Регион

Уведомления отключены

26 октября 2016, 05:14

Как я стал пакистанским шпионом: история мастера, отсидевшего 5 лет за карате

В этом году карате было наконец включено в олимпийскую программу, но ещё сравнительно недавно, в конце прошлого века, в нашей стране за занятия этим видом единоборств можно было загреметь в тюрьму. Легендарный советский каратист Валерий Гусев рассказал о том, почему выбрал боевую практику стилем жизни, как на зоне шил мешочки для золота и каково это: тренироваться, питаясь одним воздухом.

Коллаж © L!FE. Фото: © РИА Новости/А.Соломонов

Коллаж © L!FE. Фото: © РИА Новости/А.Соломонов

"Карате, карате! Никогда не подведёт карате!.. Очень просто заболеть карате", — эта композиция ВИА "Лейся песня" была невероятно популярной в СССР на рубеже 70—80-х годов XX столетия, как, собственно, и само боевое искусство карате.

Миллионы мальчишек стремились в спортзалы, чтобы стать такими, как легендарный Брюс Ли. И, быть может, однажды даже выиграть Олимпиаду. Правда, олимпийская мечта каратистов долгие годы оставалась только мечтой.

Всё изменилось 3 августа 2016 года. Популярное боевое искусство включили в программу Игр-2020 в Токио. Судьбоносное решение МОК принял накануне Рио, сделав своего рода реверанс перед Японией, страной — хозяйкой Олимпиады и родиной карате. В одночасье сотни спортсменов загорелись мечтой победить в Токио. Большие шансы на медали есть и у российских мастеров этого боевого искусства.

Теперь, когда карате на подъёме, трудно поверить, что 30 лет назад в СССР восточные единоборства были запрещены на государственном уровне. За преподавание карате можно было получить реальный тюремный срок.

О том, что такое тренироваться в подвалах, каково сидеть в тюрьме за идею и в чём заключается истинная сила восточных единоборств, Лайфу рассказал мастер боевых искусств, основатель российской ветви школы "Западный дракон" Валерий Гусев.

— То, что карате включили в программу Олимпиады в Токио, — это закономерность, конечно, и в то же время случайность, — рассуждает Валерий Кимович. — Слишком большой крюк карате сделало, чтобы выйти на такой высокий спортивный уровень.

Впрочем, наша страна тоже прошла запутанный путь к тому, что мы сейчас имеем. Надо помнить, что у нас не только карате было запрещено. Было запрещено практически всё, а сейчас всё разрешили. И, как мне кажется, разрешили слишком много. Карате как боевая практика на самом деле не очень-то популярно. Почему?

Когда говоришь "карате", все представляют себе соревнования прыгающих людей в белых кимоно с поясами. Думают, что это и есть карате. Но если ты говоришь о карате, надо представлять уровень тех, кто им занимается. Если человек просто выступает на соревнованиях и выполняет элементы, то это ещё не карате…

Тем не менее включение карате в программу Олимпиады даст людям возможность работать целенаправленно. Ведь очень многие не занимаются теми видами, у которых нет будущего в большом спорте, и выбирают другие направления. Если карате хорошо зарекомендует себя на столь высоком уровне, то появится больше специалистов и мастеров именно в боевом направлении.

Я сам к спорту отношусь индифферентно, потому что спорт для меня — в прошлом. Я за физкультуру. Большой спорт — это, прежде всего, соревнования, достижения, стремление стать лучше другого. Но при этом никто не борется сам с собой. В спорте все методы хороши, чтобы победить. В карате не так. В карате надо победить, прежде всего, самого себя.

Валерий Гусев

Чтобы поговорить с мастером, Лайф приехал на утреннюю тренировку группы Валерия Кимовича в зал на Костомаровском переулке. К 8:30 утра! Занятия как раз подходили к концу... Что тут скажешь? Поклонники восточных единоборств — пташки ранние. 

