было исчерпывающей характеристикой денег, теперь утратило это качество, и приходится внимательно смотреть, какие ещё дополнительные затраты, кроме процентной ставки, нужно нести при обслуживании кредита.

Д. Н.: Если у вас есть вопросы, связанные с банками, со ставками, кредитами, обманули, может быть, — напишите нам, позвоните нам. Здесь вот нам пишут слушатели возмущённые, пишет нам Виталий: в последнее время дураком нужно быть, чтобы принести деньги на депозит в банк; гарантий, что у тебя их не отберёт государство, никаких нет. Вы согласитесь с таким утверждением?

П. М.: До самого последнего времени я бы категорически не соглашался, потому что с 2004—2005 года работает закон страхования вкладов. И пока он работал как часы. 2,5 млн граждан получили свои деньги назад в пределах той суммы, которая в соответствующее время была прописана в законе. А сейчас, напоминаю, это 1 млн 400 тыс. в каждом банке. Вы хоть в каждый банк можете положить по 1 млн 400 тыс. и все деньги получите назад, если какие-то банки обанкротятся. Но вот сейчас возникла некая шероховатость, с которой я борюсь и надеюсь побороться.

Д. Н.: Звонки поступают. Давайте на несколько ответим. Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день!

Д. Н.: Как вас зовут?

С.: Александр.

Д. Н.: Да, Александр, ваш вопрос?

С.: Я из разговора понял, что, когда я кладу деньги на депозит, я заключаю договор не с банком, а с работником банка. Получается, вся ответственность лежит не на банке, а на работнике. Правильно?

П. М.: В некоторых случаях этот абсурд имеет место, но в редких пока, к счастью. И я надеюсь с этими отдельными случаями справиться, чтобы действительно такие случаи, о которых вы говорите, не повторялись.

Д. Н.: А вообще вот, кстати, по поводу всех этих договоров с банками, ведь прочитать многостраничные труды мало кому под силу. Какие там должны быть ключевыми строчки?

П. М.: Я настаиваю на том, что читать надо все строчки. Более того, настаиваю на том, что, если хоть одно слово непонятно, надо выяснить (либо в словарь заглянуть, либо позвонить или написать финансовому омбудсмену). Это с одной стороны, когда я разговариваю с клиентом банка. Когда я разговариваю с регулятором, я настаиваю на том, что очень важно внимательно всё читать. Считать свою процентную ставку, конечно, надо, иначе человек не может решить, в какой банк он деньги отнесёт. Или, наоборот, если он берёт кредит — из какого банка выгоднее взять кредит. Главная часть нагрузки должна лежать на сильной стороне, на банке. Банк должен заботиться в значительной мере о человеке. Но пока это не достигнуто, всё-таки я настаиваю, чтобы клиенты, граждане читали, что они подписывают.

Д. Н.: Ещё один звонок. Здравствуйте!

С.: Здравствуйте. Виталий. Про кредитование не будем говорить, потому что его просто нет. И мы не хотим слушать весь цивилизованный мир, что надо вообще-то кризис заливать деньгами, потому что промышленность уже умирает. Больше всего вызывает опасение то, что у банков появилась фискальная функция. Если я захочу положить больше 1 млн 400 тыс. — у меня могут возникнуть проблемы. Не всегда банк воспримет справку о доходах как достоверную, просто потому что ему так захочется. Поэтому банковская система сейчас, на мой взгляд, рушится, банки все закредитованы, регионы закредитованы, поэтому идти в банк я бы сейчас не рекомендовал никому.

Д. Н.: Павел Алексеевич, что скажете?

П. М.: Виталий, ну вы всё в одну кучу свалили. Действительно, регионы закредитованы. Но банки тут при чём? Не фискальные функции, а функции контроля за доходами граждан. Мне тоже кажется, что это не очень естественно. Если бы я был директором, я бы чёрным по белому в законе об отмывании грязных денег написал, что, если банки сомневаются в происхождении денег, они должны сообщить в соответствующие правоохранительные органы, а дальше забыть об этой проблеме. Это должна быть проблема правоохранительных органов. Сваливать эту проблему на банки абсолютно абсурдно, они не для этого созданы. По поводу юридических лиц, Виталий, ну, эта сказка про белого бычка продолжается много-много лет, уже Путин нам об этом рассказал. Если кредитовать те самые предприятия, которые потом в количестве 200 тыс. закрываются (это статистика 2014 года, приведённая Путиным), тогда непонятно, как вернуть эти самые кредиты. Так что сначала всё-таки, я настаиваю, надо позаботиться о полиции, а потом уже о кредитовании.

Д. Н.: Задам вопрос, который пришёл через WhatsApp: страхование распространяется на счета пластиковых карт? Спрашивает 94-й.

П. М.: На все счета, открытые для данного человека, распространяется, но человек должен суммировать все свои деньги, которые находятся в данном банке.

