Шелыгин на РСН: Успешный композитор – это тот, которого признали при жизни

М. БАЧЕНИНА: В студии композитор Алексей Шелыгин. Алексей Анатольевич, здравствуйте.

А. ШЕЛЫГИН: Здравствуйте.

М. БАЧЕНИНА: Я как долго размышляла, как Вас представить. Вы – трижды лауреат национальной телевизионной премии ТЭФИ. Или, может быть, уже четырежды?

А. ШЕЛЫГИН: Вы знаете, я не помню. Насчёт ТЭФИ вообще очень интересная история: собственно номинации «Композитор» на ТЭФИ нет. Меня записывают потому, что я в группе получал эту награду.

М. БАЧЕНИНА: То есть, в свои заслуги Вы не записали ТЭФИ?

А. ШЕЛЫГИН: Не записал. Я точно помню, что это была программа «Куклы», потом «Живой Пушкин» – фильм с Леонидом Парфёновым, и программа «Дачники».

М. БАЧЕНИНА: Все программы на слуху, все очень популярны. Я сюда ещё добавлю музыку из сериалов «Бригада», «Штрафбат», «Офицеры», «Глухарь». Я помню, что посмотрела «Бригаду» за полтора вечера, такой подвиг совершила. После этого я заговорила так же, как они, и долго от этого избавиться не могла.

Но я хотела начать с вопроса, кто такой композитор. Мне всегда казалось, что этому невозможно научиться, что они рождаются мановением руки свыше, что это человек, который не учится, который просто знает, как это делать, берёт и творит. Но я читаю о Вас и о других людях, что они учатся, потом творят. Можете как-то мне нарисовать жизненные рельсы?

А. ШЕЛЫГИН: Ещё как учатся. Учатся 8 лет в музыкальной школе, 4 года в училище, 5 лет в консерватории. Итого 17 лет. А если ещё в аспирантуру идти, то это ещё 4 года. Я аспирантуру не заканчивал, но всё остальное прошёл. Столько времени нужно учиться потому, что помимо того, что надо обладать композиторским даром, должно быть в руках ремесло. В него входит владение инструментом, знание теоретических предметов, умение оркестровать, аранжировывать. Это очень сложные предметы. Есть предметы «Гармония», «Полифония», это всё то, что необходимо для знания самой музыкальной структуры, музыкального ремесла.

А дальше мы выходим на продукт, который называется композиторский дар. И вот тут действительно очень сложно, потому что можно научить ремеслу, но невозможно научить мелодическому дару. Например, человек прекрасно всё делает, но никакой запоминающейся, яркой мелодии не может написать. Или знает предмет «Гармония», но гармонии у него получаются какие-то неинтересные. Но такие люди часто бывают замечательными педагогами, они прекрасно знают, что нужно делать, великолепно преподают и выпускают прекрасных композиторов.

М. БАЧЕНИНА: А что, Бах тоже учился? И Бетховен?

А. ШЕЛЫГИН: Они все учились. Не было такой структуры как консерватория, но они учились у своих старших современников, у них были частные учителя. Все проходят эту школу, потому что без техники невозможно дальше что-то делать. В других жанрах тоже своя техника. Да, гитаристу рок-группы необязательно заканчивать консерваторию, но всё равно он учится. Это техника.

М. БАЧЕНИНА: Я согласна, но для меня как непрофессионала ответьте: в чём разница между техникой после музыкального училища и после консерватории? Мне кажется, что уже после училища прекрасная техника.

А. ШЕЛЫГИН: Да, музыкальное училище закладывает огромную базу. Например, мне училище заложило прекрасную базу по предмету «История музыки». Я могу сказать, что в консерватории этот предмет только оттачивался. Но, например, такого предмета как «Оркестровка» в училище не было.

М. БАЧЕНИНА: А что это за предмет?

А. ШЕЛЫГИН: Это как расписать, например, большой симфонический оркестр.

М. БАЧЕНИНА: То есть взять мелодию и написать для каждого инструмента свою мелодию?

А. ШЕЛЫГИН: Да, но они должны работать все вместе, в гармонии, в созвучии. Поэтому этим предметом нужно владеть. В училище его нет. Я бы после училища не смог написать партитуру.

