Регион

Уведомления отключены

8 октября 2016, 05:00

Жизнь после Нобелевки. Что значит быть лауреатом самой престижной премии в мире?

На этой неделе мир узнал имена главных научных звёзд этого года — лауреатов Нобелевской премии по физиологии и медицине, физике и химии. Мы знаем, за что эти люди получили почётную награду, но остаётся ещё много вопросов. Что это для них значит? Какой будет их жизнь теперь? Куда они потратят выигранные деньги? Нравится ли им эта роль? На эти и другие вопросы специально для Лайфа ответил Арье Варшель, лауреат Нобелевской премии по химии 2013 года "за компьютерное моделирование химических систем".

Фото: © REUTERS/Lucy Nicholson

Фото: © REUTERS/Lucy Nicholson

Мы встретили профессора Варшеля на V Съезде физиологов СН­Г и V Съезде биохимико­в России в Дагомысе (Сочи), где биохимики и физиологи собрались, чтобы обсудить исследования важнейших процессов в живых организмах на молекулярном уровне — от ферментов, ускоряющих все химические реакции, до клеток иммунной системы, атакующих внешнего врага. На форум профессора Варшеля пригласил его коллега — Александр Габибов из Института биоорганической химии РАН, который занимается дизайном ферментов.

— Мне дали премию за то, что я придумал, как можно изучать работу ферментов на компьютере, — говорит профессор Варшель, улыбается и опускает глаза, будто его смущает полученная награда. — Мои расчёты взаимодействия этих молекул друг с другом могут помочь в разработке лекарств, но это уже не моя забота, это делают те, кто занимается химическим дизайном, как профессор Габибов и другие учёные, — шутливо отмахивается лауреат.

Арье Варшель вместе с Мартином Карплусом и Майклом Левиттом одними из первых перестали играть в компьютерные игрушки и занялись настоящими компьютерными играми в 70-х годах прошлого века. Они играли в молекулы. Вначале молекулы представляли просто шариками, соединёнными палочками (так называемые ньютоновские объекты). Но затем встала задача понять, что происходит внутри этих шариков. Как они взаимодействуют и как эти феномены приводят нас к полученному результату? Поэтому к классической физике присоединилась квантовая механика. Как шутят учёные, большие процессы брал на себя Ньютон, а маленькие — кот Шрёдингера.

— Когда смотришь на часы, не понимаешь, как они работают, — смотрит на свои профессор Варшель. — Ты покупаешь себе удобные и красивые часы и больше ни о чём не беспокоишься. Если ты захочешь починить часы, ты это сделаешь без особых проблем, они довольно просто устроены. Но если мы говорим о биологических часах, то они подчиняются законам эволюции, в них постоянно что-то меняется. Чтобы починить такие часы в какой-нибудь биологической системе, нужно знать, как они работают на молекулярном, невидимом глазу уровне. Если мы в компьютере конструируем самолёты, то такие сложные и изменчивые модели, как белки, тем более необходимо строить в компьютере.

Компьютер — это мощный микроскоп современного учёного. Конечно, у исследователя, как и у повара, например, есть много инструментов работы с объектом — хроматографы (разделяют смеси на части), роторные испарители (избавляют от растворителя), спектрометры (определяют состав и структуру вещества) и другие приборы. Таким образом, учёный может увидеть очень многое, но ему практически не удаётся очень близко (не в нано-, а в пикосекундном масштабе) посмотреть на несколько объектов наблюдения в реальном времени. Точно так же, как повару не удаётся увидеть движущиеся молекулы, из которых состоят сыр, помидор и курица на томящейся в духовке пицце. Компьютер раскрывает тайны пиццы, а главное — человека. Получается, мы уже пользуемся лекарствами, которые создал компьютер?

