Проханов объяснил, почему за покушением на Плотницкого могут стоять США

С. КОРОЛЁВ: Давайте на Украину, Александр Андреевич. Покушение на Плотницкого. Что это было? Это диверсия какая-то, организованная извне, мы понимаем, скорее всего, с какой стороны, или это внутренние разборки, на которых настаивает Киев?

А. ПРОХАНОВ: Смотрите, такая последовательность фактов. Часть фактологии, которую мне удалось выяснить. Плотницкий был вызван срочно в Россию. Он уехал. Видимо, какие-то срочные дела. Может, гуманитарной помощи, может, обсуждения военно-политической обстановки. Он обычно в Луганске ездил на бронированном микроавтобусе. Когда он приехал, ему сказали, что микроавтобус испортился, на ремонте. Его действительно доставили в мастерскую что-то ремонтировать. Дали ему обычную, небронированную машину. Он стал ездить на этой небронированной машине. Теперь столб. Мы видели этот столб на экранах, где была заложена бомба, заряд. Обычно у этого столба неподалёку дежурили наряды полиции. В этот день их там не оказалось. Мне сказали, что на доме, пятиэтажка, по-моему, напротив этого столба, всегда дежурила пара снайперов. Это была дорога, которая всегда охранялась. Их тоже там почему-то не оказалось. И вот произошёл этот взрыв. После этого Плотницкий был доставлен в больницу, вокруг больницы был создан строжайший кордон, поставлены там два БТР. Туда не допустили ни прокуроров, ни следователей, туда прошёл только Александр Захарченко, который, как только узнал о случившемся, сразу из Донецка кинулся в Луганск и навестил там своего друга, после чего Плотницкий был срочно увезён в Россию и помещён здесь в клинику форсированного лечения, форсированной терапии. Такая фактология, как мне сказали. Наверное, она неполная. Наверное, она отрывочная. Делать какие-то выводы по этой фактологии не приходится. Ясно, что ситуация на границе чрезвычайно сложна, чрезвычайно обострена. Ясно, что эти американские предстоящие выборы могут спровоцировать американцев на новый конфликт в Донбассе, потому что Трамп опережает Хиллари Клинтон, Трамп симпатизирует Путину, Трамп говорит, что надо забыть Крым, Трамп придерживается всё в большей степени российской политики. И создать взрыв в Донбассе — это значит ожесточить американское общественное мнение, сказать, что вот он, Трамп, верит агрессорам, верит Путину. Это очень опасно! И похоже, что этим пахнет. Поэтому с чем увязать взрыв Плотницкого — с внутренними ли разборками или с этой нарастающей опасностью... Может, это сочетание того и другого.

Полную версию программы "Без вопросов" с Александром Прохановым читайте ниже и слушайте в аудиозаписи.

С. КОРОЛЁВ: Как всегда, по понедельникам в нашей студии Александр Проханов. Здравствуйте, Александр Андреевич.

А. ПРОХАНОВ: Добрый вечер.

С. К.: У микрофона Сергей Королёв, всем доброго вечера. Ваши все сообщения постараюсь передать Александру Проханову, уже сейчас пишите. И как всегда, начинаем с рубрики "Счастливый звонок". Третий, кто дозвонится, задаст свой вопрос Александру Проханову прямо сейчас. Вижу, уже наши постоянные слушатели — это первые два звонка. Жду третьего. Алло, здравствуйте. Как вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Да, здравствуйте. Юрий, Москва. Приходили тоже на радио люди из Олимпийского комитета нашего, спортсмены — и говорят, что мы сами уходим из всех этих международных организаций. У меня вопрос такой: мы сами уходим сознательно или нас выдавливают? И если мы сознательно уходим, то для чего это?

А. П.: Конечно, ситуация мучительная, потому что нарушена здесь этика, гордыня страны, возникает ощущение того, что нас просто бьют сапогами. С другой стороны, нет дыма без огня, и даже наш президент признал, что ряд ответственных государственных лиц ответственны за эти провалы, и их убирают — или убрал уже с поста. Мне кажется (это моё ощущение), что стране нанесён страшный урон, страшный удар. Не знаю, справедливый, несправедливый, но страна в этом смысле повержена. Её оскорбляют, её оплёвывают, честь страны в любом случае страдает. Так если она страдает таким образом, неужели у нас нет ответного шага? Неужели у нас нет ответного решения?

