Лимонов: Идёт величайшее переселение народов, и Европу ожидает жуткая трагедия

Э. ЛИМОНОВ: Я думаю, что в Европе сейчас страшные времена. Они виду не подают и, заметьте, перестали нам представлять, например, цифры мигрантов, сколько мигрантов высаживается в Европу.

С. АНДРЕЕВСКАЯ: Этого нет, это правда.

Э. Л.: Да. И всё исчезло. Потому что они хотят минимизировать панику. На самом деле, паниковать есть от чего. Цифры приводятся самые разные, но вот я слышал, только в Германии от 1,2 миллиона до 1,8 миллиона за прошлый год вошло. Сколько в этом году – нам стараются уже не говорить, сколько на самом деле. И я слышал цифры, что 4 миллиона будет к концу 2017 года — это неплохо. А вообще, говорят о том, что наготове чуть ли не пол-Африки, что они только начинают, распробовали этот вкус. А знаете, распробовали, то есть кто-то добрался до Европы, там как-то устроился и пишет своим: "Приезжайте", — вот это значит распробовали. Приедет — один, напишет, а десять приедут. То есть идёт величайшее со всех времён переселение народов на крошечный, по сути дела, континент. Это даже не континент, а часть Азии такая, запад Азии, изрезанный бухтами, и всё. И конечно, ожидает Европу жуткая трагедия, по-моему, она сейчас и происходит. Во Франции, о ситуации в которой я больше осведомлён, уже открыто многие говорят о том, что будет: Франция распадётся на две Франции. Юг отойдёт арабам — Марсель и побережье Средиземного моря, то есть арабской части населения, не арабам-арабам, а тем арабам, которые уже живут, например, во Франции, они французские граждане, их около 8 миллионов только таких, представьте себе. А север останется Франции. Вот такие разговоры.

Полную версию программы "31 февраля" читайте ниже и слушайте в аудиофайле. 

 

С. АНДРЕЕВСКАЯ: У микрофона Светлана Андреевская, Эдуард Лимонов. Эдуард Вениаминович, здравствуйте! 

Э. ЛИМОНОВ: Здравствуйте!

С. А.: А вы как-нибудь следите за футболом вообще?

Э. Л.: Да. Кто такой Слуцкий, я знаю.

С. А.: Уходит он из ЦСКА — вас как-то тронула эта новость? 

Э. Л.: Я думаю, что это ожидаемо было совершенно. Говорили об этом много. 

С. А.: А почему ожидаемо?

Э. Л.: Болельщики нетерпеливы, власть нетерпелива, все хотят побед — погоняют: давайте-давайте немедленно победу. 

С. А.: А вот почему? Так везде, во всех областях: если ты не показываешь побед — иди вон?

Э. Л.: Видимо, это символ определённой нашей цивилизации, всех: давай, выдавай на-гора победу или пошёл вон. 

С. А.: И ничего с этим не сделаешь?

Э. Л.: А я думаю, что это невозможно, раз это психологический паттерн, внедрённый в нас, — ничего тут не сделаешь, так и есть.

С. А.: Вы верите в российский футбол?

Э. Л.: 

С. А.: А почему эту стратегию нельзя перенести на футбольное поле? Там же тоже стратегия.

Э. Л.: Это нечто иное, всё-таки. Понимаете, это ещё и кровь какая-то: посмотрите, как играет Марадона какой-нибудь.

С.А.: Жестокость то есть?

Э.Л.: Нет. Это темперамент какой-то, одновременно и игровой, и наступательный — мы немножко иные.

С. А.: Какие?

Э. Л.: Я сказал: нам больше даются военные победы. Мы мрачная северная нация. Мы о себе думаем иное, но на самом деле мы такие. Недаром нам всегда были нужны цыгане разогреть кровь. А мы недалеко уехали от финнов, каких-нибудь скандинавов.

С. А.: Говорят же, что часть нашей расы оттуда тоже пошла, нет?

