Главред Maxim: Чем крупнее и опытнее звезда, тем проще себя ведёт

М. АНДРЕЕВА: Доброе утро.

М. ШАХНАЗАРОВ: Здравствуйте! У нас традиционно в студии гость — Александр Маленков, главный редактор журнала Maxim. Александр, первый вопрос: Георгий Максимилианович — родственник вам?

А. МАЛЕНКОВ: Нет. Я с удивлением обнаружил, что есть очень много Маленковых. Это было оскорбительно, но это факт.

М.Ш.: Просто фамилия редкая.

А.М.: Знаете, не такая редкая. Я выяснял, есть ещё несколько.

М.Ш.: Как вам закрытие PornHub?

А.М.: Это какие-то условности. Если имеешь маломальский навык обращения с компьютером, это всё обходится.

М.А.: Зачем тогда это? Галочку поставить?

А.М.: Конечно, как и всё у нас — отчитались, отработали, при этом любой запускает всё. Этот виртуальный мир — ваш информационный и наш — никак не пересекается с реальностью. Мы говорим о вещах, которые в эфире существуют, а в жизни чаще всего нет. Все наши запреты практически не работают,  традиция у нас такая.

М.Ш.: Удивительно: вечером я захожу на новостные порталы, чтобы насытить программу на сегодняшний день, и главная новость висит — закрытие порноресурсов. То есть это ненормально, уже наступает какой-то мир абсурда. Поэтому этот вопрос и прозвучал.

А.М.: Да, я вчера тоже почти до утра пытался разблокировать, увлёкся.

М.А.: А у журнала Maxim были проблемы с Роскомнадзором?

А.М.: Конечно, были. Мы получали по несколько предупреждений в год. Ну, как сказать проблемы? Это, в общем, рабочий момент, законы делаются постоянно, причём не объясняются.

Тут невозможно ничего не нарушить, а при достаточно активном образе жизни вообще трудно ничего не нарушать. То, что у нас было можно вчера, сегодня нельзя, почему так — не объяснили. И главное, что подразумевается под "экстремизмом", никто толком не может объяснить.

М.Ш.: Мне сказали, что нельзя говорить четыре слова.

А.М.: Да, с этим тоже проблемы.

М.Ш.: Я начал искать замену: например, охурметь, хитровыстраданный и так далее.

М.А.: Вам нравятся эти точечки, которые некоторые делают?

А.М.: Нельзя точечки, вы что. Если можно угадать, что под точечками подразумевается, значит, вы уже нарушили закон. Да, это то, что мне разъяснили в Роскомнадзоре. В том-то и дело, что если, как вы говорите, "охурметь" — и понятно, что подразумевается…

М.Ш.: Хурма.

А.М.: Тогда да, нормально. А если точечки или звёздочки…

М.А.: Пишут первую букву, звёздочки и последнюю.

А.М.: Закон — вещь мёртвая и твёрдая, а язык — живая и гибкая, поэтому язык всегда найдёт лазейку и просочится.

М.Ш.: Допустим, если человек с собой что-то сделал сейчас, как я должен сказать? "Он пошёл в магазин, взял верёвку, нежно обвязал вокруг своей шеи, предварительно намылив, стал на табуретку и ушёл с табуретки, до этого привязавшись". А если я скажу по-другому, мне скажут: "Так, Шахназаров, ты занимаешься пропагандой суицидальных дел".

А.М.: Грань между информацией и пропагандой стирается. Что ни скажи — всё в каком-то смысле получается пропаганда. Бред полный, а мы их кормим.

М.Ш.: А что это, уход в Советский Союз? Я помню те времена…

А.М.: Всё хуже по-своему. В Советском Союзе никто всерьёз к этому не относился. Сейчас подросло поколение людей, которое всё принимает за чистую монету: всё, что говорят в телевизоре, все законы. У нас традиционно законы не работают, а некоторые не привыкли к этому и всерьёз относятся. Вы, что ли, не понимаете, что это удобный инструмент, когда гражданин в принципе виновен? Сделать такие законы. Не наказывать, но если вдруг нужно, пусть каждый про себя знает, что он хоть в чём-то виноват. Некий комплекс вины. С такими гражданами очень удобно жить.

М.А.: Нам пишут: "А если цель Роскомнадзора — получить привилегированный доступ?"

А.М.: То она выполнена.

М.Ш.: В журнале Maxim, который мне вручил Александр, на обложке Вера Брежнева совсем одета.

М.А.: Говори прямо: почти совсем раздета.

М.Ш.: Ну почему же, вот есть браслеты…

А.М.: А что ещё девушке надо? Зябко кутаться в цепочку и браслеты.

М.Ш.: Вопрос такой: лет 10 назад я общался с журналистом, и он говорил: "Ты понимаешь, газеты умрут лет через пять-семь. Семь — это максимум. А глянец будет вечным". Газеты выжили, а вот действительно ли глянец будет вечно?

А.М.: В мире или в России?

М.Ш.: Вообще в мире.