С. К.: А какое решение?

А. П.: Уйти. Бросить их всех! Бросить, не просачиваться по маленьким долям, по маленьким каплям, умоляя, обращаясь к этим арбитражам, которые тоже, по-видимому, коррумпированы. Уйти с гордо поднятой головой. Так поступают крупные страны, так поступают страны, которым нанесён моральный урон.

С. К.: С другой стороны, ведь победа каждого, кто готовился, — это раз в 4 года такой шанс. Наверное, тоже дорогого стоит. Вот последние новости. 21-летний российский стрелок Владимир Масленников принёс нашей стране 6-ю медаль на Олимпиаде в Рио-де-Жанейро, то есть у нас уже 6 медалей. По итогам первых двух дней мы были на 7-м месте в неофициальном командном зачёте. Вы радуетесь вообще за тех, кто всё-таки поехал, всё-таки сражается на этом негативном фоне?

А. П.: Видите, мы устраиваем Олимпиады не для того, чтобы угодить отдельно взятым спортсменам. Олимпиада — это мощнейшее национальное, государственное деяние. И здесь нужно взвешивать: либо мы начинаем радеть об отдельных уцелевших в этом списке олимпийцев (пусть они действительно отстреляются, отбегают, отпрыгают), либо мы говорим: "Да! Вы нас оскорбили, мы попраны, мы вас ненавидим, мы отрицаем вас, мы отвергаем вас". И уходим. И страна сохраняет лицо. Мы сейчас теряем лицо страны, но соблюдаем доброе, человеческое отношение к нашим оставшимся спортсменам. Конечно, я болею за наших спортсменов, конечно, я их люблю, я им сострадаю втройне, потому что наша олимпийская команда пришла туда травмированная. Её мучили, её оскорбляли, её тонус изначально был понижен. Причём там наверняка устраивались и будут устраиваться всякие инсинуации.

 Сражайтесь, не падайте духом, вы лучшие! Но страна не ответила адекватно.

Отстранение паралимпийцев: плюнуть в лицо и уйти? 

С. К.: Кстати говоря, беспредел с паралимпийской сборной, как это расценивать? Если тут пустили, пусть и в усечённом составе, но всё-таки там порядка 280 спортсменов из 380, кажется, то паралимпийцев полностью дисквалифицировали!

А. П.: И что, будем ползать на карачках?

С. К.: Мы подаём с суд! Последние новости — мы идём в Спортивный арбитражный суд.

А. П.: Там крутятся огромные деньги. Но повторяю, это моё ощущение. Я же не паралимпиец. Это двойное оскорбление! Значит, нужно плюнуть в лицо, уйти. Гордыня страны заставляет это делать.

С. К.: "Так они и хотят, чтобы мы ушли, — пишет слушатель. Бороться — самое тяжёлое". Иными словами, уйти для нас проще простого, это лёгкий способ.

А. П.: Это очень трудно — уйти. Надо найти в себе мужество. Не будем уходить — давайте терпеть это. Мы же на всех фронтах оправдываемся, будь то внешняя политика, будь то оборонная политика, мы всё время оправдываемся, мы всё время ведём какую-то немужественную, не мужскую, не великодержавную политику. Страдает гордыня. Моя страдает. Может быть, только моя.

С. К.: Как вы считаете, стереотип, который сейчас есть в западном мире, по крайней мере, что Россия равно допинг — это надолго теперь с нами?

А. П.: Я думаю, что это спецоперация грандиозная. Эту операцию с очень высокой степенью эффективности, и на Западе наплевать, есть там допинг или нет. Они своего добились. И они будут всеми средствами: информационными, политическими, спецсредствами поддерживать нашу репутацию как страны допинга. Повторяю, это мощная, ударная операция. Тем более что я знаю и помню, как некоторые наши высокопоставленные политики говорили: "Футбол — это национальная идея. Спорт — это национальная идея". Если спорт — это национальная идея, мы на этой идее отломили одну сочную треть.

С. К.: А внутри кто должен за это ответить? Внутри страны есть же ответственные, которые довели до этого? Или Мутко не мог справиться?