"Путь у всех один"

— Валерий Кимович, известно, что заниматься вы начали самостоятельно, не имея ни специальных книг, ни видео… Почему?

— Тогда как это происходило? Посмотрели фильм "Гений дзюдо", а там приёмы карате — и начали заниматься самостоятельно. Я тогда эту картину не видел, только недавно посмотрел. Книг тоже в то время не было. Я просто искал себя, искал способы и пути самосовершенствования.

Почему-то все взгляды в то время были направлены на Восток: оттуда ждали каких-то откровений. Я тоже ждал… И дождался-таки просветления. Но не сразу. И пришло оно не с Востока, а изнутри. Повлиял на это Восток, но под действием Запада, поэтому наша школа и называется "Западный дракон".

Мы, конечно, смотрим в сторону Японии, Китая. Знаем, что там всё зародилось. Но не преклоняемся слепо.

— То есть ищете свой путь?

— Нет! Путь у всех один. Мы ищем методы самосовершенствования. Подсказано было на Востоке, что нужно делать так-то и так-то. Кто-то посвятил этому всю жизнь, а потом всё вдруг оказалось ошибочным. В сущности, самому нужно научиться определять, как отличать истину от лжи.

— Слышала, что вы занимались у китайца Ся Туна. У него было много учеников, но спустя время все заскучали и ушли, а вот вы остались. Неужели вам, молодому человеку, не хотелось скорее начать действовать? Неужели долгое изучение стоек казалось таким интересным?

— Ся Тун! Удивительно, все произносят его имя, но не знают, кто это такой! Это мог быть любой человек, который заинтересовал бы, показал бы направление. Ведь в школе учитель тоже может заинтересовать своим примером, интересным рассказом. Мне очень понравилось, как Тун к этому относится, насколько близко принимает к сердцу, соответственно, интересно рассказывает и показывает. Меня это заинтересовало. Другим, возможно, было интересно что-то другое...

Я видел пути совершенствования не в том, чтобы как можно быстрее начать действовать, а в том, чтобы найти изменения в себе. Внешне для тех, кто за тобой постоянно наблюдает, ты можешь и не меняться. Изменения видны тем, кто встречает тебя через два-три года. А для самого себя ты меняешься каждый день. Я эти изменения видел, ощущал…  Причём с самого начала. И это было потому, что я знал что искать, на что обращать внимание.

— Вы были настолько сознательны в юном возрасте?

— Я не был таким уж юным: мне было лет 18 или 19, в то время я уже работал. И я бы не назвал своё решение сознательным. Мне просто было интересно. Я занимался не через силу, мне не приходилось себя заставлять. Когда Айенгара (основатель айенгар-йоги, один из самых выдающихся современных мастеров йоги в мире. — Прим. Лайфа) спросили: "Что самое трудное в йоге?" Он ответил: "Сесть на коврик". Так вот, у меня никогда не было проблем с тем, чтобы сесть на коврик.

Я мог начать тренировку в любом месте, в любой момент. И это как раз соответствует тому, что должно быть в карате. Человек должен начать бой в любой точке, без разминок и подготовки.  Если на тебя напали, ты же не будешь кланяться, ждать, когда судьи подойдут, не будешь делать предварительных красивых движений, ты сразу начинаешь работать. А тренировка — это то же самое, даже серьёзнее, потому что бой — дело скоротечное. Напали, серия ударов — и всё закончилось. А тут идёт целенаправленная длительная работа. Идёт бой с собой, со своей инертностью, со своей ленью… и с правильным пониманием.

Когда я начинал, я неправильно понимал, что это такое. Вот чувствовал, что это моё, но что такое "моё" — не понимал. Столько лет прошло, а я постоянно меняю своё отношение ко всему, в том числе и к боевой практике.

"Я даже думаю, что удачно оказался в тюрьме"

— В 1982 году карате запретили преподавать на государственном уровне. По-вашему, с чем это было связано? Разные источники предлагают разные версии. Одна из версий гласит, что в криминал пришло много мастеров единоборств.