М. БАЧЕНИНА: То есть для фагота и гобоя можно написать после училища?

А. ШЕЛЫГИН: Это ещё куда ни шло, но для состава струнная медь–клавишные– ударные я бы уже не смог, если бы не закончил консерваторию. Этому учат уже на этапе высшего музыкального образования.

М. БАЧЕНИНА: Меня это потрясает. Мне кажется, это очень любопытные знания. Какой творческий путь композитора можно считать успешным, если базироваться на Вашем мнении и на знании истории музыки?

А. ШЕЛЫГИН: Конечно, успешный композитор – это тот, которого признали при жизни. Великого композитора Франца Шуберта, который умер в 31 год, при жизни знали человек 100. Он играл для своих друзей, в салонах и всё. Потом откопали рукописи его неоконченной симфонии, и пошло-поехало. Но об этом он уже не узнал. Это успешный композитор или нет? Он – величайший композитор, который остался в веках, которого знают даже далёкие от музыки люди. Но при этом сложно сказать, был ли он успешным.

Или, например, прекрасный композитор Джоаккино Россини, которого все обожали при жизни. Правда, на вершине своего творчества он прекратил писать и 29 лет вообще не писал музыку. Но всё равно он был крайне успешен, даже когда не писал ничего нового. Как говорил Пушкин в «Евгении Онегине»: «Божественный Россини».

М. БАЧЕНИНА: А если переместиться в день сегодняшний и на одну чашу весов положить имя Шуберт, а на другую Россини?

А. ШЕЛЫГИН: Они равны. Просто у них разные полюса.

М. БАЧЕНИНА: Форматы.

А. ШЕЛЫГИН: Да. Россини – это опера, а про оперы Шуберта мало кто знает, хотя они тоже есть. «Севильский цирюльник» Россини – в веках. Сейчас до такой степени его обожествляют, что ставят оперы, которые не ставили, наверное, с его времён. Начали вытаскивать всё, что он создал. Они оба – гении. Просто один при жизни был дико успешным, он знал, что такое слава, а Шуберт про это ничего не знал. Он даже побоялся с Бетховеном познакомиться, таким он был робким и застенчивым. Они оба жили в Вене, Шуберт знал, где Бетховен прогуливается, хотел к нему подойти, но очень боялся. Так и не подошёл.

М. БАЧЕНИНА: Очень грустно.

Композиторы счастливее до электронного периода в музыке или уже после?

А. ШЕЛЫГИН: Это же технический вопрос. Смотря чем пользоваться. В данном случае нельзя говорить, кто счастливее. Я до последнего времени писал ноты от руки и не использовал никаких электронных средств. Но потом мне показалось, что нужно осваивать их. Удобнее писать на компьютере, для этого есть специальные программы. Это требует некоторой усидчивости, изучения, но так гораздо точнее – меньше делаешь ошибок.

М. БАЧЕНИНА: Я хочу поговорить о многогранности Вашего творчества, ремесла: академическая музыка, музыка для телевидения, для спектакля, для кино. Что главенствует во время творческого процесса? Что имеет возможность вмешиваться в остальные виды деятельности? Например, Вы занимаетесь академической музыкой, а в голову лезет телевизионщина. Как Вы соблюдаете параллельность линий, или это необязательно?

А. ШЕЛЫГИН: Дело в том, что всегда надо действовать по условиям игры. А условия везде разные. Например, нужно писать музыку для телевизионного сериала. Но телевизионный сериал телевизионному сериалу тоже рознь. Сериал сейчас занимает очень серьёзное место в мире. Они даже начинают опережать полнометражные фильмы. Но для меня нет такого существенного различия между ними. Есть жанр, есть условия игры, но я всё время стараюсь сделать так, чтобы этого не произошло. Но при этом я всё время должен лавировать между тем, что мне хочется написать, и между тем, что просит режиссёр, продюсер, и сам сюжет диктует. Поэтому это очень сложная история.

М. БАЧЕНИНА: Давайте на примере. Музыка к «Бригаде» – это всем известная мелодия. Я слышу там симфоническую музыку.

