Кричевский рассказал, почему конкуренция не всегда важна для развития экономики

Полную версию программы "Воскресная школа экономики" с Никитой Кричевским слушайте в аудиозаписи. 

Н. КРИЧЕВСКИЙ: На этой неделе появилась инициатива ФАС, возглавляемой известным "яблочником" господином Артемьевым. Смысл там очень простой: господин Артемьев на первый план выдвигает вопрос конкуренции в развитии экономики. На самом деле конкуренция — это одна из составных частей в достижении устойчивого роста экономики. Есть точка зрения о том, что инновации и конкуренция — это два слагаемых, есть позиция, по которой есть ещё несколько слагаемых. Но, так или иначе, это один из пунктов. Но господин Артемьев считает, что содействие развитию конкуренции должно стать приоритетом для президента и правительства, а также госорганов и муниципалитетов. В этом году национальный план был разработан на 2017—2018 годы. Артемьев предлагает в указе прописать, что этот план должен быть обязательно реализован правительством в два последующих года.

Ещё в этой программе значится, что правительство должно до 1 февраля 2017 года определить ключевой показатель развития конкуренции, до 1 июля представить предложение по снижению административных барьеров и так далее. Ну, конечно, куда же без дорожных карт для развития конкуренции? Но получается что-то не очень. Но это мало кого волнует. И последний пункт из того, что мне показалось весьма занятным, — это то, что государству ФАС предлагает ограничить себя в экономике. Как оно должно ограничивать себя: запретить создавать унитарные предприятия, покупать акции компании на конкурентных рынках, если только речь идёт не об обороне и безопасности. Ну и выйти из капиталов компаний на рынках с развитой конкуренцией до конца 2018 года. То есть из банковского сектора, из сырьевого, из авиатранспортной инфраструктуры — там, где есть развитая конкуренция, не должно быть, по мнению господина Артемьева, государства к концу 2018 года. Вот такая идея.

У нас на связи наш постоянный эксперт — экономист Игорь Астафьев, человек, который обладает нетривиальным взглядом на подобные вещи. Особенно его интересует проблема общественной мотивации. И здесь предложение господина Артемьева о развитии конкуренции выглядит, как мне кажется, немного криво. Добрый день.

И. АСТАФЬЕВ: Здравствуйте. Очень криво выглядит.

Н. К.: А что такое? Что вам не нравится?

И. А.: У меня достаточно опасная мысль по этому поводу.

Всё это — вещи хорошие, только когда задаёшь вопрос "А что вы конкретно понимаете под ними?", начинаются трудности. То есть конкуренция — это что-то типа расхожего мема. Кто же будет против любви?

Н. К.: Там ещё инвестиции. Раньше модернизация была и инновации.

И. А.: Я очень много работал в практике. Я лет 15 назад, проявив строптивость, пошёл к монополистам и попытался оспорить договор, который они предложили с ними заключить. Никто не оспаривал, а я вот пошёл. Они мне сказали удивительную вещь о том, что у нас, оказывается, энергетики — не монополисты.

Н. К.: Ведь они правы. И что ответили?

И. А.: "А вы знаете, ведь ветряные и дизельные генераторы — это конкуренты".

Н. К.: Всё правильно, да. Я вспомнил ещё один мем — производительность труда. "Задохнётся "общий рынок" в дырке нашего нуля / Мы конвейером повышаем производительность труда", — это группа ДДТ, 1986 год.

И. А.: Это уже богемный взгляд на конкуренцию. Я прочитал документ, который вы озвучили. Он на меня произвёл неизгладимое впечатление двумя простейшими вопросами: до 1 февраля 2017 года определить ключевые показатели развития конкуренции. А раньше что, не были известны? Тогда чем вообще занималось ведомство?

Н. К.: До 1 февраля — это значит, что президент подписывает указ, выделяются деньги, пуляются тому, кому надо, и люди начинают на протяжении нескольких месяцев рожать. И через несколько месяцев они выдают красиво оформленный документ за несколько десятков или сотен миллионов рублей.

