Старикам здесь не место. Почему не лечат пожилых
Однажды к вам подойдёт бабушка — в очках, с добрыми морщинками вокруг глаз, в мешковатом пальто и с сумкой-тележкой. Она скажет: "Я — твоя старость". И вы поймёте, что жизнь пролетела, вашим любимым гаджетом давно стал тонометр и не всё вам по зубам с вашей вставной челюстью. И многие захотят забыть о вашем существовании. Многие, в том числе врачи...
Ходячее учебное пособие
Весьма вероятно, что у вас ухудшится зрение и потребуется операция по замене хрусталика. Она несложная, многим пожилым людям её делают. И всё пройдёт минут за 20, если только вы не окажетесь в руках ушлого хирурга, как это случилось с 88-летней Галиной Александровной из Москвы.
— Мы положили бабушку в больницу, заплатили врачу приличное вознаграждение, чтобы операция прошла хорошо, — рассказывает её внучка Галя. — Стали волноваться, когда спустя целых три часа нашу бабушку всё ещё не выпускали из операционной.
Выяснилось, что операцию Галине Александровне проводил не врач, а его студентка-практикантка. Девушка четыре часа мучила несчастную бабушку. В итоге пациентка, которая до операции хоть и плохо, но видела, вообще ослепла.
— По словам бабушки, практикантка ковырялась в глазу несколько часов, но ничего сделать не могла, — рассказывает Галина. — Врач на неё ругался и постоянно объяснял, что нужно делать. На молодых студентам тренироваться не дают, а со стариками, видимо, всё разрешают.
Семья Галины Александровны обратилась к другому хирургу, чтобы тот помог исправить ситуацию.
— Он вошёл в палату и с отвращением сказал про бабушку: "Да она же старая", — добавила Галина.
Председатель Общественного совета по защите прав пациентов при Росздравнадзоре Ян Власов сообщил, что треть жалоб, которые они получают, — от стариков или по поводу стариков. В 2015 году таких обращений было 11,5 тысяч.
У вас постоянно будет скакать давление, утром и вечером, в преддверии дождя и вне зависимости от погоды. Но врачи будут отказываться приходить к вам. 83-летней Раисе Антоновне из небольшого городка Брянской области перестали помогать таблетки. Чтобы подобрать новые, необходимо было обратиться к врачу. Однако самостоятельно прийти на приём она не могла.
— Мы вызвали терапевта на дом, — говорит дочь Раисы Антоновны, Нина. — А терапевт звонит и спрашивает:
— Ну что у вас там? Опять давление, что ли? Таблетку дайте, да и всё!
— Но ей уже не помогают эти таблетки, нужны другие или, может быть, какие-нибудь уколы…
— Не морочьте мне голову! Она и так скоро помрёт, зачем на неё лекарства переводить? Положите и пусть лежит. Пройдёт.
— У нас в городе такая практика: пока врачу "на лапу" не дашь, он не придёт. Скорая едет, там фельдшеры молодые, они добрее, чем старшие товарищи, — добавляет Нина.
Состояние Раисы Антоновны всё ухудшалось. Родственники просто заплатили терапевту, и врач теперь приходит регулярно.
Юрист по защите прав граждан Жанна Алтунян отмечает, что врача могли бы судить по статье 124 Уголовного кодекса "Неоказание помощи больному".
— Если вы видите, что нарушаются права пациентов, особенно пожилых, не поленитесь и снимите трубку. Позвоните главврачу, в страховую компанию, на горячую линию Департамента здравоохранения. После этого лучше обратиться письменно. При этом жалобу надо написать в двух экземплярах, один из которых надо завизировать и оставить себе. Не верьте тому, что вам обещают в приватной беседе, скорее всего, ничего выполнено не будет.
Если у вас обнаружат рак, вам регулярно нужно будет принимать целую кучу лекарств и лежать в больнице. Однако не исключено, что в какой-то момент на вас просто махнут рукой. В январе 2016 года 56-летний Михаил Юрьевич из Ангарска Иркутской области обратился в местную больницу. У себя на шее под кожей он обнаружил какой-то плотный шарик. Оказалось — метастаз в лимфоузле. Диагноз — рак носоглотки. Но врачи ставили его слишком долго.