Д. Н.: То есть если у него карточка там и лежит сто тысяч, отдельно вклад на миллион и ещё карточка на сто тысяч, он не получит все свои деньги?

П. М.: Вся сумма не должна превышать никогда, подчёркиваю: никогда, миллиона четырёхсот тысяч.

Д. Н.: В наше время непростое, когда у 44% населения страны большая часть доходов уходит на еду, я думаю, мало у кого есть такие сбережения. А у кого есть, они явно буржуи, что называется. И не мы с Вами. Я хотела поговорить по поводу экономической стратегии нашей страны. Вот здесь господин Кудрин на сайте центра стратегических разработок опубликовал предварительный документ, который должен вылиться в программу развития страны экономическую. Опубликован он будет только в следующем году, в 2018-м уже ляжет в основу стратегии государства. Так или иначе, какие-то тезисы уже опубликованы. Что хотелось обсудить. Там на сайте Центра стратегических разработок опубликовано три группы рисков для нашей страны. Для экономики нашей страны. В первой группе углубление изоляции от международных рынков капитала и товарных рынков — это большим минус-фактором считается. Во второй группе низкий уровень государственного управления в сочетании с коррупцией и чрезмерное участие государства в экономике. В третьей группе экономической отмечено технологическое отставание страны и ограниченность вовлечения в мировую технологическую революцию. Вы согласны с такими тезисами и как нам со всем этим бороться?

П. М.: Согласен. Первый и третий тезисы очень тесно связаны между собой. Изоляция и технологическая отсталость. Преодолеть технологическую отсталость за счёт импортозамещения абсолютно невозможно. Таким символом импортозамещения стал сыр, сделанный из пальмового масла. Это и есть дорога импортозамещения. Отгораживаться от мира совершенно невозможно, надо участвовать в разделении труда. И, слава богу, у нас до сих пор есть головы на плечах у некоторых, у многих специалистов. Но они не являются леонардами да винчи и не могут на коленке отковывать всё на свете. Они могут участвовать только в мировом разделении труда. И, кстати говоря, очень успешно. Те из них, кто уехали в Кремниевую долину, считаются очень хорошими специалистами. Пусть они где-нибудь в Иркутске считаются хорошими специалистами. Что касается коррупции. Никакого сомнения нет, коррупция — как гидра многоголовая. Она вытягивает соки из бизнеса и из людей, надо сказать. Она приводит к тому, что теоретически успешные бизнесы рушатся или ВВП вовсе не растёт и сейчас даже убывает немного, растёт значительно меньше, чем мог бы. И институты. Кудрин всё время говорит об институтах, имея в виду гражданское общество, суды, правоохранительные органы и так далее. Он много говорит правильно, и я отношусь к нему с большим уважением и сочувствием. Кажется, не принадлежу в этом смысле к большинству населения. Но это не мешает мне пытаться понять, что он предлагает. Как добиться, чтобы суды и правоохранительные органы хорошо работали? Боюсь, что не в силах Кудрин этого добиться. Он кое-кого другого должен уговорить предпринять усилия для того, чтобы эта цель была достигнута.

Д. Н.: Если говорить о Кудрине. В нашем сознании коллективном есть уже две противоборствующих школы: условный Кудрин против условного Глазьева. Постоянно разделяются голоса, и люди спорят, кто из них прав, какую нам нужно экономическую политику выстраивать: условно-либеральную или государственно-патриотическую, какую приписывают Глазьеву. Вы в этом споре за кого?

П. М.: Если говорить о чисто экономической стороне дела, я на стороне Кудрина. Мне это очень обидно, потому что Кудрин не является моим бывшим студентом, а Глазьев является. Причём очень хорошим бывшим студентом. И он очень хороший человек. Несколько раз мы с ним вместе оказывались в такой ситуации, когда от личного поведения многое зависело. Глазьев всегда вёл себя безукоризненно. Тем не менее мне кажется, то, что он предлагает, нереализуемо и даже опасно. Он, строго говоря, предлагает последнее время не больше относительного количества денег. Раньше у него была чуть-чуть другая позиция — влить в экономику. Но в экономике уже есть деньги, которые почему-то не используются для капитальных вложений. Почему те деньги, которые он вольёт в эту самую экономику, будут в каком-то смысле лучше? Он предлагает контролировать использование этих денег. Мне кажется, что это очень наивно. Дело в том, что даже если на первом шагу удаётся что-то контролировать, то есть вы вкладываете в производство самолётов, в иркутский завод. Но иркутский-то завод тратит деньги на то, чтобы купить у кого-то что-то. Что же вы по всей длинной-длинной цепочке пойдёте, по которой потекут эти деньги, будете всюду смотреть, чтобы на эти деньги доллары не купили? Вам в один прекрасный момент скажут, что нам нужно эти доллары купить, потому что такие детали в России не делаются и нам их приходится покупать в Германии.

