Сухопутные корсары: Как русские "коммандос" Наполеона победили

Фамилии Фигнера и Сеславина слышал любой школяр, не спавший на уроках истории, а мемуары Дениса Давыдова благодаря бойкому перу автора стали настоящим бестселлером, издававшимся бесчисленное число раз.

Однако при разговорах о партизанской войне под одной вывеской подаются два совершенно разных явления. Запечатлённые Верещагиным крестьяне в армяках действительно существовали и действовали в войну 1812 года. Однако они в реальности обычно не являлись партизанами в строгом смысле и не назывались так современниками.

Русские создали фактически два разных движения. В местах, не занятых противником, местными дворянами, чиновниками, отставными офицерами или самими крестьянами создавались вооружённые отряды самообороны. Эти группы, называвшиеся кордонами, были действительно народными дружинами, но их задачи сильно отличались от партизанских действий. Собственно, крестьяне в массе своей и не имели навыков, необходимых для операций в тылу противника. Однако они могли выполнять свою важную работу: патрулировать "прифронтовую полосу", защищать собственные деревни от разорения противником, уничтожать или пленять мародёров и фуражиров неприятеля, да и своих мародёров, когда кто-то из солдат забывал о дисциплине. К тому же в войну неизменно появляются обычные уголовные банды, 1812 год не стал здесь исключением: в лесах жили разбойники, не ведущие вообще никакой войны и только поправляющие своё материальное положение за счёт соседей. Так что кордонам было чем заняться и без диверсий в тылу противника.

В снабжении армии Наполеона огромную роль играла реквизиция (или закупка) продуктов у населения. Бонапарт старался не отягощать свою армию лишними обозами, предполагая, что войско вполне может прокормиться на месте. Однако в России это стало невозможным, и свою роль здесь сыграли кордоны, не позволявшие грабить собственные деревни, кроме как усилиями хорошо вооружённых крупных отрядов Великой армии. Собственно, этим и объясняется тот факт, что самые многочисленные крестьянские отряды создавались в уездах, противником вообще не оккупированных. Партизанские действия в чистом виде совершались ими от случая к случаю, и чаще всего объектом нападений были совсем слабые французские отряды или одиночки.

Совершенно иные задачи стояли перед армейскими "партиями" и летучими отрядами. Именно их и имели в виду, говоря о партизанах, непосредственно в эпоху Наполеоновских войн. Здесь вооружённые косами обыватели попадались уже в качестве исключений и в основном на вспомогательных ролях вроде проводников.

Основу этих партизанских отрядов составляли регулярные или казачьи части, а функции соответствовали скорее современному армейскому спецназу. Фуражиры и мародёры могли попадаться им в руки, но целенаправленно за ними охота обычно не велась: слишком мелкая дичь. Главной целью партизан были коммуникации противника, склады, конвои, курьеры с донесениями.

Тыл Великой армии был плохо защищён, так что успехи партизан оказались неожиданно велики, притом что массовая отправка отрядов во французский тыл началась в сентябре, а в декабре война уже завершилась. Таким образом, движение, принёсшее множество бед силам Наполеона и немало поспособствовавшее полному коллапсу Великой армии, уложилось не более чем в 120 дней.

Интересно, что как минимум один из этих отрядов наполовину состоял из… солдат армии Наполеона. В конце августа подполковник Дибич получил задание тревожить французские коммуникации под Дорогобужем. Для этого ему выделили отряд примерно в 200 человек, но вскоре к нему прибились ещё 210 немецких солдат французской службы. Правда, особой славой он себя не покрыл, пробавляясь мелкими стычками, но факт есть факт: на русской стороне воевал крупный отряд перевербованных пленных. По мере того как численность партизан росла, они стали позволять себе всё более масштабные акции. Крупнейшего же успеха партизаны добились, соединив силы нескольких отрядов сразу. Вот как это произошло.

В октябре Наполеон уже начал готовить себе путь к отступлению. Пробиваться на запад он, однако, хотел не по старой Смоленской дороге, а через пощажённую войной Калугу. Следовало заранее позаботиться о том, чтобы отступающие войска встретили на пути и снабдили всем необходимым. Ради этого к югу от Смоленска отправилась дивизия под началом генерала Бараге д'Илье.