А. ШЕЛЫГИН: Да, это абсолютно симфоническая музыка. Более того, связанная с традицией русского классического симфонизма.

М. БАЧЕНИНА: Когда Вы её принесли, Вам не сказали: «Не обалдели ли Вы? У нас же бандиты!»

А. ШЕЛЫГИН: Так и было. Алексей Сидоров не мог понять, как эта музыка вообще должна приклеиться к тому, что но снял. Но она ему сразу очень понравилась, он сидел такой ошарашенный. Я помню, что первая реакция у него была смеховая, он долго смеялся, потому что он вообще такого не ожидал. Но надо отдать ему должное, он сказал: «А вот мы так и сделаем. И сделаем это вообще главной темой этого фильма». Можно сказать, что такие парадоксальные вещи лучше работают, чем если бы я написал какую-нибудь ожидаемую бандюковскую тему.

М. БАЧЕНИНА: А что такое бандюковская тема?

А. ШЕЛЫГИН: Есть некоторые интонационные музыкальные штампы. Есть два пути: какой-нибудь вариант обработанной полублатной песенки конца XIX-XX веков, такой жанр, который, кстати, и переродился в некоторые образцы шансона.

М. БАЧЕНИНА: Этот жанр придумали именно в России?

А. ШЕЛЫГИН: Да. А есть вариант копирования голливудских музыкальных образцов.

М. БАЧЕНИНА: Некое нагнетание?

А. ШЕЛЫГИН: Да. Попытка сделать пострашнее, то, что называется саспенсом.

М. БАЧЕНИНА: Это музыкальные теории какие-то?

А. ШЕЛЫГИН: Этот термин не музыкальный. Саспенс возник вообще как термин в криминальных жанрах кино, например, у Хичкока. А потом это перенеслось в музыку.

М. БАЧЕНИНА: Есть сериал «Санта-Барбара», музыку оттуда все знают. Но существует, например, ещё и «Игра престолов», симфонию оттуда я даже не буду пытаться напеть. Но она действительно подчёркивает всю драматургию. Что лучше: простенькая мелодия или серьёзная?

А. ШЕЛЫГИН: Давайте исходить из того материала, к которому написана музыка. «Санта-Барбара» – это мелодрама с бантиками.

М. БАЧЕНИНА: Но со смертями, отравлениями...

А. ШЕЛЫГИН: Да, но там всё такое игрушечное, огламуренное. А «Игра престолов» – это эпос, фэнтези, мрачноватый сериал. И та музыка, которая звучит в нём, соответствует этому мрачному содержанию – она эпическая, мощная. Давайте попробуем поменять местами музыку из «Санта-Барбары» и «Игры престолов», что получится?

М. БАЧЕНИНА: Это понятно. Но если взять тему «Санта-Барбары» и сделать её симфонической?

А. ШЕЛЫГИН: Да, но она интонационно очень жизнерадостная. Первое, что вы получаете на титрах, это музыка. Вы получаете некий заряд оптимизма, а потом в одном из первых кадров вы видите, как кому-то отрубают голову, и думаете: а что это было-то? Почему такая радость в музыке?

М. БАЧЕНИНА: А музыка в кино играет второстепенную роль?

А. ШЕЛЫГИН: Нет, давно уже не второстепенную, уже начиная с того, что Эйзенштейн сделал «Александр Невский» с Сергеем Сергеевичем Прокофьевым, когда эта музыка стала всемирно известной. Вообще, авторами в кино считаются три человека: сценарист, в некоторых странах режиссёр и обязательно композитор.

М. БАЧЕНИНА: А где она главнее всего, если брать ряд художественных секторов: театр, кино, телевидение?

А. ШЕЛЫГИН: На телевидении в меньшей степени. Я имею в виду не сериалы, а программы. Это чистое оформление.

М. БАЧЕНИНА: Это дизайн.

