Лечат от одного, а умирают от другого

Кризис у нас?

Вроде бы да.

Вроде бы экономический.

Вроде бы потому, что нефть стала дешева и денег перестало хватать на то, на что раньше хватало даже с избытком.

Поэтому главный антикризисный стратег у нас Кудрин, который про бюджетную экономию и борьбу с инфляцией. А его основной официальный оппонент — Глазьев, который про включение печатного станка и дешёвые кредиты.

А ещё, говорят, есть Титов, который примерно как Глазьев, но только больше про поддержку бизнеса и облегчение контроля за экономической деятельностью.

Если не вникать в детали, на уровне внешней картинки примерно так всё и выглядит.

Одни говорят: экономика задыхается без денег, дайте ей жизни. Вторые: не надо никому ничего давать, всё равно половину украдут, а другую половину бездарно потратят на обогрев атмосферы.

В таком вот заколдованном кругу все разговоры и крутятся.

Но глядя на то, что происходит на выборах, на уровне отдельных округов в самых разных точках нашей обширной географии, я увидел несколько другое.

Что бросается в глаза при анализе хода выборной кампании?

Во-первых, люди вообще не отличают уровней власти и не дают себе труда в этом разобраться. Что кандидат в депутаты совета сельского поселения, что кандидат в депутаты Госдумы — для них всё это одна и та же "власть". Та единственная сила, которая может бомжей из подъезда изгнать, текущие трубы починить и детскую площадку отремонтировать. Не можешь — иди вон, не о чем с тобой разговаривать.

Никого не волнуют проблемы федерального законодательства, высокая международная политика и уж точно — судьба Стабфонда и текущая ставка ЦБ. Это чётко видно при анализе потока тех наказов, которые дают избиратели кандидатам. В основном уровень поднимаемых проблем — не просто местный, а совсем житейско-личный.

Во-вторых, есть огромный запрос от людей, чтобы с ними хотя бы начали разговаривать. Постоянные настойчивые жалобы кандидатам на своё местное начальство: нас не слышат, нас не принимают, от нас отгораживаются. Местные главы, когда им доводится участвовать во встречах, энергично оправдываются: денег нет, полномочий нет, это не наш уровень, ну вы же знаете.

На практике в значительном числе случаев кандидату оказывается достаточно просто донести до главы региона информацию о состоянии проблемы, и тут же выясняется, что не решалась она не потому, что не было денег, а потому, что местная власть с региональной годами не могла договориться по какому-то пустяковому поводу. Таких примеров только в тех округах, которые я наблюдаю непосредственно, десятки.

Местная власть отгораживается от жителей и бомбардирует региональную; региональная отгораживается от местной и ведёт многолетние бумажные битвы с федеральной; федеральная занимается растущей кучей "прорывных проектов" и систематически проваливается по накапливающемуся вороху проблем текущего управления.

Все на всех злые, но садиться договариваться никто не хочет — все пытаются раздавать друг другу команды, выясняя, кто тут главный.

В-третьих, выборы вскрыли растущую проблему некомпетентности управленческих кадров. На ответственных должностях сидят люди, которые элементарно не понимают в своей профильной сфере и категорически не обладают даже минимальными организаторскими способностями.

Руководители, начиная с уровня федеральных министров, постоянно жалуются на дефицит квалифицированных управленцев и вообще кадровый голод. Невозможно найти ни хорошего дворника, ни хорошего вице-губернатора. Дефицит дворников восполняют мигрантами, вице-губернаторов — старыми знакомыми, земляками и сослуживцами.

При этом каждый второй руководитель пытается делать какой-нибудь "губернаторский кадровый резерв", но чётких механизмов роста у навербованных "резервистов" нигде нет. В ряде территорий "резервисты", поначалу вдохновившись открывшимися карьерными перспективами, а потом убедившись в их эфемерности, превратились в источник пополнения для... антивластных ФПГ. Результат — аппаратный раскол, интриги и противостояния в региональных командах.

В-четвёртых, нарастают уже и бюджетные потери от общей разбалансированности системы управления. Скажем, рутинной стала ситуация, когда подрядчики по уже выполненным госконтрактам ждут своих денег месяцами, а то и годами. Те, кто работает с системой не первый год, заранее закладывают эти риски в сметы, причём уже на уровне подготовки тендеров, т.е. "со стороны заказчика". Механизм госзакупок работает тем кривее, чем больше в него вносят различных ограничений и уровней контроля — парадоксальным образом это приводит лишь к росту коррупции.

Всё это также вскрывается в ходе кампании: кандидатам приходится выступать в роли крайних за растущий управленческий бардак.

Казалось бы, какое отношение всё это имеет к экономическому кризису и бюджетному дефициту? Самое прямое.

1990-е оставили нам в наследство посткатастрофную, построенную "хозспособом", на коленке, архитектуру системы. Предпринимавшиеся в 2000-е попытки её как-то упорядочить (половинчатые административные реформы Козака, бурное нормо- и формотворчество Грефа, бюджетная централизация Кудрина, политическая вертикаль Суркова и т. д.) в итоге лишь нагромоздили лишних сущностей, ещё более осложнив и запутав управленческую логику — процедуры выработки, согласования, принятия и реализации решений превратились в тёмный лес, где чёрт ногу сломит.

