Арифметика войны: почему Пакт Молотова — Риббентропа не вызвал Вторую мировую

С 1991 года тезис "пакт Молотова — Риббентропа сделал возможным начало Второй мировой войны" не сходит со страниц прессы. Теперь он прописался и в повестке дня парламентов наиболее нервных государств Восточной Европы. Увы, всё это время речь шла о предположении, достоверность которого не способна выдержать серьёзной проверки.

"Без пакта не было бы Второй мировой"

Украинский парламент отмечает, "пакт Риббентропа — Молотова от 23 августа 1939 года, заключённый между двумя тоталитарными режимами — коммунистическим Советским Союзом и нацистской Германией, привёл к взрыву 1 сентября Второй мировой войны". Впрочем, документы, подписанные в Москве, стали рассматриваться как "пропуск", без которого Вторая мировая не могла бы случиться, довольно давно — с момента падения СССР. Попытки отдельных лиц оспорить этот тезис с помощью риторики, типичной для советской историографии, всегда были малоуспешны. Напомним: в советское время утверждалось, что СССР шёл на пакт не ради того, чтобы развязать немцам руки для действий против всего остального мира. Целью пакта, как утверждали советские историки, было оттягивание времени для подготовки к войне с Германией.

Понятно, что после 1991 года из-за появления большого количества документов и новых данных эта точка зрения мало кого всерьёз привлекала. Стало известно, что в сентябре 1939 года соотношение вооружённых сил Германия — СССР было лучше, чем 22 июня 1941 года. Маленький пример: в 1939-м Германия имела менее 2000 пушечных танков всех типов, да и из тех больше 60 процентов приходилось на машины с 20-мм пушками. Типичный советский пушечный танк той эпохи был вооружен 45-мм пушкой, чей снаряд на порядок тяжелее двадцатимиллиметрового. И было пушечных танков у СССР около 15 тысяч. В 1941 году самый многочисленный немецкий танк был вооружён в основном 50-мм пушками, а в РККА по-прежнему доминировали 45-мм. Как и следовало ожидать, оружие в воюющей стране обновляется быстрее, чем в невоюющей.

Крайне сомнительным тезис "Пакт ни при чём" делали и воспоминания немецких военных. Все они сообщают одно и то же. На предвоенном совещании Гитлера для воинских чинов "наибольшей неожиданностью и одновременно самым глубоким впечатлением, естественно, было сообщение о предстоящем заключении пакта с Советским Союзом. ... Тем самым, говорил он, у западных держав выбиты из рук главные козыри. ...в результате заключения пакта с Советским Союзом положение Польши стало безнадёжным".

То же самое сообщает нам простая логика. СССР, как известно, был сильнейшей сухопутной державой тогдашнего мира и, как страна с коммунистической идеологией, считал существование нацизма неприемлемым. Без пакта между Союзом и Германией завоевание Польши для Гитлера не имело смысла. Оно оставило бы его потрёпанные в боях части, далеко оторвавшиеся от своих баз снабжения, один на один с мощнейшей армией мира. Каким бы рискованным человеком ни был вождь германской нации, он не был дураком. Итак, источники, реальное соотношение сил и простейшая логика — всё указывает, что пакт был тем элементом, без которого Вторая мировая не могла бы начаться. Получается, парламенты Польши, Литвы и Украины правы в своих декларациях?

Можно ли начать мировую войну за неделю?

Пара мелочей мешает согласиться с этой мыслью. Пакт был подписан 23 августа 1939 года. Предыстория его заключения отлично задокументирована. 8—10 августа СССР получил от Германии первые сведения о том, какие страны та хочет включить в свою сферу влияния. До этого ни о каком военно-политическом пакте с протоколами речь просто не шла. Лишь 11 августа, видя нежелание англо-французской делегации идти на сотрудничество по оборонительному союзу против Германии, советское руководство согласилось на "постепенные" переговоры с рейхом в Москве. И только 13 августа Германия уведомила СССР, что согласна на такие переговоры и их место.

Но "постепенные" переговоры — это серия встреч, в которых сам военно-политический пакт по разделу сфер влияния будет подписан лишь в самом конце. То есть ни 11, ни 13 августа немцы не знали, когда будет заключён пакт. 15 августа Германия передала СССР свои предложения и поставила вопрос о приезде в Москву министра иностранных дел Риббентропа. Советская сторона сделала встречные предложения, а 17 августа Германия их все приняла.

