Глава Союза добровольцев рассказала, как пытают детей в интернатах
Переодевания мальчиков в девочек, жестокие избиения, уколы с психотропными веществами — это далеко не весь список "методов воспитания" в российских приютах.
М. АНДРЕЕВА: У нас в гостях Яна Лантратова, глава Союза добровольцев России, общественный деятель и член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека. Доброе утро!
Я. ЛАНТРАТОВА: Здравствуйте.
М. А.: Ваша фамилия очень часто упоминалась в последнее время в СМИ. Говорили, что вы в числе прочих тоже претендуете на пост уполномоченного по правам ребёнка, который сейчас освободился в связи с уходом Павла Астахова.
М. ШАХНАЗАРОВ: Вам нравится слово "омбудсмен"?
Я. Л.: Мне больше нравится "уполномоченный по правам ребёнка".
М. А.: Вы бы хотели им быть?
Я. Л.: Не совсем корректно обсуждать этот вопрос. Во-первых, Павел Астахов ещё пока никуда не ушёл. На данный момент он находится в отпуске. Его уход ожидается после того, как он вернётся. Во-вторых, пока ещё каких-то официальных обсуждений кандидатур не было. На мой взгляд, правильнее будет говорить о том, какими качествами должен обладать уполномоченный по правам ребёнка. Это, безусловно, должен быть человек, который знает и понимает детей, человек, который уже поездил по территории России и понимает, с какими трудностями сталкиваются дети и как им можно помочь. И, безусловно, это человек, который выстроит не только систему реагирования на возникающие проблемы, но и систему профилактики преступлений.
Например, история с Забайкальским краем, когда активисты регионального отделения Союза добровольцев России сообщили мне о страшных издевательствах в отношении детей. Я прилетела в Забайкальский край, встретилась с детьми, с бывшими воспитателями, которые рассказали мне страшные факты о том, что, к примеру, мальчик украл банан, его посадили в мешок и вынесли в лес, а потом вернули в детский дом, переодели в женскую одежду и избивали всем интернатом.
Или девочкам, которые тоже совершили какой-то проступок, наливали горячий суп в руки и заставляли есть. И другие страшные истории были.
М. А.: Это воспитатели делали?
Я. Л.: Да. Другого мальчика подвешивали вниз головой, издевались над ним.
М. Ш.: Это же уголовка.
Я. Л.: Конечно. И когда мы начали с этим разбираться, нам удалось добиться возбуждения 20 уголовных дел. Велись процессуальные проверки, виновные были наказаны.
М. А.: Это нелюди какие-то.
Я. Л.: Да, но самое важное — через некоторое время мы выявили в Забайкальском крае лицей, где за полгода было детьми совершено пять самоубийств.
М. Ш.: А сколько в лицее было детей?
Я. Л.: Около 150.
М. Ш.: 5 самоубийств на 150 человек — это очень много.
Я. Л.: Да, но самое главное — за очень короткий период времени. И мы стали выяснять проблему. Самое страшное, что когда туда выехала передовая группа Совета по правам человека, потом весь Совет по правам человека, выяснили, что помимо разных проблем там существует проблема так называемого АУЕ — арестантского уркаганского единства. Это когда на зоне сидит человек, у него есть телефон и свой смотрящий на воле, и он устанавливает свои порядки, в том числе среди детей в детских домах. Он устанавливает своих смотрящих, дети собирают на общак для зоны, а если ребёнок не хочет собирать, его переводят в разряд "опущенных". С ребёнком не общаются, могут насиловать, издеваться и так далее.
Мы сначала подумали, что, может быть, это происходит только в этом регионе, но выявили подобные проблемы в 17 регионах России.
Самое страшное, что, когда я туда приехала, дети просто взахлёб рассказывали об этом в присутствии сотрудников Следственного комитета и прокуратуры. Представляете, как должны быть настроены дети?
М. Ш.: А что на зонах за порядки, если их самих не "опускают" за такие вещи?