Д. Н.: То же самое и Глазьев говорит, что у нас довольно долларов, особенно много у Центробанка, просто тот скрывает.

П. М.: У Центробанка долларов много, Центробанк-то уж прозрачен. Но ведь не за доллары покупает Центробанк детали, а за те самые деньги, которые будут выделены на производство того самолёта. По цепочке эти деньги пойдут и в конце концов на каком-то переделе должны будут превратиться в доллары. Потому что надо будет в Германии какую-нибудь фитюльку купить. Поставить полицию вдоль всей цепочки использования денег — это полное безумие.

Д. Н.: Если говорить о сдерживании инфляции. Ведь и это тоже ставят во главу угла, когда спорят о том, какую нужно выбрать экономическую систему. Какой должна быть инфляция в нашей стране, чтобы она была полезной и безболезненной?

П. М.: Есть некоторые общие правила. Инфляция должна быть положительной, но не очень большой. Считается, что 2% оптимально, 3% терпимо. Почему небольшая инфляция должна быть, когда людям кажется, как правило, что хорошо бы, если бы была дефляция: сегодня пришёл в магазин, там что-то стоит 1000 рублей, завтра пришёл, а там 950. Дефляция нехороша тем, что сдерживает экономические решения людей. Если действительно что-то стоило 1000 рублей, а потом подешевеет, то я не буду покупать, а подожду следующий день, пусть ещё подешевеет. А если неделю подождать, может, совсем будет дёшево. Это сдерживает покупки и, следовательно, делает бессмысленным часть производства. Поэтому считается, что небольшая инфляция, в 2%, скажем, — это полезно.

Д. Н.: Андрей нам пишет: "Пенсии отобрали, вклады, если надо, отберут, государству уже никто не верит".

П. М.: Это большая беда. Вы очень уж радикально высказываетесь: "Государству никто не верит". Не так. Хотя мне бы хотелось, чтобы верили в куда большей мере и имели основания, опять возвращаясь к тем двумстам тысячам бизнесов, которые, по словам Путина, были ликвидированы в 2014 году. Конечно, и жизнь была бы и богаче, и веселее. 

Д. Н.: Звонок. Здравствуйте.

С.: У меня вопрос по поводу валютной ипотеки. Мне кажется, это выгодно для страны, что рубль подешевел, ожидаем подъём промышленности. И сейчас министр экономики заявляет о том, что не допустит усиление рубля. Как в такой ситуации жить дальше валютным заёмщикам?

П. М.: По моим представлениям, в драме валютных заёмщиков есть три стороны: сам валютный заёмщик, банк и государство. И вот эти три стороны должны разделить ответственность и тяжесть проблемы. Государство кое-что предложило, но, по словам многих ипотечных заёмщиков, недостаточно для того, чтобы спасти положение. Мне кажется, что государство должно сесть за круглый стол с тремя краями и попытаться договориться. То, что была валютная ипотека и достаточно широко предлагалась, это недогляд государства.

Д. Н.: 71-й пишет: "Ужесточение законов поможет в борьбе с коррупцией?"

П. М.: Тысячу раз сказано, что не столько жёсткость наказания, сколько неотвратимость влияет на то, что исчезает коррупция, как и всякая преступность.

Д. Н.: То есть это единственное? А как же отрубание рук, ног, в Китае смертная казнь, неужели не напугает?

П. М.: Знаете, были довольно аккуратные исследования в этой области. Если наказание становится более жёстким, цена преступления становится более высокой. То есть если вам за взятку могут голову отрубить, то и взятка в цене взлетает в 10, а то и в 100 раз.

Д. Н.: Нам пишут: "При каких условиях в нашей стране возможна заморозка валютных вкладов?"

П. М.: Я надеюсь, что ни при каких. Финансовое руководство страны, назначенное Путиным, по-видимому, сознательно разделяет эту позицию людей. Я надеюсь, что это никогда не придётся делать. Это было бы очень большой нагрузкой на нашу экономику.

Д. Н.: Ещё один звонок. Здравствуйте.

С.: В Интернете прошла информация о том, что будет решаться вопрос о возврате страхования при взятии кредитов — навязанного страхования. Почему это прошло и все замолчали? Что-то можете по этому поводу сказать?

П. М.: Здесь, к сожалению, дело довольно смутное. Если вы присоединяетесь к страхованию, которое предлагает банк, то даже если вам возвращается страховка в том случае, если вы досрочно возвращаете кредит, исчезает риск. Если вы застраховали свой кредит, который должны были выплачивать в течение пяти лет, а вы выплатили в течение двух, тогда в оставшиеся три года риска нет. И вам по ГК должны вернуть те деньги, которые вы заплатили страховой компании и которые приходятся на оставшиеся три года. К сожалению, когда вы присоединяетесь к страхованию, большую часть денег с вас берёт банк за агентские услуги, которые он предлагает страховой компании, а страховая компания получает немного денег. Так вот три пятых от этих немногих денег вы получите. Большого удовольствия от этого вы не получите. Это надо менять, и я надеюсь, что   конце концов это будет сделано.