А.М.: Ни один носитель, как показывает история, не уходит совсем. Я уверен, что где-то сейчас кто-то и на бересте что-то пишет. Но я всегда провожу аналогию с аудионосителями. Конечно, есть дежурный носитель для эпохи, и от бумаги, которая была дежурным носителем несколько сот лет, сейчас приоритет передвинулся в сторону цифры. Но точно так же, как и звук — там были чаще изменения. Пластинки, которые были основным носителем звука, уступили по всем фронтам, причём несколько раз. Но никто никуда не делся: ни диски, ни плёнка, ни тем более пластинки. Они даже стали возвращаться. Как вы считаете, винил умер или нет?

М.Ш.: Нет.

А.М.: Ну вот так же и бумага: она перестала быть главным носителем, но никуда окончательно не денется — все, кто может себе это позволить, будут печататься маленькими престижными тиражами.

На сегодня самым удобным носителем является мобильный телефон.

М.А.: Всё равно у вас именно сайт более популярный, чем…

А.М.: Знаете, пополам: один по восходящей, другой по нисходящей. Просто происходит перетекание аудитории с бумаги в цифру. Я даже не считаю, что нужно оценивать, хорошо это или плохо. Это некая эволюция. Конечно, нам это не очень удобно, потому что надо перестраиваться, но бороться с природой бессмысленно, нам всем так удобнее, мы все с вами всё равно читаем с телефона.

М.Ш.: А сколько сейчас тираж у Maxim?

А.М.: Он меняется от месяца к месяцу, но порядка 150 тысяч экземпляров. Не то чтобы он упал в десятки раз, но он упал — он у всех упал.

М.Ш.: Тиражи книг упали до такой степени, что…

А.М.: Я был в поездке с ребятами, и серьёзные мужчины, ровесники говорили: "О, бумажная книжка? Уважаю". Это уже вот так воспринимается.

М.Ш.: Вы знаете, я тоже отношусь к бумажным книгам именно вот так, я тоже предпочитаю бумажную книгу.

А.М.: Вы знаете, уже раздражает, что в ней нет поиска. То есть ты хочешь что-то поискать, тыкаешь, ждёшь, что сейчас меню выпадет…

М.Ш.: Безусловно, в электронной книге столько всяких наворотов, которые позволяют проводить навигацию, и это действительно удобно. Но я как-то привык к бумажным книгам. Другое дело, что если ты надолго уезжаешь и тебе хочется больше почитать, надо брать какую-то электронную читалку.

А.М.: Я тут решил восполнить пробелы в жизни и прочитать "Дон Кихота". Обнаружил, что есть 50 версий на русском языке в таких разных переводах, что всё это вообще кажется разными книгами. Я скачал в планшет три, ещё две купил и сидел, перебегал между ними, потому что я понимаю, что смешной момент в книжке я уже не найду, а в планшете раз — и нашёл.

М.Ш.: Да, удобно тем, что там несколько разновидностей поиска. А как думаете, бумажные книги со временем исчезнут или всё-таки останутся?

А.М.: Это будет ниша, а не масс-маркет, для ритуала — с полки взять, перед камином сесть… Я не знаю, это будет 5% или 1%. "Цифровая молодёжь" сейчас с таким трепетом относится к материальным предметам, для них это уже здорово, престижно, приятно, поэтому это никуда не денется.

М.А.: Тут у нас Антонио Бандерас приезжал, он ведь и для вас тоже снимал.

А.М.: Я провёл с Бандерасом целый день, мы вместе снимали. Я, как любой гражданин, трепещу рядом с мировыми звёздами. Смешная ситуация, когда я как главный редактор присутствую на съёмках, то силовые линии распределяются. Я знаю, кто я, кто фотограф, функции. И как-то я так быстро переключился: вот он, фотограф, знакомое лицо опять же, и такая естественная ситуация, что мы работали, и я себе напоминал, что это Бандерас. Он, конечно, прекрасный человек.

М.Ш.: Ребята попроще, чем мы?

А.М.: У меня нет достаточной базы для такого сильного обобщения, я могу предположить, что да, но многолетнее наблюдение за звёздами говорит, что чем они крупнее, опытнее и более заслуженные, тем они проще. Как правило, к молодым не подступишься — у них звёздная болезнь. А это очень вежливый, обаятельный, предупредительный человек, который всегда со всеми фотографируется. Вот видно, что ему тяжело, но ни на секунду это никак не проявилось. Он хотел перекусить и шёпотом говорил: "А можно что-нибудь съесть?". Хотя, казалось бы, мог, и все его ждали бы.

М.А.: Список требований какой-то был?

А.М.: Ничего не было, он мудрый такой. Ему уже и годочков нормально — 56, но он так приятно, интересно говорил. Я не то что бы его горячий фанат и пристально слежу за его деятельностью, но он мне, конечно, нравится, он прямо стал моим героем. А девушки млели, падали, причём он для этого не делал ничего, они просто стояли рядом.