— В криминал пришли как раз не каратисты, а боксёры и борцы, и произошло это значительно позже, в перестройку. А в то время каратисты не шли в криминал. В криминал могли пойти только недоучки. Те, кто не мог серьёзно заниматься карате, а хотел быстрее чего-то достигнуть. Это были люди, у которых с самого начала было неправильное понимание того, что такое карате и как его использовать.

Версий того, почему карате запретили, было много. Я так думаю, что люди просто выходили из-под контроля компетентных органов. Причём — несмотря на запугивания. Например, у меня было несколько предупреждений, а я всё равно не мог остановиться. Я знал, что за мной следят, знал, что чем-то это должно закончиться, но до конца я в это не верил...

В общем, все эти гонения означали одно: не так уж они были и страшны, как хотели показать, чтобы держать всех в узде. Своим запретом правительство добилось противоположного.

Во-первых, запретный плод, как известно, сладок. Конечно, большинство испугалось, ребята сидели по подвалам, занимались с закрытыми окнами. Но всё равно занимались!

А потом, когда запрет сняли, в сознании осталось, что нам запрещают, нам не дают заниматься тем, что нам нравится. То есть это не те люди, за которыми стоит идти. Конечно, то, что запретили карате, — это была большая ошибка.

Может быть, имела место и другая причина. Понимали, что в Советском Союзе будущего у карате нет. Дело в том, что сразу, с первых соревнований, начали делить власть те, кто стоял у истоков, кто создавал школы и федерации. Делить власть начали с помощью КГБ, МВД, и с карате там уже ничего общего не было.

— Судебный процесс над вами был показательным. Вас и таких, как вы, сильно боялись…

— Мы никому не угрожали, хотя про меня там много чего наговорили. Даже то, что я пакистанский шпион. (Смеётся.) Было три экспертизы: баллистическая, спортивно-техническая и идеологическая…

– Я слышала, что вас обвиняли в подготовке свержения партии. Это так?

— Да, было такое, но никакого переворота мы не готовили. Партия нам не мешала. Понимаете, мы другой жизни не знали. Мы были как гусёнок, родившийся в бутылке. Как освободить гусёнка, если он родился в бутылке, не разбив бутылку? Зачем его вообще освобождать? Это его родина, он в ней живёт, другого мира не знает… Так и мы не знали, что другой мир возможен, что можно что-то изменить. Этим занимались диссиденты, но они больше болтали и только вредили. То, что они говорили, мы и так знали, но они ничего не делали.

Однако вернёмся к процессу.  Меня не боялись, просто хотели запугать других людей на моём примере. Насколько процесс был показательным, не знаю. Просто он был единственным.

— Вам пришлось провести в тюрьме почти пять лет. Чем занимались в заключении? Боюсь предположить — тренировали сотрудников КГБ или местных авторитетов? 

— Однажды через контролёра ко мне обратился авторитет, чтобы я написал ему программу, по которой он смог бы тренироваться. Я наотрез отказался, сказав, что от этих людей видел слишком много плохого, чтобы что-то для них делать. Так у меня вышел серьёзный конфликт с авторитетами из отряда.

А вообще на зоне я никого не учил. Учился сам: составлял программы и тренировался. Я занимался в сушилке, в каптёрке, в которой старшина сидит. Многие за мной подглядывали и начинали сами заниматься. Правда, мне это потом "предъявили". Вызвали и сказали: "Над тобой сгущаются тучи". Я спросил: "Что такое?" — "Про тебя говорят, что ты кого-то учишь". — "Покажите мне, кого я научил", — бросил в ответ.

Когда однажды вскрыли полы в промзоне, где люди работали, обнаружили склад с нунчаками. Ребята сами их себе наделали и устраивали между собой спарринги во время ночных смен, когда контроль был не такой серьёзный. Но я к этому никакого отношения не имел. Я просто, как и все, ходил на работу.