Я. Л.: Самое страшное, что это переходит в сферу обычной жизни. Раньше мы об этом не знали.
М. Ш.: Это караул просто.
М. А.: А почему это так долго продолжалось?
Я. Л.: Потому что на официальных проверках ребёнок никогда не расскажет о том, что творится. Дяди и тёти уйдут, а им потом жить там.
М. А.: А когда вы приезжаете, это ведь то же самое. Почему они вам рассказывают?
Я. Л.: Как раз об этом я и говорю. Почему важна система профилактики: в каждом регионе России у меня есть отделение. Это активисты, которые закрепляются за социальными учреждениями, систематически ходят туда не с игрушками, а ведут серьёзную работу с детьми, сопровождают их как во время обучения, так и по выходе из учреждения. И дети им доверяют. Они их знают и рассказывают им те вещи, которые с ними происходят.
М. А.: Но вы же не можете забрать человека, с другой стороны. Например, вы узнаёте, что в каком-то интернате педагоги — изверги. Дальше идёт разбирательство, это долгий процесс. В это время всё это продолжает функционировать?
Я. Л.: Когда мы находим такую проблему, мы собираем необходимые доказательства, далее мы на базе Совета по правам человека, благодаря Михаилу Федотову, собираем рабочую группу. Туда входит постоянный представитель Следственного комитета, МВД, прокуратуры и всех ведомств, которые отвечают за работу с детьми. После этого мы без публичного участия обсуждаем все эти проблемы, чтобы на детей не оказывали никакого давления. После этого в регион выезжает целая передовая группа. В Забайкальский край выехало около 50 человек из всех ведомств: Министерства образования, Министерства труда и так далее. Они приехали туда, и началась серьёзная проверка. Впервые мы столкнулись с этой проблемой в Забайкальском крае, когда нам удалось добиться возбуждения уголовных дел. Но ряд сотрудников ещё работал на местах. И мы понимали, насколько это страшно. Но мы добились — спасибо Следственному комитету — того, чтобы детей полностью оградили от всех тех людей, которые так или иначе являлись участниками преступления. Но всё равно была проблема, когда девочку, которая рассказывала о многих фактах, перевели в центр несовершеннолетних преступников. И благодаря совету мы её нашли, вытащили оттуда и добились того, чтобы у неё всё было хорошо. Но серьёзная проблема сохраняется по всей стране.
Сейчас мы проехались по социальным учреждениям всего СКФО, в дагестанском детском доме возбудили страшные уголовные дела. Но самое страшное, что когда волонтёр просто приходил, помогал, приносил гуманитарную помощь, его пускали. Как только он начинает заниматься общественным контролем, ему тут же закрывают проход в детское учреждение. В Свердловской области девочку-волонтёра выгнали с работы, в Марий Эл выгнали из вуза.
М. А.: А как можно волонтёра выгнать с работы?
Я. Л.: Девочка работала на работе, а её взяли и выгнали.
М. А.: Это же может сделать только человек на высоком посту. То есть руководитель детского учреждения не может вмешиваться в дела какого-нибудь, условно говоря, завода. То есть получается, это на уровне губернатора происходит?
Я. Л.: Приведу пример по Забайкальскому краю. Там выявили множество нарушений, например, в доме престарелых, где над бабушками издевались. Проблем было очень много. Но самое важное, что потом, по итогам всех проверок, президент подписал указ о снятии губернатора Забайкальского края. Всё региональное правительство ушло в отставку, и были возбуждены уголовные дела, в том числе в отношении ряда министров и бывшего уполномоченного по правам ребёнка в регионе.