Э. Л.: От финнов?

С. А.: Да. И Скандинавия.

Э. Л.: Я с вами согласен.

С. А.: То есть какие-то потоки были.

Э. Л.: Абсолютно точно. Так вот, нам надо равняться всё-таки на каких-нибудь скандинавов.

С. А.: А в чём таланты у скандинавов, если равняться? Генетически викинги там – тоже, наверное, борьба?

Э. Л.: У них много талантов, и есть даже утверждение, что якобы первыми нашими вождями российскими были. Рюрик.

С. А.: Да.

Э. Л.: И прочие.

С. А.: Сегодня Путин утвердил новую доктрину информационной безопасности России — там как раз о войне, но только об информационной речь идёт, что пора нам защищаться — защищаться каким-то особым способом и по-новому.

Э. Л.: Можно подумать, что без этого, без доктрины, мы ничего не делали. Я думаю, прекрасно всё делали.

С. А.: Зачем тогда эта доктрина?

Э. Л.: И основали Russia Today и прочие — это такие наступательные информационные орудия.

С. А.: Russia Today одна справляется?

Э. Л.: Я не считаю, что она одна, — посмотрите, сколько всего.

С. А.: А какой телеканал в мире российский известен, как Russia Today?

Э. Л.: Мне трудно сказать, я там давно не живу, поэтому не знаю, как там они обходятся с нами и какое влияние мы на них оказываем и оказываем ли.

С. А.: Путин говорит не только про информационные войны.

Э. Л.: Путин всего знать не может. Он, конечно, человек выдающийся, но я думаю, что он в основном живёт донесениями и рапортами, и информацией той, которую ему на стол кладут или под очи ясные подставляют. Поэтому не надо ожидать от одного человека, чтобы он был везде сведущ и всё знал и понимал. Я ко всем этим "указивкам" отношусь с некоторой дистанции. Можно подумать, что страна без этого не функционировала и делала неправильно. Время от времени появляется какой-то начальственный окрик: "Давайте, делайте" — посмотрите, сколько указов президента не выполняется — они же сами жалуются: "Вот, смотрите, не выполняются".

С.А.: Да.

Э. Л.: Ну, не выполняются.

С. А.: А зачем эта доктрина тогда, по-вашему?

Э. Л.: Доктрина нужна, конечно, и оперативные планы нужны. Эта общая ориентировка даётся. Это нужно, но вот помогает ли это очень сильно, я сомневаюсь, честно говоря. Лучше бы готовить такие кадры специфические по каждому "фронту", включая "фронт" культуры, — наверное, нужно готовить, независимо от доктрины или "указивок", блюсти, поливать, давать возможность наилучшим образом себя проявить. У нас, например, забыли совершенно – помните, был Судоплатов, была такая мускулистая внешняя разведка, которая огромную пользу приносила стране. Сейчас нет. Сейчас сидим и молчим, отругиваются.

С. А.: Так сейчас всё в Интернет ушло.

Э.Л.: А зачем нам Интернет? Нам надо, чтобы шпионов и диверсантов ловили. Я недавно получил красноармейскую книжку моей тётки Лидии. Она работала в СМЕРШе. Красотка такая, да. 

С. А.: Что вы там нового узнали?

Э. Л.: Первого Белорусского фронта. Я очень гордился ею, я посмотрел это всё с интересом.

С. А.: Вы же согласитесь, что сейчас от физического мы всё равно переходим в мир вот этих всех сетей?

Э. Л.: Это кто переходит? Это кажется. Смотрите, что делается.

С. А.: Как кажется?

Э. Л.: Посмотрите, посмотрите.

С. А.: Люди не вылезают из своих смартфонов.

Э. Л.: Посмотрите наш же, ваш Life News, показывают руины Алеппо – от физического мы переходим.

С. А.: Вот.