— С января по март папу дважды клали на обследование, — рассказывает сын Михаила Юрьевича Юрий. — Окончательный диагноз поставили только 18 мая в иркутском диспансере. То есть на это у них ушло почти полгода! Когда папа лежал в больнице, у него случился инсульт. Он упал в ванной, куда его с 40—50% потерей веса отпустили одного. Его перевели в реанимацию на принудительную вентиляцию лёгких. Он впал в кому.
Врачи, по словам родственников, старались избавиться от Михаила Юрьевича, настаивали, чтобы родственники забрали его домой. Аргументы: "Он всё равно скоро умрёт, мы ничем не сможем ему помочь, зачем тратить на него лекарства".
— Как можно отдать домой пациента, лежащего на аппарате ИВЛ (искусственной вентиляции лёгких. — Прим. Лайфа)? — говорит Юрий. — И в таком состоянии — в коме, после инсульта — нам предложили его перевезти домой или в местный хоспис. Главврач этого хосписа недавно жаловался, что у них из специального транспорта УАЗ — "буханка" разваливающаяся.
5 июля Михаил Юрьевич всё же начал дышать самостоятельно. Через семь дней без ведома родственников медики отправили его в другую больницу, за 70 км от первой. Сын Юрий узнал об этом только на следующий день. Но оказалось, что Михаил Юрьевич уже умер — буквально сразу же после тяжёлой дороги.
— В новую больницу он поступил без документов и медицинской истории, — говорит Юрий.
Заведующий подстанцией скорой помощи № 12 Москвы Сергей Вишняков подтвердил, что иркутские медики поступили непрофессионально:
— Пациентов, которые на аппаратном дыхании, мы вообще крайне редко перевозим. Подумайте сами: больной не может самостоятельно дышать, его надо отключить от одного аппарата, потом, может быть, подключить к другому. Есть очень высокая угроза летальности. Пациента не могут в таком состоянии выписывать или отправлять домой.
Если вам станет плохо, то приезда скорой вам придётся ждать очень долго. До тех пор пока бригада не объедет всех, кто моложе вас. Порой медики даже не скрывают этого принципа действия по остаточному принципу. Депутату Госдумы Николаю Разворотневу однажды так и сказали: в первую очередь лечим молодых.
— Мои близкие и друзья живут в Липецкой области. И о том, какая в стране медицина, я могу судить именно по этому региону, — рассказывает Разворотнев. — Два года назад моей супруге резко стало плохо: обострилось венозное заболевание. На ноге открылась рана, фонтаном кровь хлынула! В тот момент она была дома, а я, ничего не подозревая, гулял с внуками.
Супруга смогла дохромать до телефона и вызвать скорую.
— На том конце провода сразу спросили про её возраст, — продолжает Разворотнев. — Жена ответила, что за 60. Диспетчер сообщила, что ожидание займёт больше часа, намекнув, что в приоритете молодые пациенты.
Вернувшись с прогулки, депутат бросился на помощь жене.
— Подручными средствами мы замедлили кровотечение, но остановить его не смогли — без профессиональной помощи было не обойтись. Спустя час я сам позвонил в скорую. Не стал представляться депутатом, просто спросил, как долго ждать бригаду. Диспетчер сказала что-то вроде: "Вас много, а мы одни". Поверьте, я лично в тот момент столько пережил!
Скорая помощь приехала только через три часа после вызова. Медики оказались вполне квалифицированными: быстро остановили кровь и сделали перевязку.
По словам председателя Общественного совета по защите прав пациентов при Росздравнадзоре Яна Власова, так или иначе медики делят пациентов на категории и выстраивают в очередь. И старики обычно встают далеко не на первые места.
— Скорее всего, это внутренняя инструкция, которую дают организаторы здравоохранения в регионах, — говорит эксперт. — Они рассуждают примерно так: "Ну что мы будем заниматься стариком 80 лет, он и так умрёт. А есть рядом 40-летний, который ещё "на коне". Может работать, зарабатывать, платить налоги". Не скажешь, что в этом нет логики. Но отношение не очень гуманное получается.
Это подтвердил и председатель исполнительного комитета "Движение против рака" Николай Дронов.
— Поставьте себя на место организаторов здравоохранения. У вас есть 100 рублей, вылечить надо 100 человек, а вылечить на эти деньги вы сможете только 20 человек, — говорит он. — Кого будем лечить? Старики обычно отпадают. Они же не являются трудовыми ресурсами. Цинично, но это так.
При этом, по словам Дронова, пожилым пациентам часто отказывают в химиотерапии. Причина — медицинские противопоказания.
— Пожилой человек — это обычно целый комплекс заболеваний, — поясняет Николай Дронов. — А препараты для лечения рака могут оказаться вредными, скажем, для сердца. Представляете, если человек стоит на учёте не только у онколога, но и у кардиолога. Да его убьёт этот препарат. Кроме того, возможно, дедушку оперировать нельзя, например, из-за того, что у него мерцательная аритмия. Он умрёт в момент введения препарата для анестезии.
— Отношение к старикам как к людям второго сорта — такое явление есть в нашем обществе, — говорит ведущий научный сотрудник Института комплексных социальных исследований РАН Леонтий Бызов. — Это очень распространённая точка зрения, что старые люди являются только обузой и что нужно деньги тратить на здоровье более молодых.
По словам социолога, такие взгляды — от установок традиционного общества, когда "старые люди считались обузой в деревнях".
— В каких-то вещах мы эту нашу дикость преодолели и стали цивилизованной страной, в каких-то — не преодолели. Материальное развитие идёт быстрее, чем развитие ментальности. Нас окружает современная техника, мы делаем евроремонт — но в каких-то вещах мы остаёмся полудикарями.
А сами пожилые люди даже не пытаются себя защитить, говорят эксперты.
— Бабушки нечасто идут жаловаться на врачей. За них это могут сделать дети и внуки. Молодые чаще отстаивают свои права, — говорит заведующий кафедрой детской хирургии в 1-м МГМУ им. Сеченова, активист ОНФ Димитрий Морозов.
По словам фельдшера скорой помощи и председателя профсоюза "Фельдшер.ру" Дмитрия Белякова, 60% вызовов скорой — к бабушкам, которым скорая, по сути, не нужна. Им нужно, в первую очередь, внимание родных и, возможно, помощь участкового терапевта или службы социальной защиты.
— Плохо мне, — жалуется бабушка.
— Давно Вам плохо?
— Да уже месяца три, — отвечает она (то есть это не острое состояние, когда должна приезжать скорая).
— К врачу ходили?
— Да у нас такой участковый, — говорит бабушка, махнув рукой. — А может, его и нет уже.
— Хронические заболевания есть?
— У меня их много...
— Лекарства пьём?
— У меня тут таблеточки жёлтые — я их пью.
— Их врач прописал?
— Ну наверное!
— В больнице лежали?
— Давно.
— А скорую часто вызываете?
— Нет, я стараюсь вас не беспокоить…
При этом на подоконнике у бабушки — ворох кардиограмм.
— Вижу же, что их другие бригады наши делали, — говорит Дмитрий Беляков. — Ну, думаю, хитрая ты, бабушка. И всё вроде в порядке с ней. Что написать в карте? Написать что-то надо, чтобы вызов оплатили. Ну и пишешь стандартно — гипертоническая болезнь. Потому что она есть у всех почти бабушек.
А раз гипертоническая болезнь — то нужно, по правилам, делать кардиограмму.
— И мы делаем кардиограмму и кладём её на ворох предыдущих, — говорит Дмитрий Беляков. — Вообще кардиограмма — действенная вещь. Как только её сделаешь, бабушкам обычно легчает.
По его словам, среди пациентов скорой — очень много стариков, которые всеми брошены.
— Сколько мы ездим по бабушкам — они живут в таком одиночестве, в такой грязи, — говорит он. — Те, на кого они переписали квартиры, просто тупо ждут, когда бабушка умрёт.
Так что, возможно, врачи с неохотой идут, когда их вызывает Марья Ивановна, потому что они только что были у её соседки Валентины Петровны и поняли, что лечение, которое ей было нужно, — это пара добрых слов от родственников.
Круговорот бабушек в экономике
Согласно территориальной программе госгарантий в Москве, один вызов скорой стоит 5373 рубля. Норматив на одного человека, который учитывается при выделении денег скорой, — 0,2 вызова. Если учесть, что всего в Москве 12 млн застрахованных, то по плану скорая должна сделать 2,5 млн выездов. А если бы все бабушки, которые вызывают скорую, потому что они обделены любовью и вниманием, получили это, то вызовов стало бы меньше на 1,5 млн. Это 8 млрд рублей.
На эти деньги можно было бы вылечить много стариков. Например, один случай госпитализации, когда пациенту делают сложную операцию (высокотехнологичная медицинская помощь), в Москве стоит 137 тысяч рублей. То есть можно было бы провести 58 тысяч операций.
