Чему Васильева научится, читая Аристотеля

Бывшая сотрудница Министерства обороны Евгения Васильева теперь учится изящным искусствам в МГУ им. Ломоносова. Сейчас в курсе эстетики она проходит греческую трагедию. Студенты говорят, что она прилежно занимается, посещает лекции и семинары. Наверняка она узнаёт для себя много нового и начинает понимать, что именно с ней происходило последние несколько лет.

Давайте разберёмся в этом и мы.

Почему сегодня, в декаду сериальной культуры, один сериал нас "цепляет", а другой вызывает зевоту? На самом деле здесь нет никакой загадки. Для нас всё разложили по полочкам ещё в IV веке до нашей эры.

Аристотель в своей главной работе по эстетике — "Поэтике" — подробно рассказывает, как на сцене нужно двигаться, как разговаривать, как наложить грим актёрам, как поставить свет. Современного читателя может насмешить нудная обстоятельность античных авторов. Но в те времена многие элементарные вещи приходилось разжёвывать.

Ведь это только для нас ерунда, а тогда нужно было объяснять, что такое "перипетия", что такое "фабула". То есть не объяснять, а придумывать.

Аристотель не забыл и о самом главном. Он объяснил, как работает произведение, как оно действует на нас. Например, нам нравится что-то узнавать, и потому мы в восхищении замираем перед красивой картиной.

Или разнообразные спектакли. В чём там изюминка? В том, чтобы сопереживать героям. И в том, чтобы было интересно, чтобы сюжет как-то увлекал. Аристотель об этом и говорил: нужно, чтобы зрителям было страшно и жалко. Он называл такое чувство катарсисом.

"Страшно" — это ведь примерно то же самое, что "интересно". Кстати, есть такой жанр — thriller. Дети думают, что триллеры — это "страшные фильмы", а взрослые знают, что они вовсе не обязательно страшные, а просто волнующие, интересные, остросюжетные. А жалко — это когда ты герою сопереживаешь, ассоциируешь себя с ним.

Ведь бывает так, что сюжет динамичный, закрученный. Но ты всё равно не втягиваешься. А всё дело в том, что герои тебе глубоко чужды — такие инопланетяне в плохом смысле слова. Тебе говорят: "Это может случиться с каждым!", а ты не веришь, видно же, что герои — какие-то глупые рептилоиды.

Бывает и так, что персонажи — ну вылитые друзья или родственники, но при этом всё равно не страшно. Потому что не сюжет, а тягомотина. Тебе: "Это может случиться с каждым!", а ты: "Так говорите, будто это что-то плохое".

У Аристотеля есть множество пассажей, которые и сегодня кажутся остроумными.

Например: "...прежде всего ясно, что не следует изображать на сцене переход от счастья к несчастью людей хороших, так как это не страшно и не жалко, а возмутительно". В самом деле, это выходит не трагедия. После таких спектаклей не к катарсису придёшь, а к пробуждению революционного самосознания.

Или: "...не следует изображать переход от несчастья к счастью дурных людей, так как это совершенно не трагично". Иначе говоря, каким-то незнакомым гадам сначала было не очень хорошо, а теперь у них всё нормально. Действительно, к чему тут трагедии — открой журнал "Татлер" и наслаждайся.

По Аристотелю, катарсис, то есть острое чувство страха и сострадания, может вызвать история о хороших, в общем-то, людях, с которыми по нелепой случайности случилось что-то очень-очень плохое. Один убил отца и женился на матери, другая хотела родственника похоронить, когда закон это запрещал, а её в пещере замуровали — ну, мало ли, с кем не бывает.

В представлении Аристотеля катарсис — необычайно полезная штука. Он улучшает настроение, нормализует обмен веществ, снимает симптомы депрессии и тревожного расстройства.

Некоторым философским звёздам нашего Серебряного века казалось, что речь идёт об "очищении от скверны", "искуплении вины", то есть о мистической, религиозной или хотя бы этической процедуре. Но большинство авторитетных историков философии склоняются к "медицинской" версии. Вот именно зависть, страх, ненависть, ревность, диарея, изжога, вздутие — надо удалять такое из организма.

А когда трагедии нет, то есть негодяи остаются без возмездия, всё это остаётся.

И потому важно понимать: речь идёт не только об эстетике. Наша повседневность — такое же кино. И пусть в большинстве случаев оно напоминает не греческую трагедию, а шоу "Дом-2", у людей всё равно есть чувства. Они всё равно ощущают, что несчастья хороших людей — это "возмутительно", что широкая дорога к счастью для законченных негодяев — это, мягко говоря, не трагично.

И именно в этой ситуации переизбытка всевозможных "мусорных" чувств стоило бы научиться отличать те редкие моменты, когда перед нами оно самое: не очень плохие люди, ужасные события, и никто особо не виноват. Катарсис. Освежает.