А. П.: Это не имеет значения. Так что пусть разбирается наша прокуратура, что это было. Была ли это тоже наша операция, накачивали ли мы наших спортсменов допингом, чтобы казаться на высоте, или это сделали отдельные группы. Это не наше с вами дело. Наше с вами дело — констатировать, что идёт тотальная война и борьба в мире, и в этой борьбе на арене спорта мы сейчас потерпели огромный урон.

С. К.: "Так почему же контрмер нет никаких?" — вопрошает слушатель. Но такой же вопрос, как я понимаю, и у Александра Андреевича. "В истории кто-то уходил, оскорблённый, самостоятельно, кроме бойкотов?" Было ли такое в истории, чтобы страна уходила с уже открывшейся Олимпиады, не бойкотируя заранее?

А. П.: Были случаи, когда вообще страны не приходили на Олимпиаду. Ещё на советскую Олимпиаду. Взяли да и не пришли. И опять тем самым, устраняясь от Олимпиады, нанесли нам, нашей Олимпиаде огромный урон. И они не сюсюкали, не церемонились, не говорили: "О! Какие мы жестокие по отношению к нашим спортсменам". Не пустили команду и всё. И с их точки зрения, подорвали нашу советскую Олимпиаду.

Осторожный разговор: как пройдёт встреча Путина и Эрдогана? 

С. К.: "Завтра Путин и Эрдоган встретятся в Петербурге", — пишет слушатель, мы знаем, что будет эта встреча. Так вот, как вы считаете, Александр Андреевич, будет ли Путин давить на Эрдогана, мол, надо бы Турции быть независимой от США, учитывая роль Америки в попытке путча в Турции.

А. П.: Я думаю, что там будет много проблем, в том числе и эта. Не будет Путин давить на Эрдогана, это будет очень осторожный разговор. Он будет всячески дипломатически радоваться и приветствовать то, что отношения между Америкой и Турцией, НАТО и Турцией осложнились. Нам это очень выгодно. Это удивительная наша удача, об этом будет идти речь. Но, конечно, там будет идти речь о том, что Турция даёт обещание не вмешиваться в наши внутренние дела, посылая на Северный Кавказ или в Крым своих агентов. Потому что в последнее время, скажем, крымские татары, находятся они в Крыму или на Украине, были очень мощно подвержены турецкому влиянию. Например, последние события в Джанкое, когда был совершён прорыв крымских татар. Эти люди были вооружены, туда к ним, к берегу, к Одессе, причаливал транспорт с оружием, им раздали оружие. Чей это был транспорт? Американский или турецкий? Трудно сказать. Но это очень важный аспект, чтобы Турция не вмешивалась в наши дела. Мы недостаточно сейчас сильны, чтобы сражаться на всех фронтах, в том числе и на спортивном.

С. К.: Кстати говоря, перед этой встречей Эрдоган назвал Владимира Путина своим другом. Что это значит и, вообще говоря, до какой степени можно дружить в политике в таких отношениях глобальных. Когда они успели стать друзьями?

А. П.: Мы понимаем, что в политике это сегодня наш лучший и сладчайший друг, завтра ты наш злейший враг. В частности, с Турцией это было именно так.

С. К.: Только наоборот. А, нет, там сначала друг, потом враг, а теперь снова друг.

А. П.: Не надо к этому относиться серьёзно. Это не более чем политическая формула. Она говорит о том, что в данном случае в данный момент между политиками открываются свободные зелёные коридоры, по которым можно идти навстречу друг другу очень далеко. Это такая политическая сентиментальность. Мы же помним, друг Билл, друг Саркози, друг Берлускони или друг Сильвио, а потом все эти друзья пошли в сливной бочок в политике, появились новые друзья. Поэтому в политике нет друзей. А как было во время Советского Союза? Вы помните, все наши друзья нас предали, как внутри республик наших советских, так и в этом Варшавском договоре. Все эти друзья оказались нам врагами. Да и мы тоже хороши! Как мы поступили с нашим другом Наджибуллой, например, отдав его на виселицу. Как мы поступили с Хонеккером, когда Горбачёв держал его здесь в заточении, по-моему, в каком-то латиноамериканском посольстве. В политике нет друзей. Есть действительные интересы, она очень быстро переменчивая.

С. К.: У турок есть пословица: "Не можешь отрубить руку — целуй. Нельзя туркам доверять", — пишет слушатель.