А. ШЕЛЫГИН: Да. Я так себя и называл – музыкальный дизайнер. Это нужно для того, чтобы просто создать настроение, расставить акценты. Это совершенно прикладная вещь. Далее идёт театр. Всё зависит от того, что хочет режиссёр. Иногда бывает ровно одна тема, а иногда режиссёр обожает музыку, и тогда она становится полноправным участником спектакля. Я уже не говорю о музыкальном театре, потому что он сам по себе это предполагает. Ну а в кино роль музыки очень серьёзна.

М. БАЧЕНИНА: То есть кино мы поставим на первое место?

А. ШЕЛЫГИН: Я бы поставил кино, да.

М. БАЧЕНИНА: Второе – театр, третье – телевидение.

А. ШЕЛЫГИН: Да.

М. БАЧЕНИНА: Вы работали для нескольких каналов одновременно. Вам необходимо смотреть эти каналы? Нужно ли Вам как-то отстраняться от одного, чтобы написать для другого? Меня всегда восхищала человеческая многозадачность.

А. ШЕЛЫГИН: Я вам так отвечу. Дело в том, что приносят фильмы компании-производители. И они мне говорят, что этот – для такого-то канала, а этот – для такого-то. Но, во-первых, все мы эти каналы знаем, и мне не надо специально смотреть эти каналы. Мне надо смотреть фильмы. Очень часто бывает так, что надо читать и сценарий. Это первый этап. У каждого канала своя эстетика, которая, кстати, не всегда совпадает с эстетикой фильма, который будет на нём транслироваться. Такое бывает редко, но бывает.

М. БАЧЕНИНА: Я говорю сейчас всё-таки об оформлении программ, а не о фильмах.

А. ШЕЛЫГИН: В принципе, всё зависит от самой программы.

М. БАЧЕНИНА: То есть, Вы не идёте на канал?

А. ШЕЛЫГИН: Нет, я существую внутри программы. Есть некоторая эстетика, как было на программе «Куклы».

М. БАЧЕНИНА: А про дачу?

А. ШЕЛЫГИН: Это совершенно другое. Дача – это же природа.

М. БАЧЕНИНА: «Санта-Барбара».

А. ШЕЛЫГИН: Да, должна быть какая-то прекрасная милота. А вот была программа «Розыгрыш», в ней требовалось нагнать каких-то совершенно дурацких звуков, потому что там всё такое странненькое, забавное.

М. БАЧЕНИНА: Делают гадости.

А. ШЕЛЫГИН: Да, фигу в кармане держат. Поэтому там нужна ироничная музыка.

М. БАЧЕНИНА: Вы – человек, который удивительным образом умеет популяризировать. Это отдельный дар, я с ним работаю в другой программе и могу сказать, что им обладают немногие.

Что такое профессиональная музыка, чем она отличается от непрофессиональной? Как мне это услышать, и нужно ли это?

А. ШЕЛЫГИН: Профессиональное творчество сразу слышно в определённых жанрах. Никакой непрофессионал не напишет оркестровую музыку. Есть другая сторона: человек, который не учился в консерватории, может обладать мелодическим даром, и этого вполне хватает для того, чтобы написать красивую песню. Это непрофессиональное творчество. Но если эта мелодия будет красивой, её будут слушать.

М. БАЧЕНИНА: Кого будет волновать, профессионал он или нет?

А. ШЕЛЫГИН: В данном случае волновать никого не будет. Но мелодия не существует сама по себе. Скорее всего, ему понадобится профессиональный аранжировщик, который сделает роскошную аранжировку, где эта мелодия не будет сиротливо играться только на гитаре или на пианино одним пальцем, а расцветёт многими красками. Она потеряет свою сиротливость, потому что сначала она будет играться скрипками, потом гитарой, потом будет какое-то развитие, в финале она повторится всеми инструментами, и будет такой подъём и красота. Это может сделать только профессионал.

М. БАЧЕНИНА: А аранжировщик – это отдельная профессия или она включена в композиторскую профессию?

А. ШЕЛЫГИН: Включена, но в принципе, это отдельная профессия. Есть ряд замечательных аранжировщиков, которые только этим и занимаются. Причём, это по всему миру так.

М. БАЧЕНИНА: Поп-музыку нельзя назвать профессиональной музыкой?