Сначала, правда, на работу меня не пускали. Я был с тремя красными полосами — это означало, что человек склонен к нападению на конвой и побегу. А потом меня всё-таки пустили в промзону на производство.

— Что же вы производили?

— Мы шили мешочки для золота. Там ведь прииски золотые были.

— То есть вы, как легендарный кот Матроскин, — ещё и швейной машинкой пользоваться умеете?

— Нет, я не шил! Я работал в раскройном цеху. В моём распоряжении был здоровенный тесак, как мачете, и стол метров десять длиной. На него бросали несколько десятков слоёв материи, прибивали длинными гвоздями, расчерчивали выкройки, выпиливали... А уже потом другие шили.

— В одном из интервью вы сказали, что записывали приёмы и технику в блокнот, да так хитро, чтобы никто не догадался: японскими иероглифами. Вы знаете японский?

— Нет, не знаю! (Смеётся.) Я просто выучил буквы, хирагану и катакану. Некоторые фразы записывал китайскими иероглифами. Я использовал смесь иероглифов, но ни один китаец или японец не понял бы того, что я записал. Там написано по-русски. Читается элементарно. Если человек знает ключ, то разберётся. Сейчас эти материалы восстанавливают.

Когда я создавал все эти планы, то постепенно их менял, совершенствовал. И ребята захотели пройти тем же путём, каким шёл я, с самого начала. Когда я занимался, ещё до зоны, всё шло непрерывным потоком. Когда же меня поместили в экстремальные условия, заниматься каждый день я уже не мог. Вернее, мог, но не сразу. Поэтому у меня было много времени, чтобы подумать о том, всё ли я делал и делаю правильно, переосмыслить то, с чего начинал. Вдруг буду кого-то обучать?

В общем, постепенно я начал восстанавливать, вспоминать, записывать. Брюс Ли, например, рисовал проволочных человечков. Я тоже рисовал и писал. Дошёл до определённого момента и начал двигаться дальше, создавать методику, обдумывать технику, динамику движения, дыхание.

Однако всё это я создавал на базе того, что уже знал раньше. В какой-то момент я очень многое начал менять. Какие-то вещи были грубыми, топорными. Когда меняешься, делать то, с чего начинал, неправильно. Это как в школе… В первом классе — одно, в десятом — другое. А здесь даже не десять классов, а больше.

С тех времён сохранились две очень серьёзные книги. Одна написана хираганой и катаканой, вторая — китайскими иероглифами. Но там уже записаны понятия, идеограммы, а не слова.

— Вы столько всего сделали в тюрьме, прошли большой путь. Наверное, в вашем случае эти пять лет на зоне прошли не зря…

 Зря ничто не проходит! Я даже думаю, что удачно там оказался, потому что я увидел такие вещи, какие вряд ли увидел бы при другом раскладе. Хребет Черского, гора Морджот, золотоносная река Берелёх, притоки Колымы, Магадан… Кстати, в Магадане у меня открылся филиал школы.

– Символично…

— Да! Серьёзные люди, которые занимаются профессиональным боксом, как раз и открыли школу. Перед Магаданом сопка есть, там стоит двухэтажный дом, и целый этаж отведён под "Западного дракона". Один из тренеров получает от меня все материалы и преподаёт. Он тоже был в Сусумане, где я сидел…

"Не хочу быть боевым петухом"

— В 1989 году, через год после того, как вы вышли, карате и прочие единоборства амнистировали… Это было благодатное время?

— Начало развиваться именно ушу, и я от него сразу отошёл. Почему? Да потому, что я понимал ушу по-другому. Для меня ушу было дословно "боевое искусство", а то ушу, которое внедрялось, было не боевым… Оно было или традиционным, или спортивным, или оздоровительным.

Тогда создали сразу две федерации: Федерацию СССР и Федерацию Москвы. Меня пригласили в Федерацию Москвы. Я покрутился, посмотрел, даже в Пекин слетал. И мне настолько всё это не понравилось... Вроде люди занимаются вроде полезным делом, продвижением ушу. Но его должны были продвигать, как мне кажется, не чиновники, а те, кто им реально занимается.