А. П.: А что значит доверять? Давайте не доверять и не ходить через Босфор и Дарданеллы. Это турецкие заливы, жизненно важные для России. Доверяй — не доверяй, а нужно делать так, чтобы проходить через эти Босфор и Дарданеллы.

Причём неожиданно, нежданно выгодна в связи с этим переворотом. Этой ситуацией политики должны воспользоваться на 100%. Если они этого не сделают, они не политики, а бездари.

С. К.: Выход Турции из НАТО — это те самые 100%? Или это слишком?

А. П.: На это вряд ли, наверное, можно надеяться. Турция очень сильно инкорпорирована НАТО, и военная промышленность Турции, и американские кредиты, в которых Турция увязла. Нет. Будут осложнения, будут затмения временные.

С. К.: Затмения с Америкой?

А. П.: Затмения с НАТО, с Америкой и с НАТО. Кстати, это не так уж плохо, потому что это позволит нам теснее взаимодействовать и с НАТО, и с Америкой. Наш стратегический противник НАТО и Америка этим самым ослабляются. А если ослабляются, значит, легче с ними вести переговоры.

С. К.: "Эрдоган помидоры привезёт?" — спрашивает слушатель.

А. П.: Он сам помидор.

С. К.: В каком смысле?

А. П.: В переносном, конечно. В прямом смысле он огурец.

С. К.: Так, интересно. Много сообщений по поводу спорта, я предлагаю ненадолго вернуться к этой теме. "Спортсмены говорят, что спортсмен никогда не поддержит бойкот", — пишет слушатель. Другой слушатель говорит, что самое главное — развивать внутренний спорт. "Уйти, лишить наших денег — самое болезненное игнорирование Олимпиады", — с его точки зрения, вас поддерживает в этом смысле наш слушатель. Дальше. "Надо прекращать неразрывную связь между спортом и политикой, между достижениями спортсменов и государством". Вы согласны с этим?

А. П.: Это невозможно. Спорт — это же не просто зрелище. Хотя и шоу-бизнес — уже часть политики. "Евровидение", например. Спорт — это схватка, это борьба, это способность нации выделить из своего состава наиболее быстрых, сильных, лёгких, подвижных, счастливых, могучих, это демонстрация состояния народа, нации. И эти народы, наши народы, встречаются без бронежилетов и не на поле брани, а на спортивном поле. Это, конечно же, престиж народа, престиж страны, престиж государства. Теперь же мы понимаем, что спорт современный невозможен без государственной поддержки. Спорт нуждается в государственных стадионах, в дотациях, в этих огромных зарплатах, в тренерах. Спорт — это функция государства. Поэтому как же можно лишить спорт политики? Спорт — это и есть политика. Ничто в этом мире не лишено политики. Любая акция, любая, самая нейтральная (разводишь ты фиалки, например) — она попадает в политический контекст и становится политическим инструментом.

С. К.: Фиалки?

А. П.: Назовём новую систему противоракетной обороны "Фиалка". Вот и фиалки.

С. К.: "Тополь" у нас уже есть.

А. П.: Там у нас полно растений.

С. К.: А покемоны — это политика?

А. П.: Во всяком случае, информационный мир, в котором мы находимся, наращивает всё больше и больше возможностей для манипуляции психикой. Психикой отдельного человека, или целых стран, или целых народов. Эта манипуляция совершается, конечно же, в интересах групп, в интересах стран, в интересах борющихся кибермонстров. И в этом смысле, конечно, это политика, это способ вовлечь молодое сознание в эти ловушки, обесцветить его, поставить перед ним ложные психологические цели. Конечно.

С. К.: Но ведь можно поставить с помощью той самой дополненной реальности. Это дополненная реальность считается, новое поколение интернет-игр. Может быть, стоит свой ответ сделать, со своими героями? Я не знаю, кто это будет, дядя Стёпа ли, Чебурашка ли, ещё кто-то. Зачем нам эти монстры японские? Можно же своё сделать, свою дополненную реальность? Или это ложный путь, с вашей точки зрения?

А. П.: Вы знаете, драма этих интернет-игр сама по себе в том, что люди перестали читать Толстого, например, или Чехова, или Шолохова.

С. К.: Пусть там Раскольников бегает, в этой дополненной реальности.

