У папы Ктулху день рождения

Смиритесь, вы не знаете Лавкрафта. Ну и невелика потеря: даже биографы писателя констатировали то же самое. А всё потому, что он — человек-противоречие, создавший не только жанр ужасов в знакомом нам виде, но и миф имени себя, где найти настоящую, свободную от домыслов личность не так-то просто. Обычно статьи о его жизни не дают ничего, кроме вереницы дат и смертной скуки, но попробуем найти истину в споре взаимоисключающих параграфов.

Никто не умел с такой же элегантностью совмещать несовместимое, как Лавкрафт. Гуманитарий и материалист, страстно любивший науку и в то же время веривший в её пагубность, — это сочетание и сегодня из ряда вон, не говоря о начале XX века. Природа наделила Лавкрафта цепкой памятью: он мог припомнить каждое событие своей жизни, начиная с трёх лет. Научившись читать в два года, проглатывал книги одну за другой, непринуждённо цитируя любую. В школьном возрасте выучил латынь и греческий, безупречно знал английский и читал по-французски. Но его ум пасовал перед вычислениями, из-за чего пришлось оставить мечты о карьере астронома и химика, хотя он живо увлекался обеими дисциплинами до конца своих дней.

Ребёнком Говард влюбился в античную культуру, из-за чего ополчился на христианство, в котором видел "оковы сирийского суеверия, наложенные Константином". Где другим детям мерещились ангелы, он воображал фавнов, а пока сверстники в мечтах путешествовали по Эльдорадо, он грезил об Атлантиде. Но на пике писательской формы он вывернул античность наизнанку. Мифология Древней Греции двигалась от хаоса к порядку, где уродливых порождений земли вроде титанов, сторуких и химер сменили боги Олимпа, очеловеченные вплоть до бытовых разборок и пьянства с адюльтером. То есть место в центре вселенной у греков занял человек, способный познавать и менять окружающий мир.У Лавкрафта этот процесс запущен вспять: от торжества разума — к доисторическому ужасу, от которого героев не спасают ни силы добра, ни логика. Придуманные им демоны Йог-Сотот, Азатот, Ктулху — это те же хтонические монстры, они гораздо древнее пирамид и олицетворяют безразличные силы природы. Люди для них сродни муравьям.

Дурную славу автору принесла ксенофобия: несмотря на презрение к итальянцам, он хвалил Муссолини и одобрял фашизм, а эталоном человека считал "белокурую бестию". Зато русские были для него отбросами, евреи — крысомордыми людишками, негры — сальными шимпанзе. Недолгое пребывание в Нью-Йорке он полюбил за знакомство с архитектурой мегаполиса, но возненавидел из-за иммигрантов и "цветных". Когда чернокожий художник Перри вырезал из бумаги силуэт писателя, тот отпустил комплимент: "Неплохо для обезьяны". Разве не удивительно в свете подобных взглядов, что он женился на еврейке с украинскими корнями Соне Гафт Грин?

Лавкрафта принято считать нелюдимым. Однако редкий отшельник оставил после себя столько же писем — их количество по разным оценкам составляет от сорока до ста тысяч (часть уничтожена). И какие это письма! Многие снабжены иллюстрациями, а есть целые трактаты объёмом в десятки листов. И разве мог затворник завести столько друзей, не все из которых, кстати, отвечали его критериям джентльмена? Так, среди нью-йоркских приятелей писателя был поэт Гарольд Крейн — обаятельный малый, пока не выпьет. Зато во хмелю он даже в гостях ругался матом, ломал мебель, бегал перед товарищами нагишом, а затем шлялся по кабакам, надеясь на половой контакт с матросами.Обладая пусть и громоздким, но вполне узнаваемым стилем, Говард сокрушался: "Здесь я Лавкрафт-По, там — Лавкрафт-Дансени, а где же Лавкрафт-Лавкрафт?" Неуверенность в собственном таланте преследовала его постоянно, свои повести и рассказы он то и дело называл "хламом", "антикварной чепухой". Однако благодаря чутью языка подрабатывал редактором и автором-призраком, создавая произведения за других. Среди заказчиков попадались как ничем не примечательные графоманы, так и знаменитости тех лет — например, фокусник Гарри Гудини. Советуя авторам избегать прилагательных ни о чём вроде "необъяснимый", "невыразимый" или "неописуемый", всё же злоупотреблял ими, как Эдгар По — алкоголем.