Мне не были интересны люди, задействованные во всём этом, не было интересно и то, как борются между собой две федерации за то, кто из них будет иметь со всего этого материальную пользу.

— А вот между федерациями карате, например, давно ведётся борьба за то, чьи правила будут главными на крупных соревнованиях.

— Федераций много, много правил. И правила определяют соревнования. То, что ребята реально могут делать на тренировках, никто не знает. На тренировках ты ведь волен устанавливать такие правила, какие хочешь. На соревнованиях же, когда человек ограничен правилами, раскрыться полностью он не может.

Люди борются за правила для того, чтобы иметь преимущества, чтобы побеждать. А победы — это бонусы, рекламные контракты и так далее. Меня спорт в таком виде не интересует. Потому что спорт — это коммерция, а я коммерцией не занимаюсь, как бы мне в своё время ни пытались это пришить. Я считаю, что коммерция убивает искусство, спорт, хотя спорт сейчас — это уже чистая коммерция… Что осталось от самого спорта?

— Громкие допинговые скандалы и тому подобное… Вы это имеете в виду?

— И это тоже! Нам рассказывают о том, как спорт выковывает характер человека, делает его порядочным. Почему же тогда в перестройку все рэкетиры были бывшими спортсменами? Это спорт их этому научил? А сейчас? Те, кто замешан в допинговых скандалах, они ведь тоже спортсмены, должны пропагандировать здоровый образ жизни. Они что, думали, что никто не узнает, чем они занимаются?

Но эти правила диктует сам спорт, потому что нужно быть впереди других. Заметьте, не впереди самого себя! Мол, я борюсь с собой, побеждаю себя, я себя победил и доволен результатом, я научился делать то, что не умел раньше. Это как раз физкультура, которую я уважаю. Но не спорт…

Родители отдают ребёнка в то же карате и не думают о том, будет это ему полезно или нет. Думают, как сделать из него чемпиона. А полезно ли быть чемпионом?

— Хороший вопрос…

— Чемпионом нельзя быть всю жизнь, рано или поздно кто-то тебя победит. Стремление быть первым останется, а первым ты быть уже не можешь. Что делать? Захочется доказать, что ты был и есть первый. Но первым ты всё равно не будешь. Взять чемпиона мира. Он не чемпион мира, он чемпион того небольшого количества людей, которых собрали со всего мира. Но даже то, что ты лучший среди них, обманчивое утверждение. Кто-то, например, был не в форме, а кто-то не смог приехать по какой-то причине. И потом, в карате очень много направлений и много чемпионов. Получается, что ты чемпион своей квартиры.

То же самое и в лёгкой атлетике… Не все же этим занимаются, плюс много всяких нюансов. Ведь человек становится чемпионом только потому, что в нужный момент он оказался там, где было надо. Боксёра, например, подводят к финалу так, чтобы в этот момент он оказался на пике формы. Через неделю он бы уже не выиграл поединок. А тот, кто занимается боевой практикой, всегда должен быть готов принять бой и побеждать тоже должен всегда, в любой момент. Ему не нужно, чтобы его вели к какой-то точке, чтобы старались тренеры и фармацевты...

— Один из ваших учеников, Евгений Буданов, утверждает, что в своё время вы занимались по 12 часов в сутки. Сколько времени у вас уходит на самосовершенствование сейчас?

— Сейчас я занимаюсь около четырёх часов. Тогда, когда я тренировался по 12 часов, я ничем больше не занимался, кроме боевой практики. Меня однажды спросили: "А кто вы по профессии?" Я ответил так: "По профессии я фрезеровщик, но ничем, кроме карате, не занимаюсь". Я тогда ушёл с завода и полностью погрузился в занятия.

— А сейчас чем занимаетесь, помимо боевой практики?