А. П.: Да, пусть там без штанов бегает Раскольников, в нижнем белье Анна Каренина. Так и делают, кстати.

С. К.: Только это на сцене делают обычно современного театра.

А. П.: Это делается в Интернете тоже. Поэтому повторяю, сам по себе этот Интернет отсекает человека, в том числе молодого человека, от глубин познания. Что с этим делать — трудно сказать. Люди стараются компенсировать это. Либо усечённое содержание этих великих романов или текста или запрещение Интернета, или ещё что-нибудь.

С. К.: Интернет сложно запретить. Даже в Китае не получается, там есть фильтры, конечно.

А. П.: В Корее получилось.

С. К.: В Северной.

А. П.: Да, в Северной Корее.

С. К.: Размер не тот страны.

А. П.: В этом драма. В масштабах мироздания размер России небольшой.

С. К.: Это точно. Так стоит ли нам идти, например, по пути Малайзии, где мусульманам запретили играть в Pokemon Go? Или в Таиланде, где тоже временный запрет введён на ловлю покемонов.

А. П.: Нет, у нас это не получится. Мы страна — если я скажу свободная — это неправильно — демобилизованная, в состоянии демобилизации. Никакие запреты такого рода не действуют.

Поэтому прежде, чем заниматься смехотворными запретами тех или иных игр, надо мобилизовать страну, надо показать стране, что мы находимся в состоянии опасности, что наша экономика валится, что нет концепции развития, что международная обстановка усложняется, что ИГИЛ* прёт на Волгу и на Северный Кавказ. И в этих состояниях мобилизованное сознание готово пойти на многое, на многие жертвы. Добровольно.

Заявления о начале роста экономики: почему легче не становится? 

С. К.: У нас есть новости! Александр Андреевич, пожалуйста, в противовес тому, что вы говорите, ЦБ объявил об окончании рецессии в России. Выйти на траекторию медленного роста Россия, по прогнозу экспертов Центробанка, сможет при отсутствии новых внешних шоков. Смотрите, уже демонстрирует. "За II квартал 16-го (по сравнению с предыдущим) индексная оценка прироста ВВП повышена с ноля до 0,1 %", — подчёркивается в бюллетене.

А. П.: Я ликую! Я сейчас пойду в ресторан, закажу самых дорогих устриц. Мы же привыкли верить. Такое количество было этих заявлений. Кризис достиг дна. Да нет, ниже дна.

С. К.: Ниже дна!

А. П.: Мы валимся. Может быть, они должны порадовать нас тем, что замедлены темпы падения. Это возможно.

С. К.: Нет, теперь говорят: "Траектория медленного роста". Центробанк говорит, Россия может выйти на траекторию медленного роста при отсутствии новых внешних шоков.

А. П.: Я бы этим сентенциям не доверял. Я настолько искушённый человек, я настолько не верю этим реляциям. 

Покажите нам регион или семью, которая стала жить лучше. Но я не говорю о семьях высокопоставленных чиновников.

Покушение на Плотницкого: кому выгодно обострение ситуации в Донбассе? 

С. К.: Давайте на Украину, Александр Андреевич. Покушение на Плотницкого. Что это было? Это диверсия какая-то, организованная извне, мы понимаем, скорее всего, с какой стороны, или это внутренние разборки, на которых настаивает Киев?

А. П.: Смотрите, такая последовательность фактов. Часть фактологии, которую мне удалось выяснить. Плотницкий был вызван срочно в Россию. Он уехал. Видимо, какие-то срочные дела. Может, гуманитарной помощи, может, обсуждения военно-политической обстановки. Он обычно в Луганске ездил на бронированном микроавтобусе. Когда он приехал, ему сказали, что микроавтобус испортился, на ремонте. Его действительно доставили в мастерскую что-то ремонтировать. Дали ему обычную, небронированную машину. Он стал ездить на этой небронированной машине. Теперь столб. Мы видели этот столб на экранах, где была заложена бомба, заряд. Обычно у этого столба неподалёку дежурили наряды полиции. В этот день их там не оказалось. Мне сказали, что на доме, пятиэтажка, по-моему, напротив этого столба, всегда дежурила пара снайперов. Это была дорога, которая всегда охранялась. Их тоже там почему-то не оказалось. И вот произошёл этот взрыв. После этого Плотницкий был доставлен в больницу, вокруг больницы был создан строжайший кордон, поставлены там два БТР. Туда не допустили ни прокуроров, ни следователей, туда прошёл только Александр Захарченко, который, как только узнал о случившемся, сразу из Донецка кинулся в Луганск и навестил там своего друга, после чего Плотницкий был срочно увезён в Россию и помещён здесь в клинику форсированного лечения, форсированной терапии. Такая фактология, как мне сказали. Наверное, она неполная. Наверное, она отрывочная. Делать какие-то выводы по этой фактологии не приходится. Ясно, что ситуация на границе чрезвычайно сложна, чрезвычайно обострена.