Э. Л.: Там птички живой нет. Я такого не видел. Я видел руины Вуковара, все мы знаем, что такое Великая Отечественная война, но 

Посмотрите снимки с беспилотников — они страшны.

С. А.: Да, я вижу каждый день это.

Э. Л.: Там пустыня, остовы зданий, руины. Такого, простите, я вот не видел. Я много войн видел, но такого не видел. Значит, это сверхвойна, современные средства поражения. Они становятся ещё страшнее, чем были.

С. А.: Вы хотите сказать, что информация информацией, интернет интернетом, но люди…

Э. Л.: Люди гибнут заживо, теряют плоть и падают бездыханно, и сочится кровь.

С. А.: И города нужно разрушить, чтобы победить кого-то, например?

Э. Л.: Я вообще считаю, что злодейское нападение на Сирию, в этом виноват, безусловно, тонкогубый и вроде приличный, вечно улыбающийся Запад — конечно, они виноваты. Они начали это. Они чужими руками стали разрушать сирийскую государственность, в частности, руками исламистских радикалов, и это, конечно, отвратительное преступление. Я не стал бы с ними договариваться. Ходит там Лавров, разговаривает о чём-то с Керри — я бы вообще трубку бросал и сказал: "Нет, ребята. Пока вы, как минимум, не признаете, что вы людоеды, нелюди и оборотни, то никаких разговоров с вами не надо вести". Я не понимаю, у нас все говорят: надо дружить. В России говорят: надо дружить. — Не надо дружить.

С. А.: Может быть, не о дружбе, а о компромиссе речь идёт?

Э. Л.: Какой компромисс? С чего?

С. А.: Мы же не одни в мире.

Э. Л.: А мы можем прекрасно быть одни, у нас огромная территория до сих пор ещё.

С. А.: Ну ладно вам, ну как?

Э. Л.: А зачем? Вы что хотите? Зачем? Куда вы хотите? 

С. А.: Я никуда не хочу. Я хочу быть здесь.

Э. Л.: Ну и сидите. Все пусть сидят здесь и не выпендриваются.

С. А.: Сидеть здесь, и всё. Но это не значит, что я должна ходить и на всех плевать.

Э. Л.: А почему плевать?

С. А.: Они тоже имеют право на жизнь.

Э. Л.: Они и живут, и мы их не трогаем.

С. А.: Так вот, Сирия — это место, где все сошлись, как говорится. Как здесь можно решить эту проблему без компромисса? Ведь никак. Слишком много участников.

Э. Л.: Надо перестать помогать этим джихадистам, радикалам, перестать поставлять им оружие. Подлая Турция, с которой мы почему-то ради интересов "Газпрома" и продажи нашего газа и "Турецкого потока" предпочитаем скорее интересы "Газпрома", чем интересы России.

С. А.: А вы же видели рекламу "Газпрома"? Национальное достояние.

Э. Л.: Нет, погодите. Это — антиреклама. Я хочу сказать, что согласно той информации, которую даёт очень эрудированный Семён Багдасаров, наш эксперт, он говорит, что до сих пор открыты на границе эти два входа и выхода через турецкую границу исламистам. 

С. А.: А помните эти видео с колоннами?

Э. Л.: Зачем мы дружим с Турцией — огромный вопрос. Ради турецкого газа, ради "Потока", да? Ради прибыли "Газпрома"?

С. А.: А вы знаете, что сегодня премьер-министр Турции здесь у нас, в Москве?

Э. Л.: И что мне теперь делать?

С. А.: Со всеми встретился, с кем возможно.

Э. Л.: Радоваться?

С. А.: Путин сказал, что мы наладили отношения во всех направлениях.

Э. Л.: Это сказал Путин. Путин тоже может ошибаться, ещё и как.

С. А.: Медведев сказал то же самое.

Э. Л.: И Медведев тоже может ошибаться.

С. А.: Сейчас скоро ещё Матвиенко скажет.

