Бречалов: Я не вижу в аресте Белых никакого политического заказа

А. МИТНОВИЦКАЯ: Анна Митновицкая у микрофона. Приветствую наших слушателей и приветствую гостя — Александра Бречалова. Александр, здравствуйте!

А. БРЕЧАЛОВ: Здравствуйте!

А. М.: Секретарь Общественной палаты Российской Федерации и сопредседатель центрального штаба Общероссийского народного фронта у нас здесь в студии. Начнём, я предлагаю, всё-таки с Турции. Несмотря на вчерашний теракт в Стамбуле, президент сегодня распорядился проработать снятие всех ограничительных административных мер, связанных со сферой туризма между Россией и Турцией. Вам не кажется, что как-то рановато?

А. Б.: Если президент дал такое поручение, то для этого есть основания, и Вы правильно сказали, проработать, но каждый для себя делает выводы и принимает решения. Для меня как гражданина Турция и Египет надолго закрыты — и здесь не история про политику, здесь больше позиция, основанная на простой безопасности. Стамбул и Турция стали открытой площадкой для террористов, и после теракта последнего, страшного, какой здравомыслящий человек будет планировать поездку туда, где взрывают в аэропортах? Для меня оснований смотреть в сторону Турции — я был там несколько раз — нет.

А. М.: Интересно, что ещё до того, как появилось это распоряжение от Путина, только-только появились новости, что Эрдоган написал письмо с извинениями, тут же встрепенулись турагентства, турфирмы. Да, мы снова начинаем работать, крылья распахнули, мы оживаем, турбизнес сейчас заживёт. Ещё ничего не решено и ещё непонятно, как оно всё будет, ещё неясно, это искренние извинения? Это о чём говорит, с Вашей точки зрения?

А. Б.: Есть понятие — "Кому война, а кому и мать родна", но, с другой стороны, бизнес есть бизнес, и это естественное желание заработать: в сезон Турция была одним из самых популярных направлений для россиян. Надо признаться, не самым дорогим, поэтому это нормальное желание.

А. М.: А в целом, если смотреть для страны, с Вашей точки зрения, надо ли эти связи восстанавливать?

А. Б.: Безусловно. Нам ни в коем случае нельзя маркировать страну и всех живущих в ней людей.

А. М.: А как не маркировать, как этого не делать, если там теракты происходят с периодичностью раз в несколько месяцев?

А. Б.: Это другой вопрос.

Но то, о чём Вы говорите, — это простая безопасность. Когда постоянные взрывы, когда угроза терактов, дипломатические отношения — это одно, а безопасность людей — это другое. Здесь это нельзя ни в коем случае сводить в одно и на основании такого общего решения принимать.

А. М.: Но если связи налаживать, того и гляди, "Турецкий поток" возобновят и пластиковые помидорки турецкие, от которых мы уже отвыкли, снова к нам придут.

А. Б.: Поддерживаю Вас полностью, очень ратую за то, чтобы санкции в отношении европейских стран и по отношению к Турции в частности, не отменяли, потому что знаю не понаслышке, чем живут фермеры и личные подсобные хозяйства, — для них сейчас это возможность. У нас достаточно серьёзный рост в этом направлении, и, конечно, здесь хорошо бы оставить эти отношения экономические, которые они есть.

А. М.: Интересно. Вы только что сказали, что вроде бизнес надо взаимный развивать и ни в коем случае нельзя разделять и какие-то ярлыки вешать. С другой стороны, помидоры нам их не нужны.

А. Б.: Есть туризм и есть разные другие направления деятельности. Я считаю, что страна наша вправе что-то оставлять из санкций, что-то убирать, но будем прагматично к этому вопросу подходить, поэтому я считаю, что в сфере сельского хозяйства, безусловно, наши производители находятся в более комфортном положении.

А. М.: Вы простили Турцию, Вы простили Эрдогана?

А. Б.: Опять надо разделить Турцию и Эрдогана. Турция — это не Эрдоган, в Турции очень много живёт людей — у меня там живёт достаточно близкий друг, с которым нас связывают очень долгие отношения.

А. М.: Почему спустя шесть месяцев и три дня Эрдоган попросил прощения?

А. Б.: Но Вы же, наверное, следите за теми цифрами, за теми потерями, которые Турция сейчас несёт.

А. М.: То есть Вы думаете, они только сейчас поняли, чем это им обернулось?