Потому что Трамп опережает Хиллари Клинтон, Трамп симпатизирует Путину, Трамп говорит, что надо забыть Крым, Трамп придерживается всё в большей степени российской политики. И создать взрыв в Донбассе — это значит ожесточить американское общественное мнение, сказать, что вот он, Трамп, верит агрессорам, верит Путину. Это очень опасно! И похоже, что этим пахнет. Поэтому с чем увязать взрыв Плотницкого — с внутренними ли разборками или с этой нарастающей опасностью... Может, это сочетание того и другого.

С. К.: Отношения России и Киева, Москвы и Киева, точнее. Как вы видите их развитие? У нас теперь нет там посла. После Зурабова новая кандидатура была отвергнута, остаётся теперь временный поверенный. То есть на дипломатическом языке это значит, что уровень отношений снижен. Он и так был невысок, мягко говоря. Ждать ли каких-то провокаций и дальнейшей эскалации конфликта в Донбассе?

А. П.: В практике дипломатической отзыв послов — это война. Это шаг, предшествующий военному нападению. Так всегда бывает. Когда две страны отзывают посла или одна из стран немотивированно отзывает посла, это значит, готовится военный акт, военное нападение. Так было и в 41-м году, так было и в отношениях Германии и Франции в 39-м году. Но мне кажется, что Киев понял, что минский контракт, минские договорённости невыполнимы в принципе. Если они невыполнимы, то альтернативой минскому соглашению является силовое воздействие. И всё больше и больше симптомов того, что Украина готовит нам удар, готовит прорыв. Поэтому мне кажется, что неприятие там посла — это очень тревожный симптом.

С. К.: А что нам делать?

А. П.: Готовить спецназ.

С. К.: В открытую с ними воевать?

А. П.: Готовить спецназ.

С. К.: Нет, понятно, что мы будем готовить спецназ.

А. П.: Я и говорю, что спецназ должен быть в состоянии боевой готовности. Но не только спецназ. Мы должны демонстрировать свою уверенность, свою крепость.

С. К.: Открыто мы должны это делать? Или это формат вежливых людей?

А. П.: Вежливые люди — это тоже открытая форма. Там ещё видите, в чём опасность — ополченцы, которые могли действовать не от лица государства, а от лица стихии народной, они в основном заменены на регулярную армию, и поэтому участие в этом конфликте армии — это другой уровень опасности, другой уровень дипломатической обострённости. Я бы там всё-таки, если бы осталось для этого время, вернул туда отряды ополченцев. Они есть, они ещё здесь, в Москве. Они разочарованы, конечно, они огорчены. Какая-то часть их разбрелась обратно, но в них ещё пыл есть. Я бы собрал контингент ополченцев и, если наступит это время "Ч", я бы эти дыры забросал этими ополченцами.

С. К.: Вернёмся к нам, в Россию. Сегодня была презентована программа Алексея Кудрина, он планирует представить президенту свой сценарий развития страны и уже сделает это весной будущего года. Собственно, если тут говорить об основных моментах, он говорит о структурных реформах, о том, что нельзя избежать повышения налогов, а если уж и пытаться это сделать, то нужно реформировать все основные сферы экономики. Он говорит о неизбежности повышения пенсионного возраста. Как Вы видите будущее Кудрина как политического деятеля? Поговаривают, что он может вернуться в правительство не последним человеком.

А. П.: Поговаривают давно, что он может стать премьером, но мне интересно другое. Мне интересна неподвижность Путина, неподвижность президента. Он понимает, как и мы с вами, что ситуация в стране очень напряжена, что страна не развивается, страна нуждается в рывке. И он медлит с этим. Я всё время задаю себе вопрос, почему.