Д. Н.: Новость, кстати: Госдума передала администрирование страховых взносов налоговым органам.

П. М.: Это не очень понятно. Страховые взносы отдаются страховым компаниям, а за страховыми компаниями теперь смотрит мегарегулятор, то есть ЦБ.

Д. Н.: Звонок. Здравствуйте.

С.: У меня такой вопрос. Скажите, Павел, некоторое время назад проскочила статься в МК, что вклады под колпаком. Что госбанк устанавливает со второй половины этого года такой порядок, при котором люди, снимающие деньги с вклада, должны будут доказывать задним числом, как я понимаю, их происхождение.

П. М.: Иногда, действительно, банки этого требуют. Мне кажется, это противоестественно. И я буду пытаться с этим бороться. Мне кажется, это не дело банков. Если кто-то подозревается в том, что он преступник и получил деньги незаконным образом, то не банки должны с этим разбираться, а правоохранительные органы. Причём предъявлять обвинение, ведь презумпция невиновности по Конституции у нас полагается. То есть нельзя, не доказав, что вы преступник, считать, что вы преступник. Мне кажется это не очень естественным. И редко всё-таки, к счастью, бывает. Мне кажется, что этого вообще не должно быть.

Д. Н.: Ещё сообщение: "В итоге доллар надо покупать или нет?"

П. М.: Знаете, на этот вопрос невозможно ответить, например, по той причине: предположим, я знаю, как надо посоветовать. Я посоветую. Завтра вы мне позвоните и спросите, что с этим долларом купленным делать. И так каждый день. И через неделю вы сойдёте с ума. 

Д. Н.: Здесь пишут. Читательница сделала ремонт в рассрочку, сказали, что кредит беспроцентный, она всё подписала, не прочитав мелкий шрифт. Потом через лупу увидела, что процент оплаты — 24,5. Но было уже поздно. Можно ли было что-то изменить? Уже заплатила за четыре месяца.

П. М.: Очень трудно что-то изменить. Тем не менее либо выйдите на сайт ассоциации российских банков, там создан институт финансового омбудсмена, там понятно, как ко мне обратиться, чтобы сообщить о том, что произошло. Либо вы можете через экспедицию ЦБ передать мне письмо, оно почти мгновенно ко мне попадёт.

Д. Н.: Давайте ещё звонок примем. Здравствуйте.

С.: Как гость оценивает вредоносность своих учеников в развале некогда второй экономики мира? Просьба ответить без перекладывания вины на политику, армию инопланетян.

П. М.: Вы хорошо формулируете вопрос, на который знаете ответ. Зачем вы меня спрашиваете, если вы сами знаете. Может быть, вам будет любопытно, в 1969 году был такой диссидент, выпустил брошюрку "Доживёт ли Советский Союз до 1984 года?". К концу 1972 года группа экономистов, в которую я входил, составила прогноз: до 1984 года доживёт, а до 1989-го — нет. Промахнулись немножко, но это было в 1972 году.

Д. Н.: Ещё звонок. Здравствуйте.

С.: Мы живём по программе Кудрина уже около 35 лет. А когда мы запустим экономику по этим всем учениям, которые вы нам проповедуете и рекламируете? Когда у нас заводы заработают, поставятся новые станки, появится новое оборудование, когда будут строиться новые великие предприятия и так далее?

П. М.: Ответ очень простой. И не у меня надо спрашивать, а у Путина. Он вам уже ответил. Как только по 200 тысяч предприятий станут закрывать в год, всё будет хорошо.

Д. Н.: Но ведь это история: для того чтобы строить заводы, великие монументы, нужно очень много работать.

П. М.: Нужно полицию завести. Такую полицию, которая по 200 тысяч предприятий в год не закрывает. Знаете, сколько в январе открылось предприятий новых в России? 28 тысяч. А сколько закрылось, знаете? 49 тысяч. Вот ответ на вопрос-то. И Кудрин тут ни при чём.

Д. Н.: Но тут совершенно справедливо вспоминают, что такой курс был выбран именно при нём. Что нам нужно активнее откладывать, а не вкладывать в производство.

П. М.: А если бы мы не отложили при той полиции, которая у нас есть? Он настолько умный, что он учёл, что надо будет жить при той полиции, которая есть. И отложил. Если бы не отложил, то мы бы сейчас зубы откладывали на полку.

Д. Н.: Спасибо за эфир. Павел Медведев, финансовый омбудсмен.