А. Б.: Я не удивлюсь, что именно это. Понятно, что отели пустые, понятно, что огромный кусок бюджета недополучат, понятно, что настроения даже тех, кто его изначально поддерживал, уже другие. Я думаю, что всё очень просто: зашатался стул и пошёл извиняться. Почерк и вообще поведение слабого человека, позволю себе это сказать, оно, наверное, продиктовано не более чем вот такой сиюминутной выгодой, чтобы хоть как-то спасти сезон — в августе ещё чтобы приехали туристы и не больше.

А. М.: Видите Вы связь между тем, что произошло вчера и планировавшимся на тот момент ещё и состоявшимся уже сейчас разговором между Владимиром Путиным и Реджепом Эрдоганом? Вообще налаживанием его связи в принципе со всеми странами-соседями?

А. Б.: Вы имеете в виду теракт?

А. М.: Да.

А. Б.: Нет, я склонен считать, что это накопившиеся внутриполитические проблемы в Турции.

А. М.: Но тогда, с Вашей точки зрения, все же мы размышляем: кому это было надо? Зачем они это сделали, почему именно в Стамбуле этот теракт, почему именно вчера?

А. Б.: Большая политика мировая. Один из сценаристов — это Соединённые Штаты Америки. В тот момент сценарий складывался благополучно, и Эрдоган, по всей видимости, выполнял прописанную ему роль. Я сейчас не хочу из себя международного эксперта строить, но это очевидно по той информации, которая была не в наших информационных источниках, а в международных. Вы знаете о том, что в Евросоюзе, в Еврокомиссии, комиссии по юстиции, 10 июня рассматривался вопрос о либерализации визового режима, в том числе с Турцией. Даже вопрос о рассмотрении отложили на неопределённый срок.

А. М.: А сейчас, после Брексита, и вовсе отложили.

А. Б.: Да, поэтому ситуация меняется и здесь, извините, Россия ни при чём.

А. М.: Ни при чём?

А. Б.: Ну, конечно. А терять партнёров и там, и здесь — это уже, в общем-то, опасно для тебя, как для власти.

А. М.: "Люди сами не должны решать, брать на себя риск ехать в страну, где небезопасно, или государство всё-таки должно запрещать?"

А. Б.: Люди продолжают ездить в Турцию. Конечно, кратно в меньшем количестве, но у меня знакомые поехали в Турцию и там отдыхали, и никаких запретов — вы берёте билет, а вас на границе разворачивают — этого нет и быть, слава богу, в России не может. Конечно же, каждый сам принимает на себя риски.

А. М.: Давайте постепенно переходить уже к Совету Федерации, к спорам жарким, которые сегодня там проходили. В частности, начнём с пакета поправок от Ирины Яровой. Во-первых, Вы поддерживаете его?

А. Б.: Безусловно.

Наверное, ещё раньше надо было начинать и ответственность повышать за подобные действия: пособничество терроризму, за сам терроризм и так далее. Но не будем углубляться. В целом поддерживаю.

А. М.: Теперь давайте углубляться: новая статья "недоносительство" — для Вас это не синоним "стукачеству"?

А. Б.: Это абсолютно никакой не синоним. Знаете, очень многие мои знакомые, друзья, приезжая из Европы, говорят, какой там порядок, чистота, и приводят такие примеры: вот еду на машине, из окна там выбросили окурок — тот, кто сзади едет, обязательно позвонит в полицию и сообщит. В нашем понимании не стукачество, потому что вокруг чисто и порядок, и всё прекрасно.

А. М.: Мы сейчас немножко не те вещи сравниваем. Одно дело — мусор на улице, порядок и чистота, а другое дело — это, может быть, слишком фантазийный сосед или соседка-бабушка, которой грустно и одиноко, и тут она думает: что-то её соседи какие-то подозрительные — надо пожаловаться, пожалуй, кому-нибудь, инспектору, кому угодно, позвонить. Соответственно, человек уже попадает под следствие.

А. Б.: Да не попадает он ни под какое следствие.

А. М.: А пока идут все проверки, где он будет находиться? В СИЗО, скорее всего. Не будет же он дома сидеть, ждать.

А. Б.: Для чего был пакет этот поправок? В Общественной палате России мы создали соответствующую координационную комиссию по противодействию терроризму. Огромная проблема.

А это Москва, это огни, это газеты-журналы, и уйти в территории. Мы готовы провести слушания и показать массу материалов агитационного формата, которые печатаются в России, массу сайтов, ресурсов, которые навязывают, например, идеологию ИГИЛ*, занимаются вербовкой, — это в таких масштабах, что Вы себе представить не можете, мы просто в другой системе координат с Вами. Так вот, "пакет Яровой", в первую очередь, направлен на пресечение этой деятельности.

А. М.: Но вместе с тем вторая половина раскололись, говорят, что это тотальная слежка: и слежка за телефонными переговорами, и несчастные мобильные операторы, которые говорят, что мы не сможем их хранить.

А. Б.: Эта напоминает мне историю с иностранными агентами по НКО.

А. М.: Может быть, да.

А. Б.: Если мы отмотаем, в самом начале прогнозы такие, что через год тысячи НКО уже не смогут работать, будут выселять, выгонять из страны, будут в следственных изоляторах.

А. М.: Но здесь не будут выгонять из страны — уже убрали эту поправку, слава господу.

А. Б.: 126 НКО иностранных агентов. А в 2015 году иностранное финансирование получили 3108 организаций. Понимаете, есть норма, и мы начинаем фантазировать: ага, соседка обратилась — пришли ночью.

А. М.: Но ведь согласитесь, что лучше всё-таки прогнозировать и продумывать, чем потом столкнуться и кричать: "ой, мы не доработали, сырой был закон".

А. Б.: Во-первых, есть общественность, есть общественный контроль. Во-вторых, есть правоприменительная практика. Я убеждён: ни у Ирины Яровой, ни у тех людей, кто участвовал в разработке этого пакета, нет и не было мысли, чтобы создать тотальную в стране атмосферу слежки, стукачества и тому подобное. Этого нет и не будет.

Когда мы придумываем что-то, что у нас там ограничивают у кого-то где-то свободы, — мне кажется, это глупость.

А. М.: Я скажу Вам вот что в ответ: для ФСБ, для следователей гораздо удобнее, когда система информации копится сама собой. Один позвонил — сказал про другого, другой сказал про третьего, третий про четвёртого — им ничего делать особенно не надо, они просто открывают компьютер, забивают фамилию — и всё, вся подноготная этого несчастного человека, и все эти сомнения, все домыслы соседей, знакомых, и так далее. 

А. Б.: Почему подноготная несчастного человека?

А. М.: Потому что совершенно не обязательно, что он при этом террорист или задумал что-то такое опасное общественно.

А. Б.: Давайте разделим на две составляющие. Вы говорите, что для спецслужб теперь это не будет проблемой, — хорошо. Но вот я применяю на себя: я пользуюсь и СМС, и WhatsApp, и ещё чем-то пользуюсь, в соцсетях у меня есть — да, на здоровье, пусть смотрят. Какие проблемы?

А. М.: Ну, там же не только терроризм, но и экстремизм тоже. Там же речь идёт в этом пакете поправок и о перепостах тех же самых. Я понимаю, что незнание закона не освобождает от ответственности, но чего-то там репостнул, что-то там написал, ну и ладно, погибли эти в Орландо, и бог бы с ними.

А. Б.: Вы очень правильно говорите: что-то там репостнул, что-то там написал.

А. М.: Александр, сколько лет Вашим детям?

А. Б.: Шестнадцать.

А. М.: Я к тому, что уже и четырнадцатилетних можно будет сажать — это новая статья в Уголовном кодексе. Не жалко Вам детей четырнадцатилетних?

А. Б.: Мне в принципе жалко детей, и у меня есть личная программа: я шефствую над трудными подростками, которые сейчас в Орловском спецучилище Кировской области отбывают сроки. Мне жалко, и я пытаюсь участвовать в их судьбе, но Вы к чему хотите сказать — что у нас сейчас будут следственные изоляторы и спецучреждения забиты четырнадцатилетними детьми? Я очень надеюсь и уверен, что этого не будет. Моя личная такая позиция.

А. М.: Это хорошо, что Вы так оптимистично смотрите вдаль, в будущее.

А. Б.: Я вообще оптимист.

А. М.: Давайте дальше будем тогда двигаться — время ограничено, в скором времени к нам ещё коллеги собираются подключаться — тоже отнимут Вас у меня ненадолго.