Более того, там вообще выяснилось, что волонтёры вместе с детьми написали сначала письмо на имя уполномоченного по правам ребёнка в регионе, в котором была просьба, крик о помощи, а он это письмо передал директору интерната и попросил разобраться. Была линейка, и с детьми разобрались, как вы понимаете. Мы очень долго думали о том, почему это всё происходит, и как с этим бороться. На базе Совета по правам человека у нас есть постоянная комиссия по общественному контролю. Мы создали рабочую группу, туда пригласили представителя Общественной палаты, совета при Ольге Юрьевне Голодец и создали систему, при которой мы сейчас прописываем предложения и поправки в законодательство об общественном контроле. Параллельно мы расписываем пошаговые инструкции о том, как нужно заниматься общественным контролем, с разбивкой под каждый тип учреждения. И самое главное — уже начали собирать базы людей, которые хотят этим заниматься. И уже на данный момент, с 20-х чисел июня, проводится первый этап обучения совместно с Академией народного хозяйства при Президенте РФ, Общественной палаты Российской Федерации, Совета по правам человека. Мы обучаем НКО, как нужно этим заниматься.
М. Ш.: То есть вы видите столько нехорошего, что волосы дыбом встают?
Я. Л.:
В том числе там было порядка семи человек, которые собирались поехать в детские лагеря работать вожатыми. Нам удалось вернуть 37 квартир детям, причём эти квартиры отнимали таким образом: детей обкалывали психотропными препаратами, лишали дееспособности, а после забирали государственные квартиры. Впервые я с такой историей столкнулась в Санкт-Петербурге, когда ребёнок мне рассказал, что будет специальная комиссия. Когда он сядет в машину, ему сделают укол, а потом он приедет на комиссию, у него начнёт заплетаться язык, и у него отнимут квартиру. Он попросил меня поехать с ним на эту комиссию. Когда я туда приехала вместе со своими коллегами, передо мной просто закрыли дверь. Меня туда не пустили, потому что это же психиатрия, специальная экспертиза, куда не пускают лишних людей. И с этого момента начались разбирательства, потому что его стали признавать недееспособным человеком, который не должен получить государственную квартиру.
Потом из ряда регионов России ко мне стали поступать обращения с подобными случаями. В данном случае удалось помочь. Также удалось помочь в возвращении в семью детей, которых несправедливо отнимали за то, что апельсинов нет в холодильнике, к примеру. Нет апельсинов, значит нет фруктов, нет фруктов, значит, нет витаминов, нет витаминов — родители препятствуют нормальному развитию ребёнка.
Некоторое время назад в России должны были принять закон о так называемом социальном патронате, там была фраза: "Семья в социально опасном положении — это семья, которая своими действиями или бездействием препятствует нормальному развитию ребёнка". Что такое "нормальное развитие ребёнка", там не было указано. В таком случае под это определение подпадали и семьи, у которых нет фруктов в холодильнике, и семьи, у которых беспорядок в доме. Бедность стала критерием. Многие против этого закона. Я, наверное, тоже подхожу под этот закон: когда я на работе, мой ребёнок находится с няней. Можно считать, что я препятствую его нормальному развитию?
М. А.: Конечно. Он будет похож на няню. Вы с ним не занимаетесь.
М. Ш.: Я слушаю вас и вспоминаю фильм Хуана Антонио Байона "Приют". Я такой же ужас испытывал при просмотре этого фильма.
М. А.: Давайте назовём "героя" — Константин Ильковский, глава Забайкальского края. Это же всё при нём происходило?
Я. Л.: Да-да.
М. А.: Другой губернатор — женщина, кстати.
Я. Л.: Да. Наталья Жданова. Конечно, это страшная история. Там очень много было проблем. Сейчас там хотя бы выстроили работу с гражданским обществом. До этого там были созданы попечительские советы при детских домах, но они по факту в большинстве своём не работают. И здесь есть проблема — кто может приходить и заходить в детское социальное учреждение? По факту только те, кто является субъектом общественного контроля. А по закону субъекты общественного контроля — это Общественная палата, общественный совет. Их немного. Получается, что система социальных учреждений закрыта, и того, что происходит там, мы порой не видим. И можем это узнать только с помощью добровольцев, волонтёров. Поэтому, на мой взгляд, будущий уполномоченный по правам ребёнка обязательно должен выстроить системную работу с гражданским обществом и создать систему общественного контроля.