— Я занимаюсь своей личной жизнью. Занятия карате — это моя профессия, хотя на этом деньги я не делаю. Но я профессиональный преподаватель. Мог бы быть профессиональным бойцом, но я не хочу быть боевым петухом. В качестве хобби я занимаюсь музыкой, видеомонтажом, делаю фильмы, даже создаю к фильмам музыкальное сопровождение.

— Так вы ещё и композитор?

— Какой ещё композитор? (Смеётся.)  Берётся программа, и по ней создаётся музыка. Что касается вкусов, то я слушаю всё, что хорошо звучит, то, что сделано профессионально. Мне нравится классическая музыка, и в то же время я слушаю тяжёлый металл. Основной критерий при выборе музыки — это должно быть профессионально сделано. А эстрада — это не искусство.

— То есть попсу не любите…

— Знаете, попсой можно и "Битлз" назвать. Попса — это ведь презрительное название популярной музыки. Но если взять хэви метал, там тоже есть вещи, которые слушать не станешь.

"Когда я питаюсь воздухом, мои тренировки самые жёсткие"

— Валерий Кимович, вам 65 лет, но выглядите вы гораздо моложе. Боевая практика — это ещё и секрет молодости?

— Конечно! Если занимаешься боевой практикой, это накладывает ограничения на все аспекты жизни. Прежде всего на питание, затем на времяпрепровождение. Очень важно дыхание. Для меня дыхание — это тоже питание. В принципе, всё то, что я получаю внутрь, считаю питанием, в том числе и информацию. Я могу питаться информацией, могу питаться воздухом. Также я соблюдаю диеты. Я могу запросто за месяц сбросить 15 килограмм, могу больше…

— Поделитесь секретом.

— Никому не посоветую. Когда люди советуют, как питаться, их нужно сразу ставить на место. Советы по диете может давать только диетолог, который изучил вас от и до. Не зря ведь услуги диетолога очень дорогие. Я же диетолог самого себя. Я, например, могу не питаться несколько дней, потом поесть, а потом снова несколько дней не есть. Для меня это не трудно. А кому-то и один день без еды — это уже катастрофа. Как я могу человеку это советовать?

Для меня руководством всегда была китайская поговорка: "Кто питается мясом — становится храбрым, кто питается рисом — становится сильным, кто питается овощами — становится мудрым, а кто питается воздухом — становится святым". Когда я питаюсь воздухом, мои тренировки наиболее жёсткие и я получаю от них наибольшее удовольствие. Когда я делаю вдох, ощущаю, что проглатываю нечто материальное, что могу откусить и прожевать. Мне это даёт силу.

В общем, если правильно всё делать, то это сохраняет здоровье. Я вам больше скажу: моя гибкость сейчас гораздо лучше, чем была в 19 лет. Я сейчас делаю такие вещи, которые раньше не мог себе позволить. Результат накапливается, а количество постепенно переходит в качество.

— Удивительно! С профессиональным спортом люди начинают завязывать уже с 30 лет. Кто-то чуть позже, кто-то чуть раньше. Зависит от вида. Вы же до сих пор в строю…

— Что значит до сих пор? Взять хотя бы боевую практику карате: чем человек старше, тем он опаснее, своего рода отдельная боевая единица. В Китае считается, что стариков, которые занимаются кунг-фу, лучше не трогать — пожалеешь. Представьте, вот старцу, например, 80 лет и 75 из них он занимается боевой практикой. Весомый аргумент…

Впрочем, есть и другие примеры. Вы посмотрите на некоторых мэтров, которые когда-то блистали. Они уже с животами, давно сами не занимаются, погрузились в администрирование. Я почему от этого сразу отказался? Понял, что на себя у меня не останется времени.

— Вам приходилось применять боевую практику в жизни?