Э. Л.: Я утверждаю, что их политика в отношении Турции абсолютно неправильна, ущербна — её надо менять.

С. А.: Что будет, по-вашему? Какой результат от этой политики?

Э. Л.: Я думаю, что сирийцам с нашей помощью удастся взять Алеппо, и это, конечно, будет иметь очень неприятные последствия для джихадистов, для радикального ислама. Это не значит, что война немедленно кончится — в Сирии она будет продолжаться, пока у них есть поставки оружия, денег и добровольцев. 

С. А.: Раньше говорили про Ракку. Говорили, что отвоюем — и всё будет хорошо.

Э. Л.: Теперь про Ракку забыли.

С. А.: Теперь Алеппо. Может, тоже самое будет?

Э. Л.: Нет. Про Ракку забыли, потому что… 

С. А.: Оплот террористов.

Э. Л.: Нет. На Ракку пошли все, и курды, но теперь, по-моему, не хотят курды. Турки со своей стороны хотели бы взять Ракку.

С. А.: Турки много чего хотят.

Э. Л.: Раньше Алеппо — это была часть Турции. Он так и называется, Халеб или Халеп, и это всё цели Турции — захватить Мосул на севере Ирака, захватить Алеппо и захватить Ракку и присоединить, и курдские, и Сирийский Курдистан, к Турции. А мы им, якшаясь с ними и всячески с этими объятиями турок, помогаем.

С. А.: То есть, получается, они своё получат, по-вашему?

Э. Л.: Турки хитрые. Я не знаю, получат ли они или нет.

С. А.: Именно в Сирии.

Э. Л.: Если бы наше руководство послушало ряд голосов неглупых людей, куда я себя тоже включаю, того же Семёна Багдасарова, Сатановского есть масса людей, которые говорят истину, — специалисты по Ближнему Востоку. Я не специалист по Ближнему Востоку, но имею довольно большой опыт хождения по миру и участия в разных…

С. А.: Уже несколько сообщений пришло, и, наверное, как раз "Счастливый звонок" объявим. Выбирайте цифру.

Э. Л.: Третий.

С. А.: Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! Владимир. Над чем вы сейчас работаете, чем вы нас порадуете?

Э. Л.: Я обычно сразу несколько вещей каких-то делаю. Затрудняюсь сказать. Только что вышла книга, на Non/fiction она была представлена, называется она "Под небом Парижа" — это круче Хемингуэя.

С. А.: Эдуард Вениаминович, как раз по поводу Парижа почему-то сейчас навеяло. Коллеги, друзья ездят в Европу — сейчас очень много возможностей, я спрашиваю: "Так в Париж, в Париж съездите". Все говорят: "Нам чего-то страшно туда ехать — там, говорят, мигрантов так много, и Париж уже не тот Париж".

Э. Л.: Я вообще за границами нашей Родины не был с 1995 года. То есть 21 год получается, так что я вам никакого совета дать не могу в данном случае.

С. А.: Но вы по старым каким-то воспоминаниям пишете, получается?

Э. Л.: Я был совершенно в других городах, которых уже нет в природе. Того Парижа уже никогда не будет. Это всё огромные волны, моря этих мигрантов его наверняка смыли уже.

С. А.: А вы бы хотели увидеть Париж сегодня?

Э. Л.: Меня судьба забросила: вслед за моими книгами в своё время я туда попал. Я там жил — мне достаточно. У меня никогда нет стремления встречать бывших жён или бывшие города. Теряешь живые ощущения, ничего нет — пусто. В груди пусто.

С. А.: Как раз про книги заговорили. Сегодня были названы лауреаты "Большой книги" — вы вообще следите за какими-то премиями?

Э. Л.: Вы знаете, совершенно не слежу. 

С. А.: Вы не участвуете в этом?

Э. Л.: Я, во-первых, не участвую, а во-вторых, меня никто и не берёт, я как бы один, одинокий волк, живу отдельно.

С. А.: А вы предлагали когда-то? Как это вообще? Как это строится?

Э.Л.: Я вкратце сказал.

С. А.: Есть кучка людей, которые выбирают.

Э. Л.: Во-первых, есть там жульё определённое или постоянное, или непостоянное, но неважно — они всегда выбирают каких-то людей, которые им нужны, и которые, в свою очередь, видимо, могут какие-то оказать услуги. Это у нас везде так. Это в прежние времена называлось в кавычках "мафия". Это не значит, что там люди с пистолетами с глушителями бегают, а просто-напросто спаянная шайка-лейка, бражка, компания, команда, комитет.

С. А.: А вы в курсе — смотрите, сегодня получил Юзефович Леонид.

Э. Л.: Я получил одну премию только. Когда сидел в тюрьме, я получил премию имени Андрея Белого — один рубль они давали и бутылку водки. Когда я вышел, я даже этого не получил. 

С. А.: Почему?

Э. Л.: Не знаю. Они как-то зажали и рубль, и бутылку водки.

С. А.: Но зато есть факт.

Э. Л.: Верните-верните! Если вы меня слышите, ну-ка! Дайте мне мой рубль и мою бутылку. А вообще, никаких премий я никогда не получал.

С. А.: А про писателей современных — можно назвать, например, победителя Леонида Юзефовича? 

Э. Л.: Он написал неплохую книгу.

С. А.: "Зимняя дорога".

Э. Л.: Называлась "Самодержец пустыни" – это о бароне Унгерне. Помните: "Белая армия, чёрный барон…"?

С. А.: Да, что-то такое.

Э. Л.: Увлекательнейшую книгу — она у меня где-то есть.

С. А.: Но вот он за "Зимнюю дорогу" сегодня получил.

Э. Л.: Ну, получил — получил. Я не пишу исторических романов и просто романов. Я в основном пишу эссе уже много лет, 25 лет. Мне и не за что давать. Потом, за мои "подвиги" в кавычках,и без кавычек, политические, и за мои точки зрения кто же мне даст?  

С. А.: Подождите — всё меняется в этой жизни.

Э. Л.: В основном жюри состоят из либеральных критиков — у нас это засилье либералов вообще в культуре огромное. Хотя они не талантливы, как правило, но они занимают посты определённые постоянно.

С. А.: Вот это и есть "мафия", о которой вы говорили?

Э. Л.: Да, вот это "мафия". Да, поэтому вот так.

С. А.: Хочется сейчас немного вспомнить вчерашнее интервью Владимира Путина — не следили? В Челябинске он был на заводе, и небольшая беседа была с работниками — несколько его заявлений, смотрите. Он заявил о желании успешно завершить свою карьеру, предложил проверять свою администрацию и кабмин на алкотестере, всем обязательно посоветовал заниматься личной жизнью.

Э. Л.: Это немного как-то даже банально, чтобы личная жизнь.

С. А.: Да, у них была такая беседа.

Э. Л.: А что, у нас есть люди, у которых нет личной жизни?

С. А.: Конечно, есть.

Э. Л.: Если нет, то остаётся их пожалеть.

С. А.: Конечно, есть. Многие сейчас, молодые и не только, карьерой занимаются. Карьера-карьера.

Э. Л.: Но это кто вам сказал? Они, что ли, сказали? У меня такое впечатление, что все занимаются личной жизнью.

С. А.: Вы везучий человек, что вы видите таких людей.

Э. Л.: На улицах люди смотрят друг на друга, до сих пор пристают.

С. А.: Я не знаю. У меня вокруг одна карьера.

Э. Л.: Мужчины пристают к женщинам, что я нахожу нормальным, и хорошо — я радуюсь и за них, и за себя.

С. А.: По поводу завершения. "Успешно завершить свою карьеру", — Путин заявил о желании, — это как-то взорвало Интернет, все начали думать: что сказал, что сказал.

Э. Л.: Да Интернету больше делать нечего, лучше бы вернули политику, Владимир Владимирович, в нашу жизнь, конкурентную политику, оппозиционную политику, а то байки нам — всё время мы должны догадываться. Мы ничего не знаем — почему нам не объясняют? Надо объяснять нам.

С. А.: Так просто: взял-объяснил — а тут вы думайте.

Э. Л.: Нет. Нам не надо эти. Мозги, чтобы у нас варились от того, что будет, — мы ничего не знаем, впрочем, может быть, правительство и сам Владимир Владимирович тоже ничего не знают — тогда извините.

С. А.: Может быть.

Э. Л.: Если они не знают, как мы будем дальше жить?

С. А.: Вот это скорее ближе к правде.

Э. Л.: Можно понять, да.

С. А.: Как вас зовут? Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер! Светлана, Москва. Эдуард Вениаминович, здравствуйте! Маттео Ренци уже подал в отставку, Олланд, скорее всего, тоже в следующем году перестанет свою деятельность вести, Меркель осенью тоже, наверное, уйдёт. Скажите, как Европа, на ваш взгляд, будет выглядеть в следующем году, под конец, и будет ли она обращена уже ближе к нам, чем на Запад? Спасибо!

Э. Л.: Я думаю, что в Европе сейчас страшные времена. Они виду не подают и, заметьте, перестали нам представлять, например, цифры мигрантов, сколько мигрантов высаживается в Европу.

С. А.: Этого нет, это правда.

Э. Л.: Да. И всё исчезло. Потому что они хотят минимизировать панику. На самом деле паниковать есть от чего. Цифры приводятся самые разные, но вот я слышал, только в Германии от 1,2 миллиона до 1,8 миллиона за прошлый год вошло. Сколько в этом году, нам стараются уже не говорить, сколько на самом деле. И я слышал цифры, что 4 миллиона будет к концу 2017 года — это неплохо. А вообще, говорят о том, что наготове чуть ли не половина Африки, что они только начинают, распробовали этот вкус. А знаете, распробовали, то есть кто-то добрался до Европы, там как-то устроился, и пишет своим: "Приезжайте", – вот это значит распробовали. Приедет – один, напишет, а десять приедут. 

И конечно, ожидает Европу жуткая трагедия, по-моему, она сейчас и происходит. Во Франции, о ситуации в которой я больше осведомлён, уже открыто многие говорят о том, что будет, Франция распадётся на две Франции. Юг отойдёт арабам — Марсель и побережье Средиземного моря, то есть арабской части населения — не арабам-арабам, а тем арабам, которые уже живут, например, во Франции, они французские граждане, их около 8 миллионов только таких, представьте себе. А север останется Франции. Вот такие разговоры.

С. А.: А нас это как-то коснётся?

Э. Л.: А мы всё по-прежнему думаем, что Европа такая спокойная, холёная, чистая.

С. А.: Да, хорошие пенсии там, социальные обязательства.

Э. Л.: В белом платье, в белом костюме проходит по чистеньким тротуарам — ничего подобного. Там всё больше грязи, всё больше пришельцев, всё больше продают и покупают оружие себе европейцы. Плохи дела там у них.

С. А.: А почему наши едут тогда туда, хотят жить там?

Э. Л.: Вы понимаете, есть всегда какой-то островок. Если себя ограничить какой-нибудь Антальей и отдыхать там — я сейчас говорю о Турции, да — ограничить Антальей и отдыхать там под прикрытием автоматчиков, ходить от пляжа до бара и бухать там, жрать, all inclusive, и там на солнце лежать на лежаке, и больше никуда — то, конечно, вот так и едут.

С. А.: Сегодня — это не Европа, в США — оказывается, число попросивших убежище в США россиян достигло максимума за 22 года: 1912 человек по итогам 2016 года.