Бараге не относился к широко известным наполеоновским генералам, но он успел поучаствовать во многих кампаниях — от итальянских походов и Египта до Аустерлица и Испании. В конце октября он прибыл в район Ельни, где строил склады и расставлял гарнизоны. Однако после битвы у Малоярославца и отступления основных сил Наполеона на Смоленск по прямой дивизия Бараге, предающаяся хозяйственным работам, повисла в воздухе: навстречу ей теперь никто не шёл. Впрочем, Бараге д'Илье не особенно тревожился по этому поводу: он полагал (и справедливо), что для русских это направление вспомогательное.

Однако в один прекрасный ноябрьский день отряд Дениса Давыдова захватил на дороге нескольких французских кавалеристов. Растерянные пленные сообщили, что неподалёку разместились в нескольких деревнях основные силы дивизии. Знаменитый партизанский атаман тут же почуял запах добычи и разослал вестовых ко всем командирам, кто находился поблизости.

Характерна ремарка из письма Орлову-Денисову, командующему крупным казачьим отрядом: "Властолюбие моё простирается до черты общей пользы. Возьмите нас под своё начальство, и ура! С Богом!"  Вскоре в маленькой деревне собрались сразу четверо знаменитых диверсантов: Давыдов, Фигнер, Сеславин и Орлов-Денисов. Под их началом находилась маленькая партизанская армия в 3300 человек. Разумеется, даже такой силой они не могли уничтожить всю дивизию, но перед ними лежала более скромная цель: деревня Ляхово, где находилась бригада в 1600 человек под командованием подчинённого Бараге, генерала Ожеро. На неё-то русские и нацелились. Вблизи деревни взяли новых языков, которые подтвердили численность противника и блаженное неведение насчёт присутствия партизан.

9 ноября около полудня отряды вышли из лесов вокруг Ляхова. Партизаны действовали с производящей впечатление точностью и решительностью. Орлов-Денисов блокировал дорогу на Смоленск, Давыдов разместил перед деревней цепь спешенных казаков с ружьями, а ещё один отряд послал перекрывать оставшиеся пути. Французы не успели и опомниться, как на близлежащий холм выставили четыре пушки и принялись обстреливать деревню. Ожеро решил контратаковать пеших казаков, но только вышел на засаду: партизаны имели несколько эскадронов за ближайшим холмиком.

На дороге показался в силах тяжких главный контраргумент французов — отряд кирасир. Русские сгоряча оценили его численность аж в 2000 человек. Такой толпе латников у Ляхова было неоткуда взяться, но и 300 реально идущих по дороге тяжёлых кавалеристов могли стать серьёзной опасностью. Однако им уже подготовили сногсшибательный сюрприз: французам, чтобы добраться до Ляхова, требовалось переправиться через небольшую, но болотистую речку. На переправе их контратаковали казаки и драгуны и опрокинули в болото: редкий случай успешной атаки лёгкой иррегулярной конницы против тяжёлой. Сыграл точный расчёт момента: при переходе моста французы не могли быстро развернуться в боевой порядок и ударить навстречу. Захваченные в тот день нагрудники позже пошли на комплектование русских кирасир, а пока единственная надежда на немедленное спасение Ожеро оказалась размётана по дороге.

В наступающих сумерках пушки продолжали бить по горящей деревне. Частая стрельба в какой-то момент принесла успех: у Ожеро взорвались зарядные ящики. После этого русские решили, что генерал созрел для серьёзного разговора. Фигнер отправился к Ожеро, рассказывая французскому военачальнику страшные истории о пятнадцатитысячной армии, окружившей и Ляхово, и всю дивизию Бараге. В более спокойной обстановке тот, может быть, и сохранил бы ясность разума и твёрдость духа, но сидеть среди разгорающихся пожаров под аккомпанемент взрывов собственного пороха было слишком неприятно, а Фигнер уже имел жуткую репутацию у французов, поэтому Ожеро решил не артачиться и сложил оружие вместе со всей бригадой.