Москва указывала: сначала нужно подписать экономический договор, а потом уже согласовать пакт и протокол к нему. 19 августа Германия сообщила о своём согласии, но советская сторона тянула время, настаивала на постепенном развитии событий. СССР передал в Берлин проект пакта о ненападении и дал разрешение на приезд Риббентропа лишь на 26—27 августа. Поэтому 21 августа в 15 часов немецкий посол передал телеграмму от Гитлера Сталину, в которой фюрер, ссылаясь на польский кризис, предлагал принять Риббентропа не позднее 23 августа. Через два часа СССР согласился.

Вышеизложенное означает, что Пакт Молотова — Риббентропа вообще не мог иметь какого-либо отношения к началу Второй мировой войны. Получается, что до 21 августа немецкая сторона вообще не знала, что пакт удастся подписать до начала военных действий. Ведь Германия планировала нападение на Польшу на 26 августа, что зафиксировано и в документах, и в мемуарах военачальников Рейха. Перенос на 1 сентября был немцами не запланирован. Он произошёл из-за того, что Британия пригрозила Берлину вмешательством в будущую войну на стороне Польши. Германия хотела дать своим торговым судам время для достижения безопасных портов, что требовало отсрочки. То есть вплоть до 21 августа Гитлер планировал начать войну до подписания пакта.

Об арифметике

Может быть, немцам хватило бы и пяти дней, чтобы подготовить завоевание крупной страны? Простейшая арифметика мобилизации указывает: подготовка к польской кампании не могла длиться менее четырёх недель. Для десятков дивизий нужно было завезти на театр боевых действий десятки тысяч тонн топлива, не меньше снарядов, продовольствия и множество инженерного имущества. Однако на самом деле немцам пришлось начать такую подготовку намного раньше, чем за четыре недели. Ведь они планировали добиться внезапности. Поэтому "сосредоточение дивизий в пограничной полосе мотивировалось строительством "Восточного вала", отмечает участник событий Манштейн. Для этого "начиная с лета по приказу Гитлера велись лихорадочные работы по созданию "Восточного вала". Целые дивизии, постоянно сменяя друг друга, перебрасывались на несколько недель к польской границе для участия в строительстве".

Разумеется, никакой вал никто использовать не собирался: планов обороны на его основе немцы не имели. Однако дивизии к польской границе подтягивались ещё в июле. А план "Вайс" для наступательной войны с Польшей готовился с апреля 1939 года и 15 июня того же года в него было внесено последнее изменение. 14 августа на совещании с военными по поводу близящейся войны с Польшей Гитлер заявил: "Россия не собирается таскать [для Англии] каштаны из огня. ...Возможно, она предпримет какие-то действия на периферии или будет желать таковых. В центральных районах — нет". Никакого пакта или уверенности в его заключении у фюрера в этот момент не было. И сам Гитлер это осознавал, на том же совещании сообщая военным: "Взаимоотношения с Россией: слабый контакт, начаты торговые переговоры. Будет выяснено, пошлём ли мы в Москву своего представителя. В стадии выяснения вопрос, кого послать — авторитетную личность или нет".

Как мы видим, руководство Германии не считало, что пакт является достаточным или даже необходимым условием, при котором Берлин может начать войну. Планирование и её подготовка были завершены до того, как Риббентропа решили послать в Москву.

Где логика, Адольф?

Возникает естественный вопрос: не обманывают ли нас источники? Логика подсказывает, что Гитлер не мог решиться на развязывание войны с Польшей, не заручившись хотя бы нейтралитетом Советской России. Германия была просто слишком слаба, чтобы решиться на войну без этого фактора. Как мы уже отмечали, её танковый парк был прискорбно мал, запасов снарядов и топлива было всего на несколько недель боёв с поляками. Качество тоже не вызывало восхищения: снаряд самого массового немецкого танка был на порядок легче, чем у его советского коллеги.