Почти всю жизнь его содержали женщины: сперва мать, затем жена и тётка. Когда не хватало денег, он без зазрения совести продавал подарки родственников или ружья из коллекции, доставшейся ему в наследство от деда. Враг прогресса, расист, мизантроп, ипохондрик, сластёна, маменькин сынок, заработавший первые доллары в 28, и маменькин же милитарист — такой Лавкрафт вряд ли кому симпатичен. Зато собеседник, каких мало, и щедрый друг, готовый жить впроголодь, но ссудить коллеге пару баксов, — это уже что-то. Единственное в жизни бранное слово shit он произнёс, когда на вечеринке ему незаметно подлили алкоголь в ситро. Собеседники видели в нём образец добропорядочности, а медсёстры из больницы, где Лавкрафт умер от рака кишечника в 1937-м, отмечали исключительную стойкость, с которой писатель переносил болезнь. Будучи джентльменом, он просто не хотел портить медикам настроение, выставляя напоказ свои муки. Так знаете ли вы Лавкрафта? Чёрта с два!

Говард Лавкрафт — самый влиятельный автор в истории литературы после Гомера. Не обязательно знакомиться с его рассказами, чтобы заметить их влияние на культуру. Кто не слышал о Ктулху или книге зла "Некрономикон"? Или об Аркхеме, который сейчас прочно ассоциируется со вселенной "Бэтмена"? А монстры с осьминожьими щупальцами, которые до сих пор в ходу у создателей комиксов, фильмов и игр — вплоть до японских порнографов? Без рассказа "Дагон", где из-за извержения подводного вулкана на поверхность океана всплыл кусок дна с доисторическим демоном, не было бы ни Годзиллы, ни "Тихоокеанского рубежа". Карпентеровское "Нечто" смотрели? Снят под впечатлением от "Хребтов безумия". И наверняка многих пленил Стивен Кинг — его-то вдохновители известны.

Тем удивительнее, что читать Говарда Филлипса — работёнка не из лёгких. Особенно это касается ранних сочинений, где высятся зиккураты прилагательных и наречий, редко ведущих к ясности образа. Он не создал ни одного яркого персонажа, оказался скуп на диалоги и метафоры, в его мире нет ни секса, ни денег. Но концептуально эти сочинения опередили время и, к счастью, дошли до нас в первозданном виде. Лавкрафт не разрешал ничего в них менять: либо публикуете как есть, либо отправляете рукопись в мусорное ведро. Издатель мог безнаказанно зажилить гонорар, оспорить художественную ценность рассказа в переписке, но не вычеркнуть из него хоть слово.

Если что и советовать из произведений мэтра, то так называемые "старшие тексты", написанные в Провиденсе с 1926-го по 1934-й — между разводом с Соней Грин и болезнью. Это "Зов Ктулху", "Краски из космоса", "Ужас Данвича", "Шепчущий во тьме", "Сны в доме ведьм", "Тень над Иннсмутом", "Бездна времён" и "Хребты безумия". Первая повесть — основа основ мифологии Ктулху, а последняя — вершина творчества писателя, где он облегчил стиль от лишних наворотов. Здесь антарктическая экспедиция столкнулась с представителями внеземной цивилизации, а те — сюрприз! — оказались ещё теми гадами. "Тень над Иннсмутом" прослыла наиболее расистским (не считая некоторых писем) опусом, где под видом вырожденцев с рыбьими глазами изображены негры. Хотя писатель выступал против комических эффектов в искусстве, он создал цикл рассказов "Герберт Уэст — реаниматор", пропитанный чёрным юмором в духе кинолент Гая Ричи.