А. ШЕЛЫГИН: Она может стать профессиональной, если в ней работают настоящие профессионалы. Всё-таки с певцов, которые много занимались вокалом, мы не будем спрашивать диплом об окончании.

М. БАЧЕНИНА: Но многие и учились.

А. ШЕЛЫГИН: Да. Бывает поп-музыка, но с очень хорошей, качественной аранжировкой. Поп-музыка может быть плохой в силу убогой аранжировки, плохих вокальных данных, но может быть и очень хорошей. Но главное в поп-музыке – это материал.

М. БАЧЕНИНА: То есть, лирика первична?

А. ШЕЛЫГИН: Нет, я имею в виду песню: хорошая она или плохая. Дальше мы уже начинаем искать исполнителя. Это называется музыкальным продюсированием.

М. БАЧЕНИНА: У Вас есть какие-то любимцы в российской поп-музыке?

А. ШЕЛЫГИН: Давайте мы не будем об этом говорить. После окончания консерватории и после армии я работал в Институте искусствознания, где занимался на профессиональном уровне нашей рок-музыкой. Дело в том, что рок-музыка – это совсем не поп-музыка. Есть такой термин – эстрадная музыка. В эстрадной музыке в советское время блистали Кобзон, Лещенко, Пьеха. Это профессиональные люди, прекрасно поют. А у рок-музыкантов была совершенно другая стезя. Некоторые из них абсолютно бескомпромиссные, например, мой товарищ Николай Арутюнов с группой «Лига Блюза».

М. БАЧЕНИНА: А в чём он бескомпромиссен?

А. ШЕЛЫГИН: В том, что он до сих пор этим занимается, просто он меняет жанры рок-музыки. Он занимался блюзом, потом фанк-соулом, а теперь у него группа Quorum, и они занимаются арт-прог-роком.

М. БАЧЕНИНА: Это что такое?

А. ШЕЛЫГИН: Прогрессивный рок. Это рок-музыка, которая сочетается своими частями с симфонической музыкой, с академическими жанрами.

М. БАЧЕНИНА: Это очень сложно. Это понять, наверное, может только меломан со стажем.

А. ШЕЛЫГИН: Есть очень преданная слушательская аудитория, и я надеюсь, что она будет ещё больше. Вы представляете, что в группе, которую он собрал, играют ребята, которым максимум 25 лет. То есть это молодёжь, которая вытащила на свет музыку, которая была в 70-х годах, и возрождают её.

М. БАЧЕНИНА: А за что ругают нашу поп-музыку и превозносят британскую и шведскую?

А. ШЕЛЫГИН: Я бы её ругал только за безобразное отношение к зрителю. Я имею в виду пение «под фанеру». Такое никто себе не позволяет.

М. БАЧЕНИНА: Но виновато же телевидение.

А. ШЕЛЫГИН: Да, но когда я прихожу на концерт и слышу, что это «фанера», это уже совсем безобразие. Потом то же качество материала – очень много низкосортного.

М. БАЧЕНИНА: А Вы сами слушаете музыку?

А. ШЕЛЫГИН: Я всегда называл себя композитором-меломаном. Многие композиторы, которые целый день пишут музыку, дома выключают все средства, откуда могут раздаться звуки, вплоть до утюгов. А я, наоборот, очень люблю слушать музыку. Причём слушаю очень разную, я абсолютно всеяден. Слушаю музыку я постоянно, потому что считаю, что я должен всё время быть в том состоянии, чтобы понимать, что сейчас происходит в музыкальном мире. Также я слушаю много классики, которая не совсем на слуху.

М. БАЧЕНИНА: Не в тренде.

А. ШЕЛЫГИН: Да. Это очень интересно, потому что это то, что пришло к сегодняшнему дню.

М. БАЧЕНИНА: Быть в своём времени – это важно для композитора? Или для композитора, который пишет не только академическую музыку, но ещё и музыку для кино, телевидения?

А. ШЕЛЫГИН: Конечно. Надо понимать, что такое современность. Если вы что-то делаете, что-то пишете, вы же хотите, чтобы вас услышали.

М. БАЧЕНИНА: Нужно не быть архаичным.