— Нет, — твёрдо отвечает Арье Варшель. — Компьютерные модели пока лишь помогают рассчитывать поведение участников какой-нибудь системы, например комплекса белков. Большинство наших лекарств сделаны из маленьких структур, которые в организме совершают десятки тысяч движений. Если бы я задался целью выяснить, как работают ферменты в реальности, я бы потратил две тысячи лет. Компьютер помогает сократить время решения такой задачи, но не так сильно, чтобы мы узнали это сейчас, спустя 60 лет со времени начала моделирования в науке.

Лайф: Сколько времени обычно вы тратите на работу за компьютером?

Арье Варшель: Прежде всего должен сказать, что время я не трачу. Я люблю то, чем занимаюсь, и с удовольствием провожу часы за работой. Если есть возможность, я стараюсь работать по 12 часов в сутки.

Л.: Пасьянс раскладываете, чтобы отвлечься?

А.В.: Я люблю Angry Birds. Раньше я играл в шутеры ("стрелялки". — Прим. ред.) на старых макинтошах, но сейчас нет времени. Думаю, что игры — это неплохо для молодых людей, они развивают разные таланты, но нужно следить за тем, сколько времени ты уделяешь им. Дети, часто играющие в компьютерные игры, должны переключаться с одного вида деятельности на другой, а родители — следить за этим, иначе игра становится не очень полезной привычкой.

Стоял в очереди за премией

Л.: Профессор, на этой неделе огласили имена лауреатов Нобелевской премии по химии. Вы догадывались, кто это будет?

А.В.: Для меня это было немного неожиданно. Один из моих бывших постдоков (условно, кандидат наук на ставке в научной организации. — Прим. ред.) состоит в Нобелевском комитете, но и он не угадал. Думаю, что это неплохой выбор, к тому же работы лауреатов пересекаются с моей, только я занимаюсь молекулярными моделями, а они — механическими. Комитет выполняет свои обязанности очень аккуратно. На их выполнение уходит почти целый год, поскольку необходимо грамотно оценить все работы и учесть все факторы.

Вначале комитет выбирает направление исследований и только потом рассматривает конкретных кандидатов. Если вы работаете в химии и вам нужно присудить награду в области химии, то выбрать направление исследования несложно: начать с классических, таких, как органическая химия, и дойти до биологических, как CRISPR-Cas9. Сами направления делятся на две части. Во-первых, это свежие и оригинальные работы, как то же редактирование генома посредством CRISPR, которые выглядят весьма впечатляюще. Но здесь легко ошибиться, потому что экспертное сообщество ещё не успело оценить работу. Второй вид направлений исследования — работы, которые могут вскоре сыграть решающую роль в развитии какой-либо области науки. Эти работы обычно стоят в очереди.

Л.: Сколько ваша работа стояла в этой очереди?

А.В.: С 1975 года, значит… почти 40 лет. Но с теоретическими работами всегда так происходит, ведь их нужно тщательно проверить.

Теоретические работы нечасто удостаиваются Нобелевской премии. До Варшеля в 1998 году её получил Вальтер Кон и Джон Попл за работы в области квантовой химии.

Если бы я был членом комитета, я знаю, что не присудил бы награду за работу с ферментами. Наверное, стоит посмотреть в сторону прикладных вещей, например фотосинтетических систем, которые могут повысить эффективность работы солнечных батарей во много раз. Пока мы сделать это не можем, потому что плохо понимаем процессы фотосинтеза, скажем процесс расщепления воды. В любом случае исследование будет иметь отношение к биологии, которая сейчас особенно тесно переплетается с химией. Комитету в любом случае проще отвечать на этот вопрос, чем мне, потому что у комитета есть много вариантов перед глазами, им остаётся выбрать достойных людей.

Смех короля и шоколадный десерт

Было два часа ночи, семейство Варшель уже спало, когда на первом этаже раздался звонок. Миссис Варшель сняла трубку, услышала голос собеседника и передала её мужу. Пока мистер Варшель разговаривал, жена трепетала от чувства скопившейся в области груди радости, которая заставляла сердце биться чаще.