М. А.: "Получается, Астахов и его уполномоченные в регионах совсем плохо работают?" — спрашивает слушатель.
Я. Л.: Здесь нельзя сказать, что кто-то плохо работает. Проблемы есть не только в России, но и во многих странах. Проблемы эти в первую очередь связаны с закрытостью учреждений. Понять, что там происходит, не могут чиновники на местах. Это могут понять люди, которые систематически работают на земле с этими детьми. Поэтому без выстраивания системы работы с волонтёрами такие проблемы будут. Я знаю очень многих уполномоченных по правам ребёнка в регионах, замечательных людей. Например, мы в Саратове с Татьяной Онищенко выстроили целую систему. Мы совместно проводим работу по программе "Где ты, мама?". Благодаря этой работе, мы уже устроили огромное количество детей в семьи. Она — удивительный человек, она сейчас собрала вокруг себя выпускников детских домов, и они мало того что социализируются вместе с волонтёрами, но и сами начинают заниматься волонтёрской добровольческой деятельностью, вступают в наши организации и вместе с нами защищают права других детей. Кстати, через эту работу очень многие социализировались.
И таких уполномоченных очень много. Просто не везде выстроена эта система общественного контроля, а без неё решить эту проблему решить эту проблему, к сожалению, невозможно.
М. А.: Вас же могут не пустить? В любом момент могут закрыть двери, вы ведь всего лишь волонтёры, добровольцы. А кого пускают наверняка?
Я. Л.: В данном случае мне помогает то, что я являюсь членом Совета по правам человека при Президенте РФ и в ноябре указом президента назначена на должность ответственного секретаря совета.
М. Ш.: То есть корочку показали и всё?
Я. Л.: Нет, никакой корочки в данном случае нет. Но даже так субъектом общественного контроля я не являюсь. У нас есть замечательный руководитель, советник президента России Михаил Александрович Федотов, который в этом плане искренне небезразличный человек. Он реагирует на любую проблему, когда узнаёт о нарушении прав.
М. А.: То есть его должны пускать?
Я. Л.: Его пускают, но по закону его тоже не имеют права пускать. Потому что он тоже не является субъектом общественного контроля. Сейчас в Московской области есть проблема с одним психоневрологическим интернатом. Так иногда даже есть люди, которых должны пустить, есть официальное письмо, но их не пускают. Потому что в законе есть понятие "субъект общественного контроля".
М. Ш.: Идиотская ситуация.
Я. Л.: Сейчас мы как раз прописываем поправки предложения для закона. Но вы понимаете, что значит, если ты напишешь число и предупредишь, что приедешь. Это совершенно бесполезно.
М. А.: И дети ничего не расскажут.
Я. Л.: Во-первых, дети не расскажут. Вторая проблема — это ты приезжаешь, а те этажи или комнаты, которые нужно посмотреть, будут закрыты. А многих детей просто вывезут из этого учреждения. И с этим мы тоже систематически сталкиваемся. Поэтому самый эффективный метод — это внеплановая проверка. Но пока, к сожалению, механизмы не созданы. И мы с экспертами сейчас это прописываем.
М. Ш.: Хоть камерами всё утыкай.
М. А.: Да даже с камерами умудряются нарушать. Слушатель спрашивает: "Как вы относитесь к ювенальной юстиции?".
Я. Л.: Нужно серьёзно разобраться в терминах.
Я считаю, что у нас достаточно в стране своего правосудия, которое может разобраться. И оно, кстати, работает. Мы во всех регионах возбуждаем уголовные дела в отношении нарушения прав детей. Я считаю, что это будет определённый удар по традиционным ценностям. У нас свой путь развития, и нам совершенно эти опыты не нужны. Особенно глядя на то, что происходит за рубежом, я такого бы не пожелала своей стране.
М. А.: Спасибо! В студии была Яна Лантратова, глава Союза добровольцев России, общественный деятель и член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека.