Буллинг, или травля. Как и почему дети издеваются над детьми

В этом году как-то так вышло, что мы все вдруг заговорили о насилии. "Вдруг", потому что насилие вообще-то воспринимается у нас как часть культуры, культуры в немецком значении, не той, которая про картины, а той, которая про "культуру общения", "культуру питья", культуру чего угодно. "Вдруг", потому что у нас не менее 1/3 всех насильственных преступлений составляют те, которые совершены в семье. Бытовое насилие — это вообще вещь как бы обыденная, вроде чая с сахаром на завтрак и пива с сухарями у телевизора на ужин.

В начале июля благодаря акции #яНеБоюсьСказать, в рамках которой сначала женщины, а потом и мужчины рассказывали о том, как они стали жертвами изнасилований, объектами домогательств и прочих проявлений харассмента. Десятки тысяч людей узнали, что все эти кошмары существуют не где-то там в параллельной реальности, а через них прошли их друзья и знакомые.

Естественно, акция вызвала волну местечкового протеста от людей разной степени медийности, но одинакового уровня не просто ума, а нечеловечности: они потешались над теми, кто осмелился рассказать, потому что, мол, ну вот они взрослые мужики и что-то как-то ни один таксист не предлагал им сделать ему минет за проезд, да и вообще "бабы сами только и хотят, чтобы их изнасиловали, вон как одеваются". Типичный представитель таких ораторов — какой-нибудь продюсер мелкой руки, гуляющий с проститутками от своей свежеиспечённой красавицы-жены, сливающий кучу денег на кокаин и эйфоретики, а потом ищущий себя где-нибудь в ашраме.

В конце июля депутат Мизулина предложила смягчить наказание за домашнее насилие, "бьёт — значит любит", так ведь? А если ребёнок провинился, тут же без подзатыльника не разобраться, ремня же надо дать, иначе и человека из него не вырастет. Но насилие может ожидать не только дома. Даже те, кому повезло родиться в полноценной и любящей семье, лет через 6—7 сталкиваются с внешним миром, школой и детьми, наполняющими её. Мы попросили шестерых людей рассказать про буллинг в их жизни: как, почему и за что их травили, били и унижали в школе, а также как они смогли через это пройти и не потерять себя. И в качестве бонуса — история одной девушки, которая сама издевалась над другими.

Оля, студент и модель, 19 лет

Я сменила пять школ из-за папиной работы, и в ту самую я попала в восьмом классе. Я выросла в любящей семье, и до прихода туда в моём мире не было ни драк, ни мата, я не общалась с теми, кто курит, ничего такого, даже фильмов жестоких не смотрела. И тут я получила всё и сразу. Как в кино: вот я сижу на географии, и учительница просит меня выйти, чтобы я "доревела" в коридоре, вот я беру ножницы с учительского стола и выхожу из класса, чтобы вырезать жвачку из волос, которую кинули с последних рядов, вот меня бьют локтём в бок и я валюсь с ног, вот одноклассницы выкрикивают мне вслед оскорбления, вот меня в том же тоне обсуждают в классе каждый день в моём присутствии, а я слушаю это и ума не приложу, за что они, девочки, меня так ненавидели.

Мальчики обычно держались особняком, но всегда помогали им, если я пыталась дать отпор. Детская агрессия — это очень страшно. Всё светлое, во что я верила, исчезло, я до сих пор не могу избавиться от комплексов, которые появились тогда. Каждый день меня так унижали, что я сама начала в это верить и самооценка упала к нулю. Я до сих пор учусь себя принимать. Сейчас, когда мне говорят, что я красивая, я с трудом в это верю.

Почему именно я? Директриса школы решила подправить статистику самого плохого во всех отношениях класса школы, 8 "А", и засунула туда меня — отличницу и активистку. Все они были, а возможно и есть, просто скопищем желчи, а я стала удобной мишенью — они же учились бок о бок с первого класса, все "приколы" надоели, шутки обтёрлись, а тут как раз появилась я, ну и понеслось. Мама предложила перейти в другой класс, но я была так напугана, что решила, что ничего не изменится, а станет ещё хуже. Так я проучилась два года.