Для Бараге д'Илье капитуляция Ляхова означала конец карьеры. На глазах у незадачливого полководца из-под носа увели целую бригаду с генералом во главе! Вдобавок партизаны в несколько дней захватили все с таким трудом собранные склады с продовольствием, и это было чуть ли не более сильным ударом для голодающей армии Наполеона, чем потеря бригады: в один момент исчезли сотни телег с провиантом.

Партизаны здесь, что интересно, действовали не слишком типично для себя. Всё же они не ставили себе задачей атаки на крупные отряды противника. Однако сочетание отлично организованной разведки, быстроты реакции, решительности и профессионализма позволило не просто разгромить склад или обоз, но захватить в плен сразу крупную часть. Царские "коммандос" показали себя способными на нечто большее, чем просто диверсии.

С окончанием войны 1812 года партизаны, разумеется, никуда не исчезли. Если крестьянские кордонные отряды остались глубоко в тылу, то армейские летучие группы, наоборот, пережили пик активности. Кампания начала 1813 года в Польше стала поистине мучительной для обеих сторон. Из России возвращались остатки наголову разгромленной Великой армии Наполеона, по их следам шли русские войска. И без того бедная страна с трудом могла прокормить идущие через неё рати. Русские были истощены прошедшей войной на своей земле и нуждались в передышке, чтобы подтянуть тылы, собрать выздоравливающих и отставших, которые стали едва ли не главным источником подкреплений. Однако прекращать нажим на французов никому не хотелось. Неман не стал волшебным рубежом, после которого остатки армии Наполеона нашли покой, и многие погибли или попали в плен, уже формально выбравшись с промороженных русских полей.

22 января к Кутузову обратился Александр Чернышёв. Этот 27-летний командир сам по себе был примечательной личностью: дипломат и светский лев, он успешно занимался шпионажем после Тильзитского мира. Французский министр полиции Савари тогда не воспринял его всерьёз: красавец в мундире казался повесой и фатом, слишком легкомысленным для работы шпионом. Однако под личиной прожигателя жизни скрывался холодный и здравый аналитический ум. В 1812 году Чернышёв оставил тайную войну в пользу явной: он командовал конным отрядом в армии Чичагова на южном фланге Русской армии.

Теперь он предложил старому фельдмаршалу сформировать три летучих отряда для операций глубоко во французском тылу. Доводы Чернышёва были вполне разумны: потери французов в людях были тяжёлыми, но потери в лошадях — просто катастрофическими. Войско, которое создавал Наполеон во Франции взамен погибшего, было также малоподвижным: рекрутов было найти проще, чем кавалерийских лошадей. Так что мобильные лёгкие отряды могли даже при небольшой численности сыграть громадную роль в новой кампании. К тому же русские собирались склонить прусского короля к решительному выступлению против Наполеона, и здесь не имелось лучшего аргумента, чем пусть малочисленные, но активно действующие русские войска, вступающие в Пруссию и наносящие противнику поражения.

Кутузов согласился, и летучие отряды устремились французам в тыл. Одним из них командовал сам Чернышёв. Общая численность этих отрядов составляла всего-то около шести тысяч бойцов, однако они состояли из опытных офицеров и солдат и были хорошо обеспечены сытыми лошадьми. После фатальных потерь 1812 года французам просто нечего было противопоставить этой стае шершней. Да, по гарнизонам стояло много солдат. Но русские не были так глупы, чтобы нападать на готовые к бою пехотные колонны или крепости. Зато они парализовали коммуникации, разгоняли или брали в плен идущих к армии новобранцев, жгли склады с провиантом.

Французский тыл оказался затерроризирован, а командовавший в отсутствие Наполеона маршал Богарне просто не нашёл, что противопоставить этой тактике. Под нажимом партизан и основной армии французы решили эвакуироваться за Одер, рассчитывая, что тающая река станет хорошим рубежом, а немногочисленные переправы можно взять под контроль, но партизаны в последний момент успели перемахнуть через Одер по тонкому льду. Уверенность в своих силах была настолько велика, что отряды были готовы на самые дерзкие решения.