М.А.: Кого мы увидим в ноябрьском номере, Анну Седокову?

А.М.: Да, мы снимали Аню Седокову, у нас была знойная, южно-европейская тема, и она как раз подошла на эту роль по всем параметрам, и уже в ноябрьском номере журнала Maxim эта фотосессия будет. У Антонио Бандераса хобби — фотография, но это настолько большое хобби, что он выступает как фотограф. Сейчас идёт его фотовыставка, и он по-прежнему говорит, что он всего лишь любитель, но это была абсолютно профессиональная фотосессия. Он прямо убивался: лежал всё время на полу, зависал, менял позы, ракурсы, свет. Он больше со световиками общался, чем с нами, искал. А как он работал на модель — это надо просто послушать! Он комментировал каждое её движение, она от этого заводилась, и всё так эмоционально, страстно.

М.А.: У Антонио Canon или Nikon?

А.М.: Я даже не помню, какой был фотоаппарат, я даже не посмотрел.

М.А.: Он со своим был?

А.М.: Да, у него свой. Он ещё заказал пять штук, и ещё объективы менялись, как обоймы в пулемёте, — без конца.

М.А.: Я, кстати, читала отзывы о его выставке, и они довольно хорошие. Даже Ирина Хакамада похвалила, такая суровая женщина.

А.М.: Когда человек искренне любит женщин и снимает их, это всегда видно, видно ту энергию, которой он заряжает. Он снимает выставку, которая называется "Женщина в золоте" или что-то в этом духе, и это видно.

М.Ш.: Вы сами тоже пишете?

А.М.:

Да, я пишу, у меня в прошлом году вышел роман, который я уже успел полюбить и возненавидеть после этого. И я пишу рассказы. И сейчас ещё мы выступаем с литературными чтениями с двумя нашими товарищами, авторами. У нас три Александра: я, Цыпкин и Снегирёв, — и это неожиданно возымело успех, уж не знаю почему. Мы уже в который раз выступаем в Гоголь-центре, билеты раскупаются.

М.Ш.: Нас Цыпкин приглашал. Удивительно знаете что? Я удивляюсь, что рассказы сейчас идут, что их слушают.

А.М.: Это очень свежо. Я пытаюсь смотреть на наши выступления со стороны и понимаю, что это отличается от театра, кино и выставок. Не так уж много развлечений, где нужно подключаться интеллектуально, хотя, может, это и громко сказано. Это ценно, это живая литература. Это не стендап, но между стендапом.

М.Ш.: А честно, репетируете?

А.М.: Каждый по-своему. Есть элемент естественности, у нас нет режиссуры, мы сами. Я не репетирую, я еле успеваю перечитать свой текст перед выступлением. Цыпкин ходит что-то бормочет. Актёры же нас читают тоже, это так любопытно: один и тот же текст читают разные заслуженные актёры, и как они его прочитывают, тоже интересно смотреть. Мы тут поняли, что в основном такими вещами интересуется женская аудитория. Меня как участника и гражданина радует, что люди интересуются, ходят и готовы платить деньги за литературу.

М.Ш.: Во время чтения вы видите глаза. Вот я сейчас глаз не вижу, кроме ваших и Машиных, а ведь по глазам всё понимаешь.

А.М.: Да, это очень камерно. Это зал на 100—150 мест, происходит диалог, могут быть вопрос и ответы, живой смех — это потрясающе.

М.А.: Вот вы говорите, что у вас основная аудитория — женщины, а Maxim больше же мужчины читают всё-таки?

А.М.: Немного больше. У любого мужского журнала не меньше трети женской аудитории, у нас так и побольше. Да, девушкам интересно, и очень много писем приходит, которые начинаются совершенно одинаково: "Вы сейчас очень удивитесь, но я девушка, и я читаю ваш журнал". Я уже после слов "вы сейчас удивитесь" могу дальше не читать, потому что знаю, что будет.

Во-первых, многие девушки ценят женскую красоту, в отличие от мужчин, и для девушки это нормально. И, во-вторых, всё-таки журнал — это в основном тексты. Те, кто знает и читает журнал Maxim, в курсе, что это так, а кто не знает, судят по обложке, в которую мы также вкладываем много сил. Но основные силы уходят на текст, сочинение, стиль, и девушки это тоже очень ценят. И вообще, есть некая доблесть для девушки пользоваться мужскими вещами, будь то автомобиль, брюки или журнал.

М.А.: Я поэтому и спрашиваю: во всём наблюдается, что женщины оттягивают на себя мужские функции, и в политику потянулись всё больше.

А.М.: В последние века женщины рожали детей, и это очень отвлекало их от жизни. Они без конца ходили то беременные, то с младенцем и были лишены общечеловеческих вещей. И только сейчас они возвращаются в лоно человечества, начинают пользоваться общими вещами, которые до этого ассоциировались с мужчинами. Это и большие автомобили, ответственные посты и так далее.

М.Ш.: Спасибо! В студии был Александр Маленков, главный редактор журнала Maxim.