Проблемы были залиты нефтяными деньгами, которые в результате погрузили всё это в серую, неоперабельную зону; логика работы системы редуцировалась до реактивной — где больше болит, туда кидают ресурсы, и так до следующего пожара.

Рост социальных расходов оказался не столько "платой за лояльность", как это часто любят представлять оппозиционные политологи, сколько камуфляжем управленческой близорукости посредством "терапевтического" снятия негатива в наиболее проблемных местах.

Наступивший сейчас дефицит доходов оказался подобен спуску воды в водохранилище - обнажилось вязкое илистое дно, захламлённое мусором и населенное разной специфической донной живностью.

Мы имеем дело не столько с экономическим, бюджетным или идеологическим кризисом. Мы имеем дело в первую очередь с кризисом системы управления и, в частности, с кризисом системы коммуникации власть-общество. Большинство проблем, остроактуальных для граждан, решаются вообще без бюджетных трат — просто за счёт отладки нормальных управленческих процедур и выстраивания партнёрских отношений между уровнями и ветвями власти.

Скажем, ситуация, при которой нынешний состав Госдумы из почти двух тысяч принятых им законов более половины получил из правительства, показывает, что законотворческой деятельностью у нас почему-то занимается в основном не законодательная, а исполнительная власть.

И это, в частности, означает, что всё это время исполнительная власть не занимается своим прямым делом, то есть исполнением, практической реализацией этих самых законов. Она пишет новые — взамен старых, которые не работают — хотя нет никаких объяснений, почему эти новые будут-таки работать.

Это лишь пример, показывающий суть проблемы на верхнем уровне. Но то же самое мы наблюдаем и в приближении до уровня двора и подъезда. Чиновники на местах систематически оказываются в ситуации, когда вместо рутинного, штатного исполнения своих функций они оказываются вынуждены решать невероятно сложные, внутренне противоречивые задачи, сформулированные по принципу "поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что". При очень жёстко работающих механизмах контроля и ответственности за неисполнение заведомо невыполнимого. И никому в их положении на жизнь не пожалуешься.

Плюнув на безнадёжное дело отладки штатных механизмов системы, верховная власть пытается то там, то здесь сформировать какой-нибудь особый внештатный орган или структуру по управлению изменениями — на эту роль сегодня претендуют и президентский совет по нацпроектам, и премьерский проектный офис, и АСИ, и ЦСР, и многочисленные "институты развития", и ОНФ, и даже особо приближённые вузы вроде ВШЭ и РАНХиГСа.

Штатные же механизмы — правительство, отраслевые министерства, региональные и местные структуры исполнительной власти — будучи неотлаженными сами, также постоянно пытаются отлаживать пространство вокруг себя, чтобы создать хотя бы локальные островки упорядоченности. В результате они начинают дублировать друг друга, конкурировать один с другим и, конечно же, требовать больше ресурсов: объём контролируемого потока денег прямо пропорционален весу той или иной институции в системе.

Итак, ещё раз.

Мы имеем дело не с экономическим, внешне- либо внутриполитическим, бюджетным или идеологическим кризисом. Мы имеем дело в первую очередь с кризисом архитектуры государственного управления. Для которого все прочие кризисы оказываются лишь усугубляющими факторами.

Мы имеем дело с дефицитом организационных, управленческих и коммуникативных инструментов системы, захлёбывающейся под накапливающимся грузом отложенных и вновь возникающих проблем.

Способна ли наша система его преодолеть сама, без радикальной встряски "сверху" либо "снизу"?

Полагаю, что да. Это трудно, но не невыполнимо.

Основная уязвимость сегодня — не столько в дефиците и слабости управленческих рычагов (их-то как раз предостаточно), сколько в неадекватной, методологически слабой диагностике. Грубо говоря, лечат от одного, а умирают от другого.

В нынешней управленческой картине мира, где основные индикаторы — рейтинги начальства и динамика изменений ВВП, основные задачи — "инновации" и "инвестиции", а основные проблемы — недостаток денег и "коррупция", вообще невозможно понять, что происходит и уж тем более что делать.

Самое простое (и потому ошибочное) — обвинить в происходящем верховную власть, т. е. президента. Но верховная власть не отвечает за диагностику. Она отвечает за формулирование и безусловную реализацию государственных решений, обеспечивая таковую всей своей подавляющей мощью.

Но если сбоит сама система выработки этих решений, если они основаны на ошибочных входящих данных и неверных методах их анализа, если коммуникация по их поводу ведётся на заведомо не пригодном к этому языке — как таковая эта мощь может оказаться бесполезной.

В этом смысле моя претензия адресована нашему интеллектуальному классу, который, разбившись на кучки и секты, годами и десятилетиями талдычит одни и те же навязчивые мантры, не желая ни слушать друг друга, ни хотя бы просто посмотреть по сторонам.

Проблемы в системе управления — это, в свою очередь, всего лишь следствие деградации управленческого мышления, зашоренности и концептуальной узости "стратегов", как придворных, так и приватных.

Результат выборов в Госдуму, видимо, не сильно поможет в понимании ситуации. Люди, поворчав, проголосуют в массе по принципу "плохонькие, да свои".

Но вот сама кампания, в особенности если смотреть на неё не через СМИ, а прямо "на земле", пользуясь выборами как потоком эмпирического материала для исследований, многое проясняет.

И грех сегодня этим не воспользоваться.