Одной из важнейших задач этих групп была разведка. Приказы, планы и донесения доставлялись курьерами, но ни один посланник не мог отправляться в путь без риска встретить группу жизнерадостных казаков, которые даже в центр Берлина проникали задолго до подхода к городу главной армии. В конце концов именно добытые партизанами сведения о намерениях французов повлияли на решение брать Берлин: германскую столицу занял совсем небольшой отряд, но благодаря своим энергичным диверсантам русские точно знали, что никакой опасности для него нет.

Партизанские операции 1813 года не слишком-то известны в России. А ведь в эту кампанию летучие отряды сыграли роль, значимую не только на тактическом, но даже на стратегическом, а если говорить о падении Берлина, то и на политическом уровне. О планах и состоянии войск Наполеона благодаря перехваченным курьерам русские часто знали столько же, сколько французские генералы.

К тому же от этого урагана в собственном тылу французы утратили массу военного имущества: казаки захватывали всё — от складов пороха и зарядных ящиков до конской упряжи. А иногда трофей оказывался не только важным в военном отношении, но и очень приятным. Самый яркий подобный случай произошёл через несколько месяцев.

В августе 1813 года в удалой набег по тылам французов ушёл отряд Владимира фон Левенштерна. Левенштерн — гедонист, игрок, дамский угодник. Помимо этих качеств обладал огромной любовью к авантюрам, смёткой и решительностью — короче говоря, как раз теми качествами, что необходимы партизану. В державе, владеющей большим количеством заморских колоний, он наверняка стал бы корсаром, однако в походе против Наполеона его талантам нашлось применение и на сухом пути.

Путешествуя по Германии, от пленных Левенштерн узнал, что в зоне досягаемости находится казна маршала Удино — жалованье на десятки тысяч французских солдат и офицеров. Разумеется, перед такой добычей партизанский атаман не мог устоять. К великой радости самого полковника и его казаков, казна охранялась слабо, "инкассаторов" диверсанты разогнали стремительно. Однако теперь предстояло придумать, что делать с захваченной горой золота и ассигнаций. Главная угроза исходила вовсе не от французов: их партизаны быстро и успешно перехитрили. Однако собственные казаки облизывались на добычу, а в Берлине, где располагалась уже русская тыловая база, сидел военный комендант, уверенный, что деньги, которые вёз домой Левенштерн, будут отлично сохраняться именно под его охраной и в его ведении. Мало того, за отрядом Левенштерна гнался другой русский партизанский отряд, командир которого страстно хотел помочь товарищам по оружию охранять золото.

Однако Левенштерн сдаваться не собирался. От отряда "помощников" он сумел убежать, отчаянно маневрируя, а своим казакам раздал достаточно, чтобы те стали сообщниками. Теперь осталось победить коменданта Берлина. Левенштерн спрятал заветные телеги прямо в городе, а рты болтунам и тыловым чиновникам затыкал, запуская руку прямо в трофеи. Как выражался сам лихой командир, он "был рад быть полезным для своих друзей".

В конце концов, разумеется, Левенштерн сдал добычу — на грандиозную сумму в 2,4 миллиона рублей. Понимать это следует так, что 2,4 миллиона — это то, что добралось до командования. Сколько денег реально было отобрано у бедняги Удино, знал только сам корсар. Во всяком случае, в Берлине случился локальный всплеск инфляции (!), торговцы вином и шампанским чрезвычайно обогатились, а в публичных домах Берлина случился праздник, длившийся неделями. Может, победители и проявили себя как не самые дисциплинированные бойцы, но после такого урона, нанесённого карману неприятеля, они имели все основания гордиться и слегка вознаградить себя за ратные труды.

В дальнейшем летучие отряды действовали чаще в качестве авангардов армий, чем в роли партизан классического толка. Армии боровшихся против Наполеона союзников уходили всё дальше на запад, а вскоре вступили и в саму Францию. Партизаны выиграли свою войну.