А был ли Павлик. Невыдуманная история "пионера" Морозова

Ровно 98 лет назад, 14 ноября 1918 года, родился Павлик Морозов — в советской мифологии он был одним из главных героев, человеком, переступившим через родственные чувства ради интересов партии: якобы он боролся против кулачества в лице своего отца и поплатился за это жизнью. Павлик официально считался пионером номер один и был образцом для подражания у советских детей. В перестроечное время произошло переосмысление мифа о Морозове. Теперь он стал антигероем и воспринимался как предатель и кто-то вроде атеистического Иуды. Само имя Павлика Морозова стало нарицательным обозначением подлого предателя. Однако известные факты, при более внимательном рассмотрении, заставляют усомниться как в канонической советской версии, так и в разоблачительной постсоветской. Лайф выяснил, кем же всё-таки был Павлик Морозов.

Отец Павла Трофим, родившийся на территории нынешней Белоруссии, прибыл в Сибирь ещё до революции с группой поселенцев в рамках столыпинской аграрной реформы. В те годы правительство бесплатно раздавало крестьянам землю в Сибири для освоения, чтобы уменьшить аграрное перенаселение в европейской части России. Трофим Морозов был в группе переселенцев, которая основала село Герасимовка (ныне это Тавдинский район Свердловской области), названное в честь старейшего из переселенцев.

После постройки жилья дела у всех переселенцев пошли по-разному. Кто-то построил крепкое хозяйство, кто-то нищенствовал. Переселенцы очень быстро переженились и стали роднёй друг другу. Две сестры Трофима Морозова были замужем за богатыми по местным меркам хозяевами, сам же Трофим женился на бедной крестьянке Татьяне Байдаковой из соседней деревни.

Жена оказалась достаточно крутого нрава и сразу же невзлюбила родню мужа. Та отвечала ей взаимностью. Татьяна потребовала раздела имущества, то есть не стала жить в семье мужа, как это было принято, а настояла на том, чтобы им выделили отдельное хозяйство. 

Вопреки советской пропаганде, Трофим Морозов не был кулаком. Его хозяйство по всем параметрам считалось бедняцким. При этом в годы Гражданской войны он воевал за красных, а в конце 20-х и вовсе был председателем сельсовета, то есть главой деревни. Однако началась коллективизация, и именно председателям сельсоветов надлежало заниматься вопросами раскулачивания и выселения крестьян. Заниматься этим Трофиму Морозову не нравилось, и он по собственному желанию написал заявление об увольнении. На момент ареста он работал в сельпо.

Ключевым событием, возможно, предопределившим дальнейшее трагическое развитие истории, стал его уход от жены к другой женщине. Татьяна осталась одна с четырьмя детьми на руках. Степень участия отца в жизни старой семьи и уровень их достатка остаются дискуссионными вопросами. По официальной версии, они жили очень бедно, вынуждены были едва ли не побираться и при этом собирать грибы и ягоды, но, с другой стороны, земля Трофима осталась у них, а в день убийства Павла его мать уехала в Тавду, чтобы продать телёнка (у совсем нищих крестьян телята были редкостью). Выяснить их реальный уровень жизни за пропагандистскими искажениями чрезвычайно трудно.

В 1931 году Трофим, который уже не работает председателем сельсовета, был арестован за выдачу подложных справок. Дальше начинается зона действия мифа. Павлик якобы не стерпел классовой несправедливости и донёс компетентным органам на отца-подкулачника. В "Пионерской правде" 30-х годов была сформулирована каноническая версия советского мифа: "Павел разжал кулак и протянул смятую бумажку. Это было удостоверение на имя одного человека; там говорилось, что он уезжает из Герасимовки по собственному желанию. А внизу печать и подпись: "Председатель сельсовета Т. Морозов".

— Это, — шепнул Пашка, — отец кулакам продаёт. Сейчас сам видел.

Неподалёку от Герасимовки жили высланные с Кубани и Украины кулаки. Их сюда выслали, потому что они вредили в колхозах. Вот этим-то врагам Трофим Морозов продавал удостоверения, и они могли ехать куда захотят и снова вредить. Долго молчали мальчики. Потом Павлик сказал:

— Сегодня переночую у тебя, а завтра в район махну... Всё расскажу.

Наутро Павлик отправился в город".

Нелепость этой версии очевидна. Во-первых, к тому моменту отец уже давно не жил с семьёй и тем более не работал председателем сельсовета, поэтому никаких справок он у него похитить на мог. Во-вторых, "махнуть в район" было для подростка не так-то легко, что очевидно любому, кто знаком с географическими особенностями Урала и Сибири.

Даже если у Морозова было желание донести на отца, сделать это было затруднительно. Герасимовка — деревня очень маленькая, все друг друга знают, все со всеми породнились, кроме участкового милиционера, никого нет, а участковый после доноса пойдёт к отцу и всё расскажет, а тот задаст сыну трёпку. С таким вопросом надо было ехать в ОГПУ. Однако их комендатуры находились только в Тавде, Тюмени и Тобольске. До ближайшего города — Тавды — надо было проделать путь длиной более 40 километров.

При этом сделать это пешком. Даже для взрослого человека при наличии лошади такое путешествие было не самым простым делом — что говорить про пешего 12-летнего подростка. А ведь в Тавде ещё где-то надо было остановиться и на что-то жить, поскольку такое путешествие заняло бы несколько дней.

Как дело было заведено в действительности, выяснить сейчас очень трудно, поскольку уголовное дело Трофима Морозова по какой-то причине не сохранилось до настоящего времени. Известно лишь, что заподозрили Трофима в выдаче справок без всяких доносов. Одни исследователи утверждают, что ОГПУ заинтересовалось им из-за того, что он выдавал спецпоселенцам слишком много справок, другие говорят о том, что справки Морозова и нескольких соседних председателей сельсоветов были обнаружены у членов группировки Пуртовых (крестьяне, не принявшие коллективизацию и ушедшие в леса партизанить). Правда, во втором случае не совсем понятно, как справки могли помочь людям, пошедшим на полный разрыв с властью и ушедшим в леса. По третьей версии, в Тавде был задержан некий гражданин, у которого с собой была целая стопка справок, выданных герасимовским сельсоветом.

Так или иначе, версия с доносом выглядит не очень убедительной. 

Вторая каноническая часть мифа связана с выступлением Морозова на суде. "Уральский рабочий" в 1932 году писал: "Вдруг сгущённую тишину размеренного хода судебного процесса пронизал звонкий детский голос:

— Это я подал в суд заявление на своего отца. Я, как пионер, отказываюсь от отца. Он творил явную контрреволюцию. Мой отец не защитник Октября. Он всячески помогал кулаку Кулуканову Арсентию. Это он помог бежать кулакам. Это он спрятал кулацкое имущество, чтобы оно не досталось колхозникам...

— Я прошу привлечь моего отца к суровой ответственности, чтобы другим не дать повадку защищать кулаков".

Однако никакого выступления на суде не было и быть не могло. Трофима Морозова судила тройка ОГПУ. Это внесудебный орган, состоявший из представителя райкома, прокурора и чекиста, которые втроём выносили решение, основываясь на документах дела. Никакого прения сторон, адвокатов и т.п. условностей не было, порой на "суде" не присутствовал даже обвиняемый, узнававший о приговоре постфактум. В связи с начавшейся коллективизацией и огромным количеством уголовных дел против сопротивлявшихся крестьян традиционные судебные органы уже физически не справлялись с нагрузкой, поэтому часть их полномочий была передана внесудебным тройкам.

Никакого выступления перед тройкой и быть не могло, так что обличительная речь Павлика Морозова на суде, существующая примерно в полутора десятках вариантов, является позднейшим вымыслом журналистов и писателей. Однако показания Павлик действительно дал: в рамках дела он был в качестве свидетеля опрошен вместе с матерью, которая дала основные показания против супруга, а он их подтвердил. Трофим получил 10 лет лагерей.

В начале сентября 1932 года Павел и его 8-летний брат Фёдор отправились за грибами и ягодами в лес и не вернулись. Через несколько дней один из жителей села обнаружил тела убитых. Первоначально следствие вёл местный участковый милиционер, который опросил мать убитых детей. Татьяна сразу же возложила вину на родню мужа — Морозовых, а также их родственников Кулукановых. Они якобы недолюбливали Павла и даже угрожали ему, что она связывала с делом её мужа Трофима. Правда, не совсем понятно, почему они в таком случае не попытались отомстить ей, ведь она дала главные показания против супруга и вообще была для Морозовых чужим и нелюбимым человеком.

Все они были арестованы, и двоюродный брат Павла — Данила — сознался в убийстве, однако остальные на допросах отрицали свою вину.

Вскоре из района приехал следователь ОГПУ и взял дело в свои руки. Под его влиянием дело приобрело уже политический оборот, как это часто случалось у следователей ОГПУ в те времена. Он увидел в этой кровной семейной вражде большую политику и решил развернуть дело в сторону проявления классовой войны в деревне.

Татьяна Морозова, ненавидевшая родню мужа, с удовольствием ему подыграла. После беседы со следователем из ОГПУ она несколько изменила свои показания. Теперь, по её словам, Павел был первым активистом-пионером на селе, беспощадно вскрывал кулачество, обличал подкулачников и всячески боролся за установление колхоза в селе и был настолько честен, что сдал органам собственного отца, помогавшего кулакам, что привело к террору в отношении него со стороны кулацкой шайки Морозовых-Кулукановых. Показания Татьяны подтвердил также добровольный милицейский осведомитель Иван Потупчик, также приходившийся родственником убитому Павлу.

Стараниями следователя ОГПУ дело было переквалифицировано из простого убийства в "организацию террористического акта в контрреволюционных целях". Одновременно в региональной прессе уже разворачивается кампания на тему "кулацкая банда убила пионера".

Практически всё дело было построено на признаниях арестованных. При этом они то отказывались от своих показаний, то меняли их, то снова подтверждали. В доме 80-летнего Сергея Морозова (деда Павла) был обнаружен нож, а также окровавленная одежда Данилы Морозова, который утверждал, что накануне зарезал телёнка.

Однако никаких экспертиз не проводилось: Герасимовка — глухой край в отдалении от населённых пунктов, там не было ни электричества, ни радио, ни даже пионерского отряда (в который постфактум записали Павлика в рамках пропагандистской кампании). Экспертизы проводить было некому, да и незачем; приехавший следователь ОГПУ уже заранее решил, что дело политическое, и все показания подстраивал под эту концепцию, тем более что обвиняемые были удобными (дед Павлика — бывший тюремный надзиратель, т.е. классовый враг, а дядька Павлика — кулак). Он даже ни разу не посетил место убийства.

Хотя дело вроде бы расследовано, к нему по-прежнему остаётся много вопросов. Теоретически возможны три варианта: Морозова действительно убили родственники, Морозова убили какие-то посторонние люди, которые не хотели оставлять свидетелей, и третья версия, сформулированная в перестройку писателем Дружниковым, развенчивавшим миф о Павлике, — провокация ОГПУ.

Третья версия выглядит самой невероятной. Для её реализации надо было ехать сотни километров в глухое таёжное село, там выслеживать какого-то никому не известного мальчика и убивать его, и всё ради того, чтобы арестовать нескольких человек из села в полторы сотни жителей. Крайне сомнительно, тем более что ОГПУ тогда было всесильным и могло любое дело развернуть в любую сторону, выгодную им. Зачем нужны такие сложности, когда достаточно пользоваться удобными случаями?

Общепринятая версия с родственниками считается основной, но и она вызывает массу вопросов. Во-первых, убийство Павла произошло через 7 месяцев после приговора отцу. Ещё можно представить, что крестьяне в состоянии аффекта убили своего родственника, сочтя его виновным в случившемся, но ждать 7 месяцев ради расчётливой мести — это уже как-то сомнительно. Значит, причина убийства не в мести, а в чём-то другом. Возможно, речь шла об имущественном споре, ведь земля, переданная родителями Трофиму Морозову, теперь досталась его бывшей жене, а Морозовы пытались её вернуть, а детей Трофима забрать в семью.

Во-вторых, в деле Павлика всё время теряется его младший брат, убитый вместе с ним. Трудно представить, что такое количество близких родственников (дед, бабка, дядя-крестник, двоюродный брат) решили убить своего родственника, но даже если это представить, то уже невероятным выглядит, что все они согласились с убийством второго своего родственника, который был маленьким невинным ребёнком и совершенно точно никому никакого зла не делал. Если они хотели убить Павла, то неужели за 7 прошедших месяцев они не могли улучить момент и напасть на Павла, когда он был в одиночестве, а сделали это именно тогда, когда он был с маленьким братом?

В-третьих, не совсем понятно, почему убийцы бросили тела на видном месте и не предприняли никаких попыток скрыть следы преступления. Все они жили в Герасимовке с момента её основания, строили её своими руками и прекрасно знали все потаённые места, где нет троп и не ходят люди. В диком и глухом краю потерявшиеся в лесу дети никого бы не удивили.

В-четвертых, сомнительно, что все осуждённые по делу действительно участвовали в убийстве. Почти все они упрямо отказывались от признания вины или от данных под давлением показаний, за исключением Данилы Морозова. Кто-то из родственников действительно мог в одиночку убить обоих детей, а все остальные понадобились лишь для создания мифической кулацкой банды (притом что Морозовы в действительности были бедняками).

Здесь как нельзя кстати оказались показания Татьяны Морозовой, давно враждовавшей с роднёй бывшего мужа. Что касается милицейского осведомителя Потупчика, то он был человеком сомнительных моральных качеств (судим за изнасилование несовершеннолетней) и, судя по всему, подтверждал все показания, какие требовались следствию.

В качестве альтернативной версии убийства родственниками можно рассмотреть версию об убийстве нежелательных свидетелей. На пике раскулачивания многие спецпоселенцы умудрялись сбегать из закрытых сибирских посёлков, в которых их держали. Беглые нередко обустраивались неподалёку от прежних мест обитания, поскольку вернуться домой они не могли. Они жили в лесных землянках, а пищей им помогали друзья или родственники. Случаи подобных побегов не были редкостью. Вполне можно представить, что братья Морозовы наткнулись в лесу на каких-то беглых крестьян из числа бывших обитателей Герасимовки и погибли как нежелательные свидетели.

Во всяком случае, эта версия имеет право на жизнь, как и версия об убийстве Морозова кем-то из родственников.

"Кулацкую банду" Морозовых-Кулукановых судили показательным судом в Тавде, на который свезли крестьян из всех окрестных деревень. Всех обвиняемых, за исключением одного из дядь Павлика — Силина, — признали виновными и приговорили к смерти. 80-летние дед и бабка Павлика умерли в тюрьме в ожидании исполнения приговора, остальные были расстреляны.

В Москве о деле стало известно ещё на этапе расследования, и идея использовать его в пропаганде была одобрена на высшем уровне. В те годы ещё продолжалась коллективизация, многие крестьяне упорно сопротивлялись колхозам и история мальчика, который настолько хорошо понимал линию партии, что ради неё даже переступил через родственные узы, пришлась ко двору. К делу подключили Горького, который стал разъяснять писателям, что подвиг Морозова должен быть увековечен.

По горячим следам за написание книги взялся уральский журналист Павел Соломеин. Вскоре книга "В кулацком гнезде" была готова и отправлена Горькому. Хотя именно в этой книге были созданы основы будущего мифа, Горькому она показалась слишком уж нелепой, о чём он и сообщил автору: "Плохая книжка, написана неумело, поверхностно, непродуманно. Я не виню Вас за это. Вам было сказано: "Пиши..." Вот вы и написали. Читатель, прочитав её, скажет: "Ну, это выдумано — и плохо выдумано".

Государственная машина пропаганды заработала на всю мощь. Из Пашки, как его звали все односельчане, он превратился в Павлика. По всему СССР стали возникать улицы, скверы и площади Павлика Морозова, в его честь назывались колхозы и устанавливались памятники, главный из которых поставили на въезде на Красную площадь. В пионерских изданиях Павлик подавался как образец для подражания. В нём уже не осталось ничего от прежнего, реально существовавшего подростка. Появился некий идеальный подросток, который учился только на отлично, идеально понимал политические вопросы и был первым активистом на селе (на самом деле к неполным 14 годам он перешёл только во второй класс, а пионерской ячейки в Герасимовке даже не было).

Судьба отца Морозова — Трофима — точно не установлена. По одним данным, он погиб в лагерях, по другим — был досрочно освобождён и перебрался в Тюмень. Мать Павлика практически сразу после процесса бежала из деревни, хотя её вселили в опустевший дом Морозовых. Вероятно, односельчане лучше остальных были осведомлены о подоплёке дела и не очень хорошо относились к ней, поскольку Татьяна бежала из села и до самого конца своей долгой жизни никогда не возвращалась в Герасимовку, несмотря на культовый статус сына. Ей было предоставлено государственное содержание и жильё в Крыму, где она и жила до 1983 года, когда скончалась.

Его родное село, бывшее глухим местом, стало местом поклонения для всех пионеров не только СССР, но и других социалистических стран — детей после войны возили туда на экскурсии. Небольшое село существовало только благодаря культу Павлика Морозова. Все односельчане изображали образцовых крестьян (как сейчас существуют туристические деревни, воссоздающие быт прошлых веков) с заученными ролями. После распада СССР оно пришло в упадок и запустение. В настоящее время там живёт меньше 300 человек, а туристы уже давно не приезжают.

Павлик Морозов навеки стал заложником придуманного ему образа. Для одних он — почти коммунистический святой и великомученик, для других — иуда и предатель, для третьих — маленький негодяй и хулиган. Реально существовавший Павел Морозов совсем не похож на образ, рождённый пропагандой, и спорить о нём будут ещё долгие годы.