Я понятия не имею, как я с этим справилась, но, наверное, мне было нужно такое испытание. Во-первых, я познакомилась с другой стороной жизни, где живут по законам джунглей, и это подготовило меня к тому, каково это — быть взрослой, будем считать это инвестицией во взрослую жизнь. Во-вторых, я научилась стоять за себя, даже когда все против. В-третьих, я навсегда усвоила, что никто не имеет права унижать другого или самоутверждаться за его счёт.

Сейчас, если я случайно вижу фото своих бывших одноклассников, я могу только посочувствовать: никто не продолжил учёбу, кто-то в одиночестве растит ребёнка, кто-то испытывает нападки ненормального начальства на плохой и бесперспективной работе. Мне кажется, они с детства прокладывали себе тропу по этому пути, и теперь видно, что у них всё получилось.

Жаль, что воспитанию уделяется так мало времени, ведь что заставляет детей быть жестокими? Среди моих самых ярых ненавистников были: девочка Кристина, отец которой ушёл из семьи; Алёна, у которой умерла мама и она осталась жить с бабушкой, две Насти, у которых были большие проблемы с лишним весом, и так далее. Общая тенденция — это дети из неполных семей, в них заложено только материнское или отцовское воспитание, они недолюбленные. У них куча страхов — страх оценки, страх быть хуже других, страх непризнания коллективом, страх показаться неполноценным, в чём-то уступить; от этих страхов и появляется агрессия. На самом деле эти дети очень уязвимы, а родители должны это почувствовать и дать им ту поддержку, которую они так сильно требуют, до одури стараясь привлечь внимание. 

Сейчас я учусь в универе, так же борюсь с комплексами, избавляюсь постепенно, но решительно. Сейчас понимаю, что, испытав на себе "гонения" одноклассников, стала очень внимательна к окружающим и всегда стараюсь им помочь. Я не боюсь людей, я их очень люблю.

Лиса Астахова, кинопродюсер, сценарист, 28 лет

Я училась в гольяновской гимназии несколько лет и именно тогда познала буллинг во всей красе. Я была новенькой в классе, и хотя сначала все были крайне дружелюбны, оказалось, что так они просто тестировали воду. Достаточно скоро они поняли, что я учусь лучше всех, да и вообще отличаюсь, потому что интересуюсь принципиально другими вещами, и тут понеслось. Всё началось с глупых наездов, которые переросли в унизительные удары под лестницей, а закончилось тем, что со мной вообще перестали разговаривать. То есть за целый день в школе, если меня не вызывали к доске, я могла не сказать ни слова, потому что все делали вид, как будто меня просто нет. Но и этого было мало, поэтому когда происходил какой-то конфликт с классом, то всё сваливали на меня, даже если меня там не было. Кто сорвал урок? Астахова! Хотя по этому предмету у меня всегда была твёрдая пять.  

В 10-м классе я сделала себе африканские косички на летних каникулах, и это стало последней каплей. Маму вызвали на ковёр и при мне сказали: "Посмотрите, к чему приводит демократия, посмотрите, во что вы превратили собственную дочь!". Тогда же сказали, что "ваша дочь всем своим видом мешает детям учиться" и многое другое. До этого момента родители, конечно, не вникали и не представляли, что школа с элементами гестапо действительно может существовать. После этого меня перевели в другую школу, а спустя много лет одна из тех "подруг", которые меня буллили, призналась, что она делала это из зависти.

Я бы сказала, что подобные ситуации являются моделями всех последующих жизненных ситуаций, с которыми приходится сталкиваться. Дети такие жестокие из-за родителей и среды. Кто виноват в том, что они так себя вели? Родители и окружение. Буллинг не проходит с возрастом, особенно если твоё мнение или внешний вид не совпадают с мнением большинства, он просто приобретает новые формы. Я считаю, что буллинг связан в первую очередь с вопросом толерантности, который должен разъясняться детям в семье.

Ну и ещё: я одна из всех этих тварей в МГУ поступила.