Так вот, о поправках по поводу декриминализации, о том, о чём просил президент, и фактически о ювенальной юстиции, которая нас ждёт в ближайшее время, учитывая, что приняты поправки от депутата Крашенинникова — две он успел внести. Но вот, к примеру, за то, что один супруг ударил другого — ну поругались, некоторые так ругаются, эмоционально, — два года тюрьмы. За избиение человека у метро, например, четыре месяца ареста всего лишь. Есть серьёзная разница. Примириться нельзя. Что касается детей: любая ссадина, любой синяк абсолютно — это уже будет повод для проверки, соответственно, в будущем, для изъятия и, в конце концов, дети же начнут просто шантажировать родителей — они же хитрые создания. Совершенно очевидно: папа, дай денег — папа денег не даёт. Он говорит: тогда я напишу на тебя заяву. Да, ювенальная юстиция. В конце концов, я имею право — у нас государство и закон дружественны к детям. Меня будут слушать, а не тебя, папа. Главное — приняли уже.

А. Б.: В Общественной палате проводились слушания по данной теме и большее количество экспертов и членов Общественной палаты не поддержали те инициативы по ювенальной юстиции, которые тогда были. Крайне сложная тема.

А. М.: Серьёзно? Я помню, что у меня коленки в детстве вообще не заживали. Я бегала во дворе и падала постоянно.

А. Б.: Я имею в виду, если это как результат домашнего насилия.

А. М.: А как доказать?

А. Б.: Я поэтому и говорю: это очень сложная тема и здесь больше противоречий по каждому пункту.

Сейчас он уже крепкий юноша.

А. М.: Вас вообще-то на два года могли бы упечь в тюрьму.

А. Б.: Да я бы, наверное, тогда не выходил. Здесь очень тонкая грань между тем, что является действительно домашним насилием, а что воспитательным процессом. Но я согласен. Для меня, во-первых, это неожиданность, что так оперативно закон был принят.

А. М.: То есть ни Общественная палата, ни ОНФ не следили.

А. Б.: Всероссийский народный фронт этим не занимался. Занимается Общественная палата — слушания закончились отрицательным заключением по данному вопросу.

А. М.: Отрицательным. А депутаты меж тем в последние буквально два заседания внесли этот законопроект, и Совфед его сегодня утвердил.

А. Б.: Я думаю, всё только начинается и мы будем соответствующую свою позицию ещё раз высказывать. Наверное, в ближайшее время соберёмся, потому что, конечно, очень много вопросов к тем инициативам.

А. М.: Александр, мы сейчас будем делать небольшой перерыв. К нам сейчас подключается наша телевизионная студия — у них тоже есть к Вам несколько вопросов. Мой коллега Юрий Коваленко выходит к нам. Юрий, добрый день!

Ю. КОВАЛЕНКО: Здравствуй, Анна! Здравствуйте, Александр Владимирович! Кому сложнее будет подстроиться под новые реалии: России или Турции? Кто больше готов к этому перемирию, а кто больше не готов?

А. Б.: Очень сложный вопрос. Россия всегда готова к конструктивному диалогу и к партнёрским отношениям, не к квазипартнёрским: вы — нам, а мы посмотрим, а именно по-настоящему партнёрским. Но ситуацию господин Эрдоган и та политическая элита, которая сейчас формирует повестку в Турции, немножко запустили, на мой взгляд. Экономические, политические, культурные связи между Турцией и Россией уже достаточно глубокие — я думаю, что в каком-то обозримом будущем действительно будут налаживаться отношения. Но ситуация-то не простая, и у каждого человека это в сердце засело: сбить лётчика — это вина конкретных людей, а комментировать и оправдывать, и не принести извинения — это уже накладывает отпечаток.

Ю. К.: Действительно ли вернётся всё на прежние рельсы, как это было? Допустим, насколько я знаю, очень сильно пострадала сфера перерабатывающей промышленности из-за того, что очень много Турция производила, мы покупали, доделывали, включали её в цепочку производства, а это было разрушено за полгода. Это придётся налаживать. Туризм — понятное дело, что это достаточно быстро. Как бы все ни говорили — это достаточно быстро. Вот у нас вопрос: промышленность, строительство, пищевое — всё, что связано с продуктами, сколько может потребоваться времени на восстановление этого всего?

А. Б.: Я не задаю себе этот вопрос. Я задаю вопрос, как можно оперативно заместить, и в первую очередь, своими ресурсами. Для меня это более интересно, я хотел бы на этом акцентировать внимание. Меня меньше всего интересует, насколько мы быстро восстановим в этой сфере отношения. Мы должны быть заинтересованы в развитии своей промышленности и своего производства. Сейчас этот процесс очень динамично развивается.