Влияние Лавкрафта на игры так же безбрежно, как и на любую отрасль массовой культуры: оно простирается от квестов начала 90-х до шутеров DOOM, Quake, космического экшена Dead Space и ролевого Bloodborne. Когда к французскому писателю Мишелю Уэльбеку, автору эссе "Г.Ф. Лавкрафт: против человечества, против прогресса", подходили за автографом читатели, он отметил, что почти никто из них толком не читал мастера ужасов, зато многие прошли игры по мотивам его произведений.

Связь мифов Ктулху с геймерами стала особенно тесной в приключенческом сериале Alone in the Dark, первая часть которого вышла в 1992 году и вдохновила многих разработчиков, включая авторов Silent Hill. Поскольку оригинал устарел, сегодня есть смысл сыграть разве что в предпоследний выпуск — Alone in the Dark 2008 года (в адрес Alone in the Dark: Illumination 2015-го маэстро не постеснялся бы сказать shit второй раз в жизни). Хотя здесь уже нет полулюдей-полурыб и ночных мверзей, носивших юного Говарда над страной снов, зато остались щупальца, готика с горгульями, камни-амулеты и огненные нокауты для ведьм.

Особняком стоит продукция студии Frictional Games, оба основателя которой, Томас Грип и Йенс Нильссон, с детства зачитывались автором. Свой первый движок Томас назвал HPL — угадайте, чьи инициалы? Все игры Frictional, кроме разве что SOMA, навеяны вселенной Ктулху. Двухмерный хоррор Fiend посвящён Нику Кейну, который исследует шахту, но натыкается на зло. В трилогии Penumbra Филип Говардович Лафреск (намёк понятно на кого) точно так же странствует по штольням Гренландии, отбиваясь от зомби-собак и прочей чертовщины. Здесь же Грип и Нильссон использовали бессмертие врагов, что вообще-то логично: демоны Лавкрафта живут вечно, да и прикончить их не так просто. Апогей лавкрафтианы Frictional — хоррор Amnesia: Dark Descent, где одной из характеристик героя служит его психическое здоровье.

Идея неоригинальна — фактор морали есть в Eternal Darkness: Sanity’s Requiem, созданной усилиями Silicon Knights в 2002-м. Именно отсюда Грип и Нильссон позаимствовали помешательство героя: чем страшнее картины перед ним, тем труднее действовать. Только в Eternal Darkness эти затруднения ещё и проламывают четвёртую стену. То есть игра имитирует поломку консоли, вплоть до синего "экрана смерти", отключает управление, шалит со звуком и файлами сохранения. По ту сторону экрана чокнулся персонаж, а по эту программа заставляет сомневаться в психике самого игрока. Увы, для прохождения хоррора в наши дни понадобится либо эмулятор GameСube, либо сама консоль от Nintendo. Но оно того стоит.

Конечно, Silicon Knights и Frictional Games осмыслили рассказы Лавкрафта не дословно. Если нужна буквальная интерпретация, то с этой ролью справляется гениальная Call of Cthulhu: Dark Corners of the Earth. Здесь и действие разворачивается в Иннсмуте, и бестиарий набран аутентичный. А сюжет стартует в психбольнице Аркхема (Arkham Asylum) с исповеди героя. Начать с развязки — типичный приём писателя, отточенный им в "Дагоне". Мол, дни мои подошли к концу, сейчас выброшусь из окна, выстрелю в голову, повешусь, но сперва послушайте, как я докатился до жизни такой и стал наркоманом (психом, калекой, журналистом).

Вообще игры по Лавкрафту — бесконечная история. Не потому, что по его сюжетам до сих пор что-то делают — скажем, The Sinking City от создателей детективных квестов про Шерлока Холмса из Frogwares. Дело в другом: разработчики обращались и будут обращаться к неистощимой фантазии писателя за приёмами, ситуациями, чудовищами — за идеями, иначе говоря. Правда, не всё то золото, что блестит. Из чего одни делают конфетку, другие цедят субстанцию погаже. Но это не отменяет актуальности Лавкрафта, непреходящей и неумолимой, как Ктулху фхтагн!