С. К.: А Кудрин — это рывок? Это что за рывок? В какую сторону рывок?

А. П.: Кудрин — это программа, претендующая на развитие. Так же, как и программа Глазьева, так же, как и программа Титова. Но сейчас наступили окаянные августовские дни. Я, как человек немолодой и близкий к ГКЧП, чем ближе 19 августа, тем у меня тревожнее и мучительнее на душе. Я вдыхаю этот дым ГКЧП. И что произошло у нас тогда в стране в 80-х годах? Мы не реформировались, мы остановились, мы затромбировались, накопилось огромное количество проблем. КПСС боялась реформировать страну, у неё не было концепта. У неё не было своего Дэн Сяопина, не было своего Макнамары. И потом пришёл Горбачёв, который, не имея концепта, не имея представления о стране, которую он получил, начал её реформировать да так, что она разлетелась. Я боюсь, что Путин боится того же самого. Он не верит в продуктивность этих концептов Кудрина, Глазьева или Титова. Он, мне кажется, страшится того, что начни он сейчас всё это реформировать, наш хрупкий социум, наша хрупкая государственность разлетится вдребезги. Этот страх, мне кажется, у Путина очень велик. Он сам как политик вышел из-под глыб советского времени и Советского Союза. Он сам является результатом чуда, что мы не развалились до уровня песчинки. И поэтому он всё время говорит: "Стабильность, стабильность, стабильность", понимая, что нестабильность — это разнос страны в клочья. Поэтому Кудрин может презентовать свою программу. Я не думаю, что Путин так слепо кинется её выполнять. Тем более что и так сейчас народ живёт трудно, а Кудрин предлагает ему жить ещё труднее, ещё хуже, а также сокращать расходы на оборону и на оборонно-промышленный комплекс, что в предвоенные годы невозможно.

С. К.: Вы же только что сами сказали, что либо реформа, либо застой. Застоя ведь тоже нельзя допустить? Вы говорите, есть три сценария. Это окончательный список? Или есть четвёртый, но, может быть, не на столе у президента?

А. П.: Я думаю, что и первый, и второй, и третий сценарий являются академическими, они являются гипотетическими. Они не являются теми сценариями, в которые Путин верит как в панацею. Он страшится, что, начни он сейчас реформы по одному из этих сценариев, всё пойдёт наперекосяк.

С. К.: Это обоснованные сомнения?

А. П.: Мне кажется, да. Потому что, повторяю, мобилизационный проект, о котором мы говорили десятилетиями, который требует прежде всего теории, а потом и практики. Этот мобилизационный проект имеет под собой множество составляющих: философию общего дела, концентрацию в руках государства всех ресурсов. А мы сейчас опять эту "Башнефть" распродаём на сторону, то есть государство отказывается от управления экономикой всё в большей и большей степени. Потом мобилизационный проект — население должно быть огненным, страстным, жертвенным. Мы нет, мы сейчас не способны к такому проекту. Может, я ошибаюсь. Если он будет запущен надлежащим образом, ситуация изменится.

С. К.: То есть народ не готов?

А. П.: Конечно, народ-то русский всегда ко всему готов.

С. К.: Вот!

А. П.: Это Поль Робсон пел, помню, песню: "Готовые на муки, готовые на подвиги, готовые на смертный бой". Русский народ готов, но не хочется ещё раз бросать народ в переделку.

С. К.: Шубенкову и Исинбаевой отказали в реабилитации в САС. Надевайте наушники, Александр Андреевич, давайте принимать звонки. Добрый вечер. Как вас зовут? Откуда вы?

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, Святослав из Кологрива.

А. П.: Откуда, простите?

СЛУШАТЕЛЬ: Кологрив. Это Костромская область.

С. К.: Как интересно.

СЛУШАТЕЛЬ: У меня такой вопрос. А какая может быть война, например, Запада против Российской Федерации, если, по данным ЦРУ, которые приводит генерал-майор КГБ в отставке, знакомый вам писатель, историк разведки Валерий Малёванный, больше 7 триллионов долларов выведено только в Лондон. Какая война, вы что, шутите, что ли? Всё в порядке, дружба. И сюда приезжают, и туда уезжают, дети учатся, всё в порядке. Зачем вы нас вводите в заблуждение? Я считаю, у нас мир, дружба.