Андрей, сотрудник строительной компании, 25 лет

Мне было 10, я только что переехал из союзного государства с родителями в Москву. Я пришёл в школу, когда внутри класса были сформированы сообщества, и было неимоверно трудно вписаться хоть в одно из них. Кто-то увлекался приставками, кто-то — фильмами, кто-то спортом, часть увлекалась уже алкоголем и разными приколюхами (например, кинуть петарду в туалет). В первые недели меня не замечали, как будто меня нет, но как-то раз ко мне подошёл одноклассник, который любил жёсткий юмор, и предложил поделиться с ним яблоком. Я был добр и поделился, а он тут же кинул мне это яблоко в лицо, дальше смех, хохот, ржач. Это было впервые, и я не стал отвечать, что сказалось на последующих приколах в мой адрес. В классе было два человека, над которыми потешались: я и ещё один, он был просто отмороженный, кидался циркулем, мог выйти на улицу на перемене и поваляться в грязи, а потом вернуться. Приколы не всегда были приколами, зачастую искалась причина зацепиться за что-то, чтобы впоследствии наносить лёгкие телесные повреждения.

К концу первого года обучения я стал дёрганым и постоянно оборачивался, так как в нашем классе любили делать подключение к матрице — это когда ты сидишь, а сзади подходят двое, хватают тебя, и третий втыкает заострённый карандаш в шею, наподобие подключения в фильме "Матрица", всё это длится, пока не пойдёт кровь. Драки были постоянно, но отвечать было бессмысленно: действовали группами, если начинали бить, то били все, руками, ногами, по очереди, а если кто-то отказывался, он мог стать следующей жертвой. Даже тем, кто не хотел бить, приходилось это делать из страха: закон выживания. Кое-кто из тех, кто меня бил, даже пытался со мной дружить.

Но самый ад начинался на переменах: учителя всегда уходили по своим делам и защиты не было нигде. Наша школа была лучшей на районе, а вот сам район был не очень, и ребята из соседних школ приходили размять кулаки. Они же ждали нас после уроков, поэтому я всегда бежал после школы до трамвая в надежде, что он приедет чётко к тому времени, когда я буду на остановке, чтобы сесть и спастись от зверей из других школ. В школе и районе не нужно искать причину, по которой тебя побьют: если ты выглядишь немного лучше или выглядишь слабым, мелким, лохом — а это всегда видно, — ты будешь отхватывать первым. Самый жёсткий случай был в седьмом классе. После урока биологии один из отморозков решил проверить, как я умею дышать. Под визг всего класса он схватил меня за цепочку с крестиком и начал меня душить. Я уже не надеялся на спасение, когда в класс зашёл учитель и увидел эту картину. Это был первый раз, когда мои родители узнали о том, что на меня в школе напали. Я всегда тщательно скрывал синяки на теле, поясняя, что я играл в футбол или упал на перемене.

Забыл сказать: я занимался танцами всё детство, но в 17 лет резко ушёл в бои без правил. Я достиг определённых высот и у меня было в этом будущее, но, во-первых, я выбрал учёбу, а во-вторых, задумался о здоровье после жёсткого нокаута на соревнованиях. С другой стороны, я рад, что прошёл этот ад в школе и районе. Это сделало меня гораздо сильнее. Это огромный опыт выживания, который дал мне возможность двигаться только вперёд несмотря ни на что. Сейчас я работаю в федеральной компании и занимаюсь недвижимостью, уверен, что те, кто издевался надо мной в детстве, не достигли того, что успел я в свои 25 лет.

Мне кажется, сейчас такого стало меньше — энергия детей перешла в игры, на улицах редко слышишь смех или слёзы. Хотя где-то точно кого-то гнобят и издеваются. Останется ли он адекватным после этого — большой вопрос. Но, если он выживет, он станет непобедим.

Мадина, PR-менеджер, 23 года

Буллинг (я тогда не знала этого слова) коснулся меня в 12 лет. Тогда я переехала с родителями из кавказской республики в Липецк, в котором, к счастью, прожила только год. Я поступила в шестой класс гимназии, и первые несколько дней в школе прошли спокойно. Одноклассники не особо хотели познакомиться поближе, но и я не напрашивалась. Как-то мы с классом пошли в отдельное крыло в школе, где находился кабинет физики. До урока осталось примерно 10 минут, тут-то и ребята решили со мной разобраться. Загнали в угол и принялись хором орать на меня: чурка, террористка, хачик, тварь и мразь — это самое мягкое, что я услышала.

Меня ругали за Усаму Бен Ладена, за 11 сентября, за Норд-Ост и бог ещё знает за что. Справившись с шоком, я смогла вырваться и убежать домой. Мама позвонила классной, чтобы та разобралась. На следующий день в школу пришла тётка из милиции и что-то сказала ребятам, пока меня не было. Одноклассники от меня отстали, но хитрые скоты настроили против меня отморозков с других классов. Эти не стали размениваться на оскорбления, а попросту меня избили во дворе школы. Не сильно, травм точно не было. Был только жуткий страх и желание убежать из этого города. В моей школе, как я узнала потом, учились одни русские. Была парочка татар, но это не в счёт. Ненавидели только меня, "чурку".

Дома я не жаловалась, боясь, что старший брат пойдёт в школу разбираться так, как привык на нашей родине. Учителя и даже директор знали, что эти ублюдки мучают меня, но ничего не делали. А могли бы, хотя бы в благодарность, что я их сраную гимназию представляла на городских олимпиадах и побеждала. Ну да ладно. Как таковой психологической травмы у меня не осталось. Спустя год я вернулась домой к своим "чуркам" и забыла Липецк как страшный сон. Как избежать буллинга, я не знаю. Как мне кажется, с подростковой жестокостью бороться бессмысленно. Может быть, в психологическом плане я легко отделалась, потому что вовремя уехала. Иногда я захожу на страницы своих одноклассников в соцсетях. Вижу их пропитые, несчастные лица и радуюсь. Плохо, конечно, нельзя быть злопамятным и всё такое. Но я рада, что им сейчас так же хреново, как мне было в шестом классе.

К слову, в итоге я закончила лучший российский вуз и работаю по той профессии, которую всегда хотела. А ещё в тот самый год я поняла, что не хочу иметь детей.

Джейн Анкома, музыкант, модель, 21 год

Так вышло, что моё раннее детство выпало на пору расцвета движения скинхедов в Питере. В моём родном городе всегда особенно жадно подхватывают любые тенденции, связанные с субкультурами, и история с бритоголовыми товарищами не стала исключением.

Каждый раз, когда я выходила на улицу, особенно с папой, чувствовала на себе в лучшем случае пристальные взгляды окружающих. Нередко же отдельные персонажи считали своим долгом показать пальцем на нас и продемонстрировать свою изобретательность в оскорблении (ведь никто бы не додумался назвать африканца или мулата обезьяной, например).

Особенно чувствовалось такое давление потому, что дома я росла в любви и спокойствии. Контраст делал своё дело. Почему-то в тот момент детское сознание сфокусировалось не на том, на чём следовало бы: я искренне верила, что хуже остальных, а члены семьи меня любят только потому, что они такие прекрасные.

С такими мыслями я пошла в школу. Часто потом слышала от разных людей, что дети злые. На самом деле они просто повторяют за взрослыми, но реже себя сдерживают. Говорить о друзьях в начальной школе и не приходилось, всё, что я слышала ранее на улице в свой адрес, звучало в её стенах в многократном размере. Один раз даже пришлось подраться с одноклассником, когда тот начал оскорблять не только меня, но и мою семью. Родителям я ничего не рассказывала, потому что не хотела жаловаться и быть слабой.

Я считала себя хуже остальных. Но в какой-то момент решила доказать себе обратное, через учёбу и увлечения. Через несколько лет в моём арсенале была хорошая база по общим предметам, умение играть на скрипке, рисовать, танцевать, кататься на горных лыжах и прочее.

Шли годы, и ситуация начала меняться. Я понемногу мирилась с собой, дети видели, что я не так уж слаба. В седьмом классе услышала фразу, о которой в первом и мечтать не могла. Классная руководительница сказала девочке, которая недавно перешла к нам и решила всех подстроить под себя: "Я вижу, что ты хочешь стать лидером в классе, но тут уже есть лидер, и это Джейн". Люди, которые три-четыре года назад не считали меня достойной своей компании, стали приходить ко мне за советом или за тем, чтобы поделиться чем-то важным.