Ответ на этот вопрос предельно прост: не стоит рассматривать события 1939 года нашими глазами. Советская сторона в ту пору не знала о слабости немецкой, да и немецкая не подозревала, что к востоку от неё лежит сильнейшая сухопутная держава мира. СССР до Московской и Сталинградской битвы никогда не рассматривался Западом как серьёзный противник. Немецкому руководству просто не приходило в голову, что ему вообще нужно беспокоиться о советской военной угрозе. Как отмечает историк М.Ю. Мельтюхов, на Западе задолго до Финской войны бытовало мнение, что население большевистской России "варвары, и совершенно очевидно, что противопоставить немцам они вряд ли что-то смогут". Из-за присущего западным народам мессианства и склонности считать себя лучшей частью человечества, СССР считался игрушечным государством, не способным вообще ни на что, тем более на что-то серьёзное.

Простой пример: после начала Советско-финской войны Франция, воевавшая с Германией, посчитала необходимым наказать распоясавшихся северных варваров. Для этого она решила напасть на СССР. 5 февраля 1940 года Верховный совет союзников принял решение послать в Финляндию через Норвегию 135 000 солдат. Если бы не конец войны, это было бы сделано, но увы, Финляндия больше не желала быть полем боя. Однако французы не успокоились. К концу марта они составили планы нападения на СССР из французской Сирии, используя ограниченный контингент с парой сотен самолётов. Нашему современнику всё это кажется нелепостью и абсурдом. Воевать с сильнейшей страной мира, отправив туда сотню тысяч солдат или пару сотен самолётов? Зачем, чтобы РККА сделала из них тонкую белковую кашицу?

Однако для человека из западного мира это был абсолютно здравый и логичный план. В конце концов, удавалось же французам сходными силами подавлять восстания негров в Африке, так чем же русские лучше?

Более того, внимательное изучение немецких источников указывает: Гитлер вообще заключал соглашение с Россией не для того, чтобы обезопасить себя от внезапного советского удара после покорения Польши. Этот вариант его вовсе не беспокоил, он о нём тогда и не упоминал (ведь белые папуасы не могут навредить настоящим белым людям). Зато он немного огорчался из-за предстоящей в ходе начинаемой мировой войны блокады Германии. Договор с СССР, пояснял он военным за считаные дни перед войной, значит, что "блокада Германии также теперь не достигнет результата". Именно этот смысл вкладывался немцами в растиражированную оценку пакта ("Тем самым, говорил он, у западных держав выбиты из рук главные козыри").

Главным плюсом документа от 23 августа в немецких глазах был не нейтралитет СССР, а торговля с ним, которая, мнилось Берлину, позволит хрустеть булками даже в разгар мировой бойни. Здесь следует напомнить: Гитлер не планировал воевать долго. Его первоначальный план войны с Францией предусматривал её разгром в конце 1939 года. После этого вопрос блокады во многом снимался. Вся континентальная Европа становилась источником сырья. То, чего в ней не было, можно было завезти через нейтральный Иберийский полуостров. К тому же была ещё и нейтральная Италия. Всё это значило, что прорыв блокады на советском направлении был для фюрера желательным, но не слишком важным. А значит, пакт не рассматривался им — и не мог рассматриваться — как необходимое условие начала Второй мировой.

И о чём только думал Сталин?

Кажется непонятным, зачем главе СССР было нужно играть в этот странный нейтралитет. Осенью 1939 года Германия была намного слабее, чем летом 1941 года. Воевать с немцами, имеющими в тылу сухопутной фронт во Франции, явно лучше, чем с немцами, усилившимся за счёт разгрома Франции. В случае столкновения с Гитлером осенью 1939 года война для советской стороны была бы явно проще. Именно такой представляется картина для нашего современника, знакомого с тем, как развивались события в реальной истории, и незнакомого с тем, чего ожидали от них сами современники событий.

В действительности, весь мир той эпохи считал, что сильнейшая военная держава мира — это Франция, а Германия уступает ей по мощи. Итоги Первой мировой, казалось, указывают именно на это. Про то, что Германия проиграла тогда только из-за блокады, все успешно забыли. И так думали не только во французских или советских штабах, но и в немецких. На стене у руководителей немецкой армии до 1938 года висел портрет французского, а не немецкого маршала. Сталин в 1939 году не планировал давать Гитлеру безопасный тыл. Он всего лишь учёл очевидные уроки Первой мировой и не хотел таскать для Запада каштаны из огня ещё один раз. Это был разумный и логичный подход — хотя, как нам теперь ясно, и совершенно неверный.