А. П.: Конечно, я с вами согласен. Нет никаких манёвров НАТО у границ России, нет никаких районов базирования, ПРО в Румынии. А война на Украине — это всё блеф, это прохановский блеф, её нет. И конечно, между Россией и НАТО абсолютно гармоничные, любовные, христианские отношения. Что касается этих денег, о которых вы говорите — конечно, они затрудняют положение президента. Конечно, они являются тормозящим моментом. Но если реально на карту ставится государственная безопасность, то, конечно, этими деньгами будут пренебрегать. И ещё, скажу я вам, эти деньги, которые хранят наши миллиардеры на Западе, являются инструментом войны против России.

С. К.: А Трамп — это панацея для нас?

А. П.: Нет, конечно. Возможно, у нас есть иллюзии по поводу Трампа, но я думаю, что, если Трамп победит на выборах, вступят в действие глубинные маховики американской внешней политики.

С. К.: Что вы имеете ввиду? Хуже будет?

А. П.: Нет, хуже не будет, но и лучше особенно не будет.

С. К.: Как зовут, откуда и ваш вопрос Александру Проханову. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, меня зовут Владислав. У меня вопрос по поводу Сирии. Скажите, пожалуйста, когда шли переговоры с Ираном со снятия санкций, я не понимаю, что Соединённые Штаты так сильно давили на Иран? Ведь они считаются друзьями как бы Асада, ведь без иранских сухопутных войск победить ИГИЛ будет нельзя. Понимаете? Бомбардировками одними их не выбить. Нужно сухопутные войска. А кто может послать туда? Только Иран.

А. П.: Я, когда был в Иране несколько месяцев назад, говорил там с очень высокопоставленными людьми военной разведки. И они мне сказали, на тот период, уже тогда, около тысячи убитых иранцев вернулось с сирийского фронта в Иран в гробах. А это для такой страны, как Иран, ощутимо. Поэтому крупномасштабная военная операция исключена, поэтому сирийская тема будет очень долго висеть над Ближним Востоком и над миром.

 С. К.: У нас полторы минуты остаётся, поэтому активизируйтесь. Здравствуйте, как вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Здравия желаю. Сергей Борисович, Москва. Александр Андреевич, скажите, пожалуйста, я недавно слышал, что вы выпустили книгу "Путин как зеркало Изборского клуба". Так вот, эта книга — продолжение, эстафета или отрицание заглавия вашей статьи в мае 7-го года "Путин — сердечная недостаточность России"? Ответьте, пожалуйста, на этот вопрос.

А. П.: Да, я понял ваш вопрос. "Путин как сердечная недостаточность России" — это моя работа, написанная мною вот в эти первые путинские постъельцинские дни, когда у меня было очень резкое отношение к Путину как просто к слегка улучшенному варианту Ельцина. С тех пор, повторяю, мои представления о Путине менялись и продолжают меняться, потому что Путин не является константой. Это раз. Второе: книга "Путин в зеркале "Изборского клуба" — это коллективная работа. В этой работе принимало участие, может быть, полтора десятка наших лучших интеллектуалов, и это далеко не полная апология: "О, великий Путин, о, наш отец, о, наш духовный лидер". Это достаточно трезвая и жёсткая оценка его деяний, его достижений и той области, где ему ещё предстоит эти достижения осуществить или не осуществить.

С. К.: Здравствуйте. Как вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер, Владимир. Александр Андреевич, если наша властная элита всё-таки решится, как вы говорите, на такие реформы серьёзные, это будет какой-то глобальный проект или местный, внутренний, региональный? И если всё-таки он будет глобальный, что мы можем взамен этому постлиберальному миру предложить?

А. П.: Я думаю, что реформы неизбежны. Россия взорвётся от этих чудовищных энергий, Россию будут подпирать снизу огромные глухие взрывы народного недовольства, а сверху будет Россию подпирать безответственность и бездарность элит, которые не в состоянии провести эти реформы. Реформы неизбежны. Я думаю, что они не будут повторять реформы ГКЧП или реформы Великой Октябрьской социалистической революции. Я жду, что всё-таки среди нас, среди путинского окружения, есть человек, который готов взять на себя эти функции. Есть Столыпин, есть Дэн Сяопин, есть Макнамара.