А. ШЕЛЫГИН: Да, как минимум. Чтобы считали, что вы говорите на том же языке, что и аудитория. Например, вы пишете на суахили, а приходите туда, где говорят на русском, и хотите, чтобы вас прочитали.

М. БАЧЕНИНА: Но это же неожиданно.

А. ШЕЛЫГИН: Может быть, один переводчик и найдётся.

Я не люблю слово модно, потому что когда говорят модно, предполагается, что скоро это будет старомодно.

М. БАЧЕНИНА: А Вам вообще сложно с таким музыкальным слухом быть в мире звуков? Я имею в виду, в первую очередь, музыкальные. Вы чаще страдаете или чаще получаете удовольствие?

А. ШЕЛЫГИН: Я чаще получаю удовольствие, в отличие от многих своих коллег-музыкантов, которые страдают от любого музыкального насилия. Я тоже от него страдаю, но научился от этого отстраняться. Конечно, это ужасно, когда я зашёл в кафе, а там громкость такая, что не слышно собеседника. Я же не на дискотеку пришёл, я пришёл с кем-то встретиться и пообщаться. А музыка гремит так, как будто мы сейчас в пляс пойдём. Зачем это нужно? Что предполагается? Это перестаёт быть музыкой, формой, это становится чем-то раздражающим.

М. БАЧЕНИНА: Как Вы оцениваете музыку в нынешних отечественных сериалах? Сложно, наверное, оценивать с такой высоты?

А. ШЕЛЫГИН: Я просто очень люблю некоторых своих коллег, которые прекрасно работают: Юрий Потеенко, Иван Бурляев, Владимир Сайко. Но в целом какая-то сглаженная картина получается, всё такое ровненькое, и от этого скучненькое. Нет какого-то «ах!».

М. БАЧЕНИНА: А такое раньше бывало?

А. ШЕЛЫГИН: Бывало, конечно. Сейчас вообще стало очень много запродюсировано, то есть режиссёр практически начинает выполнять функцию такого постановщика, которому дали задание, он сделал. И в связи с этим так же можно запродюсировать музыку, когда говорят, что «это слишком ярко, нам так не нужно». А ярко не нужно очень часто, когда картинка блёклая, диалоги неинтересные. Конечно, тогда здесь яркой музыки не надо. Пусть будет такая еле слышная паутинка.

М. БАЧЕНИНА: Я поняла Вас. Но можно ли сделать вывод, что Вы тогда не будете работать с блёклым сценарием, блёклыми актёрами?

А. ШЕЛЫГИН: Вообще у меня уже такая достаточно приятная ситуация сложилась, что я работаю с теми, с кем хочу.

М. БАЧЕНИНА: Сложился пул.

А. ШЕЛЫГИН: Да, Вы правильно сказали. Но ведь звонят и незнакомые люди. Тогда ты стараешься соскочить под любым предлогом, если говорить откровенно.

М. БАЧЕНИНА: То есть Вы верны своим принципам? Не зря с Арутюновым давно дружите, два сапога – пара.

А. ШЕЛЫГИН: Я не могу сказать, что я такой уж бескопромиссный. Есть вещи, которые я делаю, потому что хочу помочь картине, и никуда не денешься. Бывают же всякие картины. Бывает сельский сюжет, зачем там суперсовременные средства? Гармошка, балалайка. Но я не против фолка, который, кстати, совершенно прекрасно в академической музыке расцветал. Я воспользовался своей любовью к этому и создал своё «Слово о полку Игореве» для фольклорного ансамбля Покровского. Есть разные пути. Плохо только одно: когда начинают бояться чего-то яркого.

М. БАЧЕНИНА: Почему Вы взялись за «Слово о полку Игореве»? Я читала один раз, а потом мне были интересны только куски. Как в это произведение погрузиться, чтобы ещё и музыку написать?