— Конечно! В молодости это происходило довольно часто. У нас была своего рода спаррингово-поисковая группа. Мы с друзьями искали хулиганов, а потом дрались втроём против пятнадцати человек. С возрастом это происходило всё реже и реже. Не потому, что мы этого не хотели, а потому, что менялись внутренне. Сначала люди чувствовали в нас какую-то угрозу, а потом просто переставали замечать.

— У вас есть дети? И занимаются ли они какой-либо боевой практикой?

— Да, есть. Один из сыновей пытается заниматься, но это не его. У него другой образ жизни. Чтобы заниматься, как я занимаюсь, ему нужно всё забросить. Я ведь в какой-то момент вообще от мира ушёл. Ради хобби, удовольствия — пожалуйста. Но я никому не советую полностью от всего отречься на какой-то период.

"Ломать доски глупо. Доска не может дать сдачи"

— Тренер, преподаватель, наставник, учитель… Как правильно к вам обращаться?

— Я не люблю слово "тренер", так как сразу представляю тренерскую в школе. Представляю стол, прожжённый окурками, следы от стаканов.

— У вас такой тренер в школе был?

— Когда я вёл группы, чаще всего залы мы снимали в школах. Так вот, в тренерских мы переодевались, и я видел, что там творится.

— На вас двухцветный пояс, чёрно-красный. Чёрный означает, что боец уже всему научился, а красный пояс обычно даётся мастеру, который достиг 60 лет, как символ начала новой жизни. Что означает ваш пояс?

— Чёрный пояс означает только одно: ты больше не ученик и допущен к тому, чтобы получать даны. Но в разных школах по-разному. У нас нет классификации поясов, и я могу надеть пояс, который мне нравится. Если кто-то скажет, что я не имею на него права, то я могу доказать, что это не так. По большому счёту мне пояс нужен только для того, чтобы штаны не упали. У нас есть система знаков. Например, маленький леопард означает 24-ю ступень.

С другой стороны, не важно, какой у тебя знак. Если ты сегодня не можешь показать то, на что способен, значит, нет у тебя никакого знака. В карате ты, например, получил чёрный пояс, но потом отрастил живот и всё забыл… А пояс у тебя остался. Но я считаю так: если у тебя есть пояс, то ты в любой момент должен доказать, что носишь его по праву. Я могу доказать…

— В вашем профайле указано, что вы единственный мастер, разбивающий брус в 40 мм ударом ху-чжао ("лапа тигра". — Прим. Лайфа) и брус 80 мм. Это правда?

— Ломал. И сейчас могу сломать. Но не вижу в этом смысла. Доска не может дать сдачи. Понимаете, удар по доске — это одно, а удар по противнику, который двигается и может ответить, — совсем другое.

Я считаю, что ломать доски — глупость. Чтобы научиться это делать, надо потратить какое-то время. А стоит ли его тратить на такую ерунду? Само слово "кунг-фу" что означает? Это время, потраченное с пользой. Неужели есть польза  от того, что ты ломаешь доски? Мне даже стыдно, что я их ломал. Гальку морскую мы тоже ломали, кстати. Но зачем?

Всё это трюки. А как ещё это назвать? Ведь доску так держат, чтобы ты смог её сломать. Доска берётся квадратная, и ломается она не поперёк, а вдоль волокон.

Когда мы только начинали ломать доски, мы всего этого не знали. Просто брали доски, причём не квадратные, и ломали их поперёк волокон. Кулаки были в кровавых клочьях, а мы всё били и били. Позже мы узнали, как это делается.

Так что да, ломал и могу сломать. Про меня всё правда, а, может, и не всё. Я много про себя слышал, но не всему верю…

P.S. В продолжении этой истории вы узнаете о плюсах и минусах включения карате в олимпийскую программу, о том, можно ли за четыре года из одного стиля карате переучиться в другой и чем отличаются правила самого жёсткого стиля карате от правил, которые будут использовать на Играх в Токио-2020.

Подписаться на LIFE
  • yanews
  • yadzen
  • Google Новости
  • vk
  • ok
Комментарий
0
avatar

Новости партнеров