Однако ни Сталина, ни Молотова упрекнуть в этом невозможно. То, что Германия задавит "сильнейшую в мире" французскую армию, как котёнка, не знали в тот момент даже большинство немецких генералов. Многие из них, напротив, ждали неизбежного поражения. Уверены в быстрой победе на Западе в этот момент были разве что Гитлер с Гудерианом и Манштейном. Было бы неразумно обвинять Сталина в том, что его способность представить себе будущую войну была ниже, чем у этой троицы. Вместе с ним ошибался практически весь остальной мир. Сам факт разгрома был тесно связан с личными способностями людей, направлявших бег немецкой военной машины. Корректный учёт личного фактора в войне традиционно чрезвычайно труден, а часто и вовсе невозможен.

О том, кто виноват

На первый взгляд, перед нами типичная "история по-украински". История Польши в последние века, равно как и независимой Украины, протекала рядом с историей России, и потому у двух европейский стран не мог не сложиться определённый комплекс неполноценности. Естественно, что он перерос в рассказы из серии "а ещё они подтолкнули Гитлера начать мировую войну". В самом деле, не сам же Гитлер, отличный парень, обещавший украинцам независимость и давший Польше оторвать от Чехословакии Тешинскую область, додумался до плохого.

Разумеется, кроме русских, никто не смог бы внушить автору "Майн кампф" такую зловещую идею. А значит, "охотничьи рассказы" о зловещей роли Пакта Молотова — Риббентропа, на первый взгляд, относятся к категории "посмеяться и забыть". Мало ли к каким тяжёлым последствиям для психики приводит некомпенсированный комплекс неполноценности. Завтра пакт могут обвинить в изгнании людей из рая или в Большом взрыве — что же, нам и из-за этого расстраиваться?

Однако не всё так просто. Какими бы смехотворными ни были прохладные истории о "ключевой роли пакта" в начале Второй мировой, они не получили каких-то серьёзных фактических возражений внутри нашей страны. СМИ, сообщавшие новость, и даже отечественные историки Второй мировой в лучшем случае ограничились дежурным "у вас самих негров вешают". То есть напоминанием того, что раздел Чехословакии с немцами (той же Польшей) здорово помог началу немцами успешной войны на континенте.

Привычные обществу спикеры, живо рассказывающие о необходимости досок для Маннергейма и памятников Грозному, воздержались от возражений по существу инициативы восточноевропейского парламента. Возражения "вы тоже хороши" смотрится особенно дико на фоне того, что мы, в данном случае, вовсе "не хороши". Конкретно пакт, как отмечено выше, никоим образом не мог запустить — и не запустил — маховик мировой бойни.

Почему же это очевидное возражение так и не прозвучало с российской стороны? Предположим, историкам не платят за защиту чести страны, и они, как и положено при капитализме, на бесплатный труд не напрашиваются. Но почему даже вездесущий и довольно эффективный МИД не сообщил восточноевропейским партнёрам вышеизложенных общеизвестных фактов?

В конце концов, обвинение в развязывании войны с помощью пакта предъявили именно ему. Молотов, подписавший документ и его секретные приложения, был главой советского МИДа, а не прохожим с улицы. Отсутствие опровержений подобных заявлений восточноевропейцев давно привело к тому, что на Западе эта точка зрения воспринимается как данность. Еще в 2009 году Европейский парламент провозгласил день подписания пакта Днём памяти жертв сталинизма и нацизма, поставив этим СССР на одну доску с нацистской Германией. А что, ведь против этого и сами русские ничего возразить не могут, верно?

Причиной пассивности российской стороны здесь является то, что в нашей стране в последние десятилетия сложилась неприятная тенденция слабо интересоваться собственной историей, особенно теми её деталями, которые не выглядят слишком героическими. Например, деталями истории пакта. Именно поэтому наш министр культуры — формально обладатель научной степени по истории — в 2011 году заявил, что на факты в истории "уже давно никто давно не обращает внимания! Главное — их трактовка, угол зрения и массовая пропаганда...". Чтобы уж совсем прояснить свою позицию, он добавил: "Вам этот напомнило советский агитпроп? Что ж, не без этого...". Иными словами, с точки зрения министра, не важно рассказывать про вполне реальную невиновность СССР в развязывании крупнейшей войны в истории.

Как мы видим, грешно винить наших историков или официальных лиц, считающихся таковыми, в том, что они не слишком активно используют факты для дезавуирования антироссийских заявлений парламентов других стран. Чтобы использовать факты, на них надо обращать внимание. А с этим у нас пока сложно.