А. ШЕЛЫГИН: Я точно так же, как и Вы, читал его один раз в школе. На самом деле, это очень глубокое произведение. Написано это было по заказу ансамбля Покровского к 40-летию их создания. Они предложили сами «Слово о полку Игореве». Я, конечно, ошалел. Потому что последний раз за него брался Александр Порфирьевич Бородин в опере «Князь Игорь». А мне надо было только иметь наглость сказать, что «был Бородин, а теперь я ещё напишу». Причём я согласился, а потом как испугался: что же я теперь делать со всем этим буду? Но я хочу сказать, что написали замечательное либретто Мария Нефёдова и Ольга Юкечева, руководители ансамбля Покровского, и мне как-то сразу полегчало. Потому что когда есть драматургия, понимание, про что это, становится проще. А это про то, что князь Игорь ради собственных амбиций положил всю русскую дружину. На самом деле, мы-то воспринимали это как безговорочную героическую акцию, а на самом деле это праздник со слезами на глазах, жуткая трагедия.

М. БАЧЕНИНА: А если бы Вы не были согласны с либретто?

А. ШЕЛЫГИН: Это заложено в произведении, не придумано. А если мне не нравится произведение, зачем я тогда вообще за него берусь?

М. БАЧЕНИНА: Вернусь к киномузыке. Есть ли традиции русской киномузыки?

А. ШЕЛЫГИН: Да, есть.

М. БАЧЕНИНА: А как мне это понять?

А. ШЕЛЫГИН: Музыку надо просто слушать. Послушайте произведения Эдуарда Артемьева, Михаила Таривердиева, Геннадия Гладкова, Александра Зацепина.

М. БАЧЕНИНА: Я их слышала. Вы что, издеваетесь?

А. ШЕЛЫГИН: Нет, не издеваюсь. Вот это и есть русская традиция.

М. БАЧЕНИНА: А Таривердиев так не смог бы написать, например, как Майкл Джексон?

А. ШЕЛЫГИН: Это разные культуры. Майкл Джексон из другой культуры: блюза, ритм-н-блюза, соула, фанка. А с творчеством Таривердиева связана русская симфоническая школа, традиции русского городского романса. При этом огромная связь с западноевропейской классикой. В той же «Иронии судьбы» вы слышали клавесин наверняка.

М. БАЧЕНИНА: Полонезов наслушались.

А. ШЕЛЫГИН: Да-да.

М. БАЧЕНИНА: А кто-то наш, российский, сможет написать так, как на Западе пишут?

А. ШЕЛЫГИН: Конечно, напишут, если дать ориентиры.

М. БАЧЕНИНА: И те тоже?

А. ШЕЛЫГИН: Да, если будут знать. Но мы больше в курсе, потому что наши музыкальная культура и образование – это не ура-патриотизм, у нас шире традиции.

М. БАЧЕНИНА: Согласна. Недавно я слышала интервью человека, которого я люблю, Робби Уильямса. Его спрашивают, знает ли он что-то о классической музыке. Он ответил: «Да, мы недавно занялись «Петей и волком». Его спросили, что он ещё знает. И пошла такая околесица...

Вы уже говорили о том, что надо читать сценарий. А когда вы читали сценарий к «Бригаде», Вы не были немного шокированы?

А. ШЕЛЫГИН: Честно говоря, я его не читал. Там всё началось с показа первых трёх серий. По-разному бывает. Необязательно читать сценарий. Более того, бывает такая история, что прочитаешь сценарий, а потом приносят фильм, и ты думаешь: «А зачем я читал сценарий? Фильм вообще другой».

М. БАЧЕНИНА: Скажите, пожалуйста, радио требует работы композитора?

А. ШЕЛЫГИН: Я работал на радио, потому что радиоспектакли с хорошей музыкой очень хорошо воспринимаются. Я делал в своё время многосерийный радийный спектакль «Театральный роман» Булгакова.

М. БАЧЕНИНА: Я говорю о музыкальном дизайне, куда ещё не вмешались композиторы.

А. ШЕЛЫГИН: Отбивки, джинглы – это уже дело не столько композиторское, сколько аранжировочное, и то делается с одной кнопки. Я этим не занимаюсь.

М. БАЧЕНИНА: Спасибо Вам большое. Алексей Шелыгин, композитор, был в гостях.

А. ШЕЛЫГИН: Вам Спасибо.