Но всё же это внешняя история. В 14 лет была одержана внутренняя победа в борьбе под названием "принятие себя". Моим новым увлечением стала модельная школа при одном из лучших питерских агентств. Цели стать топ-моделью у меня не было: интересовала скорее индустрия в целом. Именно босс этого агентства наконец смог донести до меня, что отличаться от других — это преимущество, а не недостаток. Надо любить в себе все особенности. После этого периода жизни никакие оскорбления на тему моего происхождения не были способны нарушить внутреннее спокойствие, ведь я отныне стала по-настоящему love my negro nose with Jackson's five nostrils.

Главное, что я вынесла из этой истории: даже если тебя окружают агрессия и злость, последнее, что следует сделать — это обозлиться на людей. В любви к себе и окружающим гораздо больше силы, которая способна со временем переломить ситуацию.  

Кристина, медиаменеджер, 27 лет

Когда я росла и была ребёнком, это называлось пугающим, но и манящим словом "травля". Я росла в благополучной семье, общалась со сверстниками, познавала мир, до определённого момента не пыталась выпячивать себя, как-то выделяться или искать в себе отличительные черты и говорить миру "смотрите, я не такая, как все", этого протеста внутри меня вообще не было. В период полового созревания, когда девочки уже начинают понимать, что свою исключительность необходимо показывать, а иногда и доказывать, во мне начали проявляться такие черты характера, как лидерство.

Желание показать свой авторитет, мне было важно, чтобы окружающие видели, что я сильней физически и хитрей, что я могу за себя постоять, что я могу манипулировать своими сверстниками и собирать вокруг себя "банды" и "кружки по интересам", смелости ещё придавало то, что в одной школе со мной учился старший брат, и я всегда чувствовала защиту и его покровительство. Я хорошо училась, участвовала в литературных олимпиадах, занимала первые места по спортивным соревнованиям, была в сборной по синхронному плаванию и т.д. Это был седьмой-восьмой класс.

Ну вот примерно в этот момент и попалась под горячую руку девочка из класса, хотя были и другие, из параллельного потока, которые получали от меня на переменах и в столовой (кому-то прилетала каша, кому-то просто земля в портфель, с кем-то что-то не поделили и прилетало мне, но это было скорей из разряда детских шалостей, нежели травля). Так вот, яркий пример того, как мы терроризировали одноклассницу — она была так себе в успеваемости, толстая, прям дико толстая, у неё уже росла грудь и полез первый пушок, на лице в том числе, и она была усатой.

В какой-то момент она меня просто достала, и я решила, что ей нужно пройти "испытание одиночеством", таким, когда от неё отвернётся весь класс, — так я рассуждала тогда, сейчас уже сложно вспомнить, что было истинной причиной. Вряд ли мне удастся вспомнить сам процесс, наверняка мы её обзывали, точно помню, что никто с ней не общался, а пиковой точки всё достигло тогда, когда мы после уроков поймали её, окружили и немного (испытывая внутренний страх и, конечно же, интерес) её поколотили. Помню, что в тот момент вся наша шайка испытывала чувство эйфории, мы чувствовали себя героями и понимали, что нам ничего не грозит и мы сами можем напрягать всех малолеток в округе и никто нас не накажет. Мы даже старшеклассников не особо боялись.

Конечно же, после того как мы поколотили девочку, она всё рассказала родителям. Моих родителей вызвали к директору, вызвали инспектора по делам несовершеннолетних, которая не произвела на меня тогда никакого впечатления, ни в прямом, ни в воспитательном смысле, авторитетом для меня был только мой отец. Он им и остаётся сейчас. Он мне тогда сказал, что я должна помогать слабым, а не гнобить их, и долго и молча смотрел мне в глаза. Как сейчас помню этот взгляд. Перед той девочкой я извинилась и больше в своей жизни не прибегала к подобным методам воздействия.

Мне кажется, это определённый этап становления каждой личности, все изучают себя, пытаются занять свою позицию в социуме, определиться с будущим. При правильном воздействии на ребёнка можно это всё повернуть в нужное русло, и тогда агрессия будет носить не разрушающий, а созидательный характер.

На мою жизнь та ситуация, конечно же, повлияла, я по-прежнему лидер, не боюсь сложностей, могу дать отпор и имею хватку, однако при этом понимаю, что слабость человека — это не повод для унижения, а скорее возможность протянуть ему руку.