Ю. К.: Александр Владимирович, я понимаю прекрасно, что Вы за разрыв отношений с Турцией, за дистанцию, чтобы развивать импортозамещение. Это, в общем-то, понятно. Но с другой стороны, за этим же может стоять ещё и политика. То, как это будет развиваться, мы посмотрим, наверное, скорее всего, в ближайшее время, и я по части позиций с Вами действительно очень сильно согласен и солидарен. Большое спасибо, Александр Владимирович! 

А. М.: Юрий, хорошего дня. Наши коллеги из телевизионной студии к нам подключались.

А мы решили перейти в блиц. Давайте так: коротко спрашиваю — коротко отвечаете. Во-первых, объявили, что вторая волна сноса самостроя грядёт. Зачем, с Вашей точки зрения, это московским властям, почему они не хотят успокоиться? Для людей это потерянный бизнес, и это не какие-то огромные бизнесмены, это малый бизнес, о котором мы так много говорим. Жалеете их или не жалеете?

А. Б.: Первое: это не малый бизнес.

А. М.: Крупный?

А. Б.: Крупный бизнес. Масса объектов не имеют правоустанавливающих документов — это то, что у нас имеется как факт.

А. М.: А не проще ли эти документы оформить и работать?

А. Б.: Я знаю несколько объектов, которые были построены как самострои и на сетях: под низом проходит канализация. Второе: есть объекты, которые буквально строятся впритык к проезжей части. Изначально, когда начиналась большая кампания по сносу таких объектов, у меня было отношение двоякое, но сейчас я поддерживаю полностью Собянина и считаю, что это правильно.

А. М.: 107 объектов — это достаточно, с Вашей точки зрения, или их больше надо убирать?

А. Б.: Главное, чтобы потом на этом месте не выстраивались новые, чтобы это не было делением рынка, но за этим общественность следит, и мы готовы по каждому объекту рассматривать.

А. М.: Как у нас в целом сейчас этот летний ремонт Москвы — полностью перерыты центр, Тверская, Новый Арбат и всё вокруг. Вы видите большой смысл в этом ремонте? Вы чувствуете, что нам есть смысл потерпеть?

А. Б.: Очень часто бывает так, что возмущение через несколько лет меняется восторгом: как приятно идти и так далее. Одно лишь то, что меня немножко смущает, — это эффективность: год назад положили, в общем-то, недешёвую плитку. За год поменялись планы? А в целом Сергей Семёнович, я считаю, показывает себя эффективным хозяйственником и работает на Москву. Я здесь ничего не вижу такого.

А. М.: А что касается плитки? Где-то Вы это обсуждали, куда-то выносили на какой-то уровень?

А. Б.: Нет, у нас не было обращений. Я сам видел на Тверской и вижу в соцсетях обсуждение, но это я такой, немножко зацикленный на эффективности, — жалко. А по обращениям слушаний каких-то не было. 

А. М.: Дальше давайте идти к выборам уже. Постепенно прошли съезды всех парламентских партий. С Вашей точки зрения, у кого больше шансов? Кто лучше себя ведёт? Кто больше наберёт в количественном счёте? Кто выиграет более убедительно?

А. Б.: Я обращаю внимание исключительно на тех активистов, которые поддерживают Общероссийский народный фронт, которые являются членами региональных Общественных палат и Общественной палаты России. Мы заинтересованы в том, чтобы лидеры общественного мнения шли в Государственную думу и в региональные законодательные собрания.

А. М.: А это большая часть — единороссы?

А. Б.: Большей частью да, но есть представители и в других партиях. Я вижу, как меняется по результатам праймериз, и вот то, что я сейчас увидел в списках "Единой России", — для меня это приятное удивление: больше чем на 50% изменился состав, появились действительно новые лица. Достаточно сказать про Анну Кузнецову и Дмитрия Сазонова — это актив.

А. М.: То есть во время выборов ОНФ ничего делать не будет, просто подождёте?

А. Б.: Безусловно, у нас не палата, мы ничего не собираемся делать.

А. М.: В качестве наблюдателей Вы не участвуете тоже?

А. Б.: Нет, конечно. У нас нет такой задачи, такой компетенции.

А. М.: То есть Вам запрещено, Вы не можете быть наблюдателями?

А. Б.: Нет.

А. М.: Ну, можно же, чтобы всё чисто прошло, — вот в чём дело.

А. Б.: Безусловно. Важно, чтобы всё прошло честно, легитимно и конкурентно, и я уверен, что в большей части регионов это будет именно так, но для меня важно, что будет потом. Понимаете, мы про действия, про спектакль, который называется "выборы", а я Вам говорю про спектакль, который называется жизнь. Вот у меня 27 тысяч обращений в течение года в Общественную палату — это о чём говорит? Это говорит о том, что человек пишет сначала муниципальному депутату, потом региональному, потом депутату от своего региона в Госдуму.

А. М.: А потом он узнаёт, что есть ещё у нас Общественная палата вообще-то.

А. Б.: А они ему не отвечают, а речь идёт всего лишь о пандусе, как в городе Березняки Пермского края. Тогда у меня вопрос: нафига всё это шоу нужно и эти депутаты? Вот мы их будем контролировать, начиная с 19 сентября, что они будут делать.

А. М.: Договорились. ОНФ, я прекрасно помню, породил огромное количество расследований, в том числе и громких, и они были связаны с отставками наших губернаторов: там и Гайзер был, там и Хорошавин был. Что скажете про Белых? У Вас были какие-то тревожные звоночки?

А. Б.: Мне нечего сказать в этом смысле про Никиту Белых. У нас не было каких-то более-менее серьёзных претензий к нему и к госзакупкам от администраций и даже от муниципалитетов, поэтому здесь нет.

А. М.: Не та история. Но Вы верите в то, что он действительно брал эти взятки? Потому что он, конечно, говорит, что это всё "подстава", его сторонники тоже говорят, что его подставили, что губернатор, человек такого уровня и чиновник такого уровня не стал бы сам брать какие-то деньги, а тем более наличкой, и тем более почему бы не послать помощника.

А. Б.: Следствие покажет. Я убеждён, что если действительно это была не взятка, то Никита Белых сможет отстоять свои права и невиновность в суде.

Это какие-то внутренние истории, наверное, конкуренции. Я его неплохо знаю. Для меня, конечно, это было удивление, но не собираюсь комментировать. Давайте подождём, что скажет суд.

А. М.: Подождём, хорошо. Вы ещё обмолвились по поводу того, как живёт то или иное НКО, как мы это воспринимали тогда, как это происходит всё сейчас. Какие-то явные результаты всего этого Вы видите, чувствуете? Всё-таки Вы два года на посту секретаря Общественной палаты. Что изменилось, что стало лучше?

А. Б.: Я вижу, во-первых, то внимание, которое президент уделяет третьему сектору, оно конвертируется в конкретный результат.

Некоммерческие организации делают более качественные проекты. При секвестировании по многим статьям бюджета на НКО выделяется на 360 миллионов рублей больше в этом году. Я вижу позитивные изменения. Ещё много чего нужно сделать, но это очевидно. А вот те прогнозы касательно закручивания гаек и невозможности работать благотворительным фондам — этого не происходит, на мой взгляд. Поэтому ситуация в целом позитивная для третьего сектора.

А. М.: Если говорить о Российском авторском обществе, о РАО — это ведь тоже некоммерческая организация. Это как раз тот же самый пример вроде бы. Вы за его судьбой следили? Как они работают, кто возглавляет, какие там дочерние структуры, дочерние компании, что там с недвижимостью? Потому что сейчас, когда уже арестовали главу, у всех вопросы: никто, оказывается, особенно не разбирался, что там происходит. Как так вышло? Что Вы думаете по этому поводу?

А. Б.: Я ничего по этому поводу не думаю. Не буду сейчас придумывать. Не следил, обращений не было. У нас тысячи, десятки тысяч сюжетов и по ОНФ, и по Общественной палате. По этой теме никакой информации у меня нет.

А. М.: Как-то никто Вам не жаловался. Интересно, кстати, что члены РАО уже постфактум говорят, что там давным-давно нехорошая ситуация сложилась и вот только сейчас это всё вскрывается. Тут до сих пор у нас ещё вопросы по поводу шантажа от сотрудников МВД, людей это волнует. Мы уже всего столько успели обговорить, а тут всё так же.

А. Б.: Я их понимаю. Проблема есть действительно.

* Деятельность организации запрещена на территории РФ решением Верховного суда.