Памяти учительницы, каких больше нет
Фото: © L!FE / Александр Давашкин
У всех у нас была такая учительница (или учитель), чьё лицо и голос всплывают в памяти едва ли не при каждом упоминании о школе. Моя — Галина Анатольевна — представитель той, "старой", советской школы, о каких принято с сожалением в голосе и прицокивая языком говорить "сейчас таких нет".
Ей было за 60, у неё была взрослая одинокая дочь, смертельно больная, и муж — тоже не очень здоровый. Всю свою энергию, если не отчаяние, она выплёскивала на нас, учеников её класса в начальной школе. "Звонок для учителя!" — спешно и при этом грозно предупреждала она нас, пытавшихся роптать при звуках звонка, извещавшего о перемене. "А голову свою ты дома не забыл?!" — спрашивала она у кого-нибудь, оставившего дома карандаш. "Жертва" втягивала ту самую голову как можно глубже в плечи — будто и впрямь забыл. Летом мы учили "Бородино" — не отрывок, как предписывала школьная программа, а полностью. В выходные мы снова шли в школу: для отстающих Галина Анатольевна проводила дополнительные занятия. Бесплатно. Она снимала весь класс с физкультуры или ритмики ради занятий математикой или чтением. Она звонила вечерами нам домой, чтобы рассказать, чем и как занимался тот или иной ученик, думая, что родители не узнают. Обычно те вечера были испорчены последующим разбором полётов.
Она писала в дневнике жирным красным: "Позор! Жи-ши пиши с "и"!". И вечер дома снова был испорчен. Списывание и разговоры на уроках наша учительница карала непомерно сурово: в классе действовала круговая порука — мы все лишались перемены. 33 ученика, все мои одноклассники, сейчас не делают ошибок в письмах и знают точно, где нужна запятая, а где — тире.
Она заставляла звонить заболевшим одноклассникам и носить им тетрадки, чтобы дать переписать классную работу. У нас почти не было времени на классики. Мы всё время учились, таская в школу неподъёмные рюкзаки с внеклассным чтением. Работали, как выражалась Галина Анатольевна.
Наша первая учительница умерла, надолго пережив и дочь, и мужа. До конца её дней в квартире (и в больнице) было не протолкнуться: взрослые тридцатилетние мальчики и девочки мыли люстру, носили продукты, выносили судно и таскали для неё у собственных детей мясное пюре. На её могиле всегда чисто и аккуратно.