И. А.: Но не формализованный.

Н. К.: Не монетизированный, давайте будем точнее.

И. А.: Да. Поэтому у меня по этому поводу скепсис. Джон Кеннет Гэлбрейт говорил, что совершенно конкуренции вообще не существует. Я с ним полностью согласен. Значит, есть несовершенная конкуренция. Тогда вокруг чего копья-то ломаются?

Н. К.: Я сужу с позиции обывателя, человека, который ходит по улицам, заходит в кафе, рестораны, заправляет автомобиль — ведёт такую же жизнь, как и все остальные. Где-то цены выше, где-то — ниже, где-то можно посидеть за меньшие деньги, где-то — за большие, есть магазины эконом-класса, есть — премиум-класса. Что не так в моей сегодняшней жизни?

И. А.: Хорошо. Вы видите большой разброс в ценах на бензин? Я — нет. Может быть, 10—20 копеек.

Н. К.: Рубль. Но при этом что-то государственное, что-то — частное. Где-то больше, где-то меньше.

И. А.: Вы сказали про рыночную нишу. Совершенно верно — эконом-класса, премиум-класса, но при чём тут конкуренция? Это — разные ниши.

Н. К.: Так в чём я неправ?

И. А.: Спора у нас не получится, потому что я примерно то же самое говорю. У нас что, других проблем мало? Мне кажется, что в первую очередь нужно восстанавливать промышленность, а потом уже говорить о том, какая там будет конкуренция. Вот такой я наивный человек.

Н. К.: Да я бы даже сказал, что надо восстанавливать климат в обществе, а это — деловой и общественный климат.

И. А.: Совершенно верно.

Н. К.: У меня есть контрпредложение господину Артемьеву — сгонять на Дальний Восток. И предложить это на примере "Аэрофлота" тамошним жителям. Он гоняет самолёты по тарифам 9—11 тысяч рублей за билет, что ниже себестоимости. При этом "Аэрофлоту" никто не компенсирует эти убытки. Это не субсидированные перевозки, а он занимается этим, руководствуясь исключительно своей корпоративно-социальной ответственностью. Не компенсирует это государство. Билетов мало, мест мало, самолётов мало, потому что невозможно летать в убыток за счёт прибыли от других направлений и перевозить всех желающих. Естественно, с этих направлений уходят другие авиакомпании, потому что не выдерживают конкуренции. Это же очевидно. Предлагаются какие-то варианты через 2—3 колена, которые стоят в разы дороже, и тут, представляете, приезжает господин Артемьев во Владивосток. А там была целая история, когда жители требовали увеличения количества рейсов именно за 9 тысяч рублей за билет. И приезжает Артемьев и говорит: "А мы предлагаем выйти до конца 2018 года", и все такие: "Ура!" И тут встаёт один и говорит: "Так это значит, что частник придёт, и "Аэрофлот" будет частным?" Артемьев скажет, что да, частник — это эффективный собственник, и всё будет супер. Он спросит, а сколько будет стоить билет. Сейчас он стоит 9 тысяч, а его себестоимость — 18—20, они просто не потянут. С другой стороны, только государство может обязать свою государственную компанию летать по некоторым направлениям себе в убыток. Если, например, летают в Европу, то это же премиум-класс, вот и летайте дорого. А вы будете летать за небольшую сумму, но за это будете возить за гроши наших дальневосточников. И "Аэрофлот" говорит "да", потому что это госкомпания. И тут выходит Артемьев и говорит: "Нет! Чтобы духу вашего не было до конца 2018 года!" Но это же коллапс — для людей исчезнет та последняя нить связи Дальнего Востока с большой землёй. А если появятся исключения, то "Аэрофлот" трогать не будут. А если его не будут трогать, то почему и других нельзя оставить в покое? Таким образом появится брешь. Так смысл тогда какой в этом предложении?