— Я взял телефон, услышал шведский акцент и, конечно, очень обрадовался. Мы ждали звонка с результатами не раньше утра, — спокойным голосом говорит профессор.

— Мои эмоции находились за пределами словесного описания, — восклицает Тамара Варшель, поднимая руки и улыбаясь так, что видно только разрез её глаз. — Ты всегда думаешь о такой возможности, но не представляешь, что это произойдёт на самом деле, тем более в два часа ночи. Моя дочь была наверху в это время, она не услышала звонка, но почувствовала, что что-то произошло, и спустилась к нам.

Тугой костюм, который не даёт говорить, король и королева, голос в микрофоне. Арье Варшель до определённого момента не осознавал, что это происходит с ним. Но назвали его имя, он вышел, послышались аплодисменты.

— Я услышал громкие хлопки и только тогда будто проснулся и наконец понял, что я получаю Нобелевскую премию. Хлопки были настолько шумные и выдающиеся из общего шума аплодисментов, что король засмеялся. Так меня поддерживала моя семья.

— Я помню всё: как я почти плакала во время вручения награды, как король с королевой принимали нас в своём дворце, как я ела шоколадный десерт, из блюд больше ничего не помню, только его. Он был восхитительный, воздушный, — вспоминает миссис Варшель, почти поднимаясь с кресла, держа поднятые руки и расплываясь в улыбке.

Вечеринка, которая не заканчивается

С тех пор жизнь семейства изменилась. Каждую неделю Арье Варшель получает по 3—4 приглашения на разные мероприятия, его работы публикуют научные журналы с высоким импакт-фактором (численный показатель важности журнала), в самолётах предлагают только бизнес-класс, а в театрах — ВИП-места.

— Мы не изменились вообще, — уверенно говорит жена лауреата. — Привычки, друзья, еда — всё осталось прежним. Но я теперь не веду домашнее хозяйство, мы много путешествуем, и мы теперь "на стиле". Зато я вижу, что люди вокруг изменились, не знаю почему: мы же остались такими же.

— Моя жизнь прошла, — смеётся профессор. — Нобелевская премия угрожает изменить твою личную жизнь. Все считают тебя очень умным, задают вопросы, даже те, на которые ты не знаешь ответов, любезно предлагают тебе свои услуги. Друзей, конечно, становится гораздо больше, но при этом ты, как и раньше, не знаешь, кто из них на самом деле дружелюбен, а кто нет.

Л.: Проще ли становится найти инвесторов для исследовательских проектов?

А.В.: В Германии — да, в России тоже, насколько я знаю, Нобелевские лауреаты получают привилегии от фондов. В Штатах я такого не наблюдаю, у тебя появляются новые друзья и новые завистники, поэтому в плане финансирования наблюдается некий баланс, и меня это устраивает. Сейчас я совсем не переживаю за свои исследования, после премии, как и любой лауреат, я выбрал для себя темы, которые мне интересны, ими и занимаюсь.

Л.: Если это не секрет, скажите, на что вы потратили денежную часть премии (на 2016 год она составляет 932 тысячи долларов. — Прим. ред.)?

А.В.: Я не покупал себе "порше", если вы об этом, на покупку ушло бы слишком много налогов. Премия — это не так много денег, чтобы беспокоиться о них, поэтому я вложил их в один фонд.

Тут профессор останавливается и добавляет: "Да, теперь наша жизнь стала вечеринкой, которая никогда не заканчивается".

Материалы по теме:

Восстание невидимых машин: за что дали Нобелевскую премию по химии в 2016 году?

Сдвиг по фазе: за что дали Нобелевскую премию по физике в 2016 году?

Аутофагия: за что дали Нобелевскую премию по медицине в 2016 году?

Редакция Лайфа благодарит пресс-секретаря Института биоорганической химии Юлию Шуляк за содействие в подготовке материала.

Подписаться на LIFE
  • yanews
  • yadzen
  • Google Новости
  • vk
  • ok
Комментарий
0
avatar

Новости партнеров