Э. Л.: Ох, как страшно! Знаете, сколько женщины рожают каждую минуту у нас? Я думаю, намного больше.

С. А.: Это же по сравнению с прошлым годом, значит, это всё увеличивается.

Э. Л.: Это всё мура. Да пускай едут.

С. А.: А что за убежище вообще? Кто там просит убежища в США? Что за люди?

Э. Л.: Когда мне говорят: там "утечка мозгов", я вспоминаю своё эмигрантское время. Вы знаете, почему никто не говорит о языковом барьере, — это страшная вещь. В моё время преуспели на Западе как раз люди, которым не нужен был языковой барьер. Почему балетные танцовщики были страшно известны — потому что не нужен языковой барьер. Музыканты — не нужен языковой барьер. Если говорить о наших там писателях, например, то очень немногие выбились. Очень редко. А все остальные — всем остальным мешал языковой барьер. А вы думаете, программисту не мешает языковой барьер? Ну, может меньше. Но, вообще говоря, это страшная вещь.

Почему-то предполагается, что все там ждут наши "мозги", а там своя безработица — я не думаю, что мы там самые первые на очереди занимать какие-то места. Это всё блеф, это всё кто-то накачивает, кто-то старается сбить наших людей с толку, с панталыку, как говорят.

С. А.: Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер, Эдуард Вениаминович! Меня зовут Елена. Вы не любите вопросы о прошлом. А я как раз хотела о прошлом задать вопрос. Можно?

Э. Л.: Ну, давайте, что тянетесь!

СЛУШАТЕЛЬ: Хорошо. Вы были в 1993 году в "Останкино" — я вас хорошо запомнила — рядом с нами были, и всё время что-то записывали. Там были москвичи, люди русские, которые против этой власти негодяйской пришли туда, женщины, дети, девушки симпатичные. И вы там всё время записывали — вот я хотела бы почитать что-нибудь об этих событиях вашего. Что посоветуете?

Э. Л.: Не понял. Что я записывал?

С. А.: Елена считает, что вы записывали и из этого сделали материал.

СЛУШАТЕЛЬ: Вы там писали всё время что-то.

Э. Л.: Вы себе представляете, что я так каждую минуту моей жизни дико помню? Зачем же это мне нужно, когда с тех пор со мной случилось столько совершенно чрезвычайных событий, помимо этого вечера в "Останкино", который, конечно, был прекрасный вечер, зал полон людей, по-моему, много тысяч собралось.

С. А.: Елена, но вот так. 

Э. Л.: Нет, я не помню, Елена. Вы конкретнее, я готов.

СЛУШАТЕЛЬ: А Володя Смирнов — может быть, вы что-нибудь знаете — из Риги о Володе Смирнове?

Э. Л.: Ничего не знаю.

СЛУШАТЕЛЬ: Вы ушли из этого времени уже, я поняла.

С. А.: Спасибо вам, Елена!

Э. Л.: Десятки тысяч людей прошли через мою жизнь, немногие удивили меня настолько, чтобы я их запомнил.

С. А.: То есть след не многие оставили в вашей жизни?

Э. Л.: Да. А как? А у вас многие?

С. А.: Да чего-то многовато за такой период.

Э. Л.: Мимо каждого из слушателей тоже, наверное, проходят множество людей, но всех ли он помнит?

С. А.: Это да. Как вас зовут? Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер! Максим зовут. Новая глава ЦИК говорила, что если будут махинации на выборах, то она подаст в отставку. Вот очередной скандал в Мытищах по поводу выборов, что подтасовано. Как вы думаете, сдержит она слово или нет? Спасибо!

Э. Л.: Что вы слушаете? Это вся порода наших чиновников, они беспрестанно либо говорят приблизительную правду, либо лгут, либо не имеют возможности осуществить то, что они обещали. Я отношусь в Памфиловой с абсолютным скептицизмом, не вижу, чем она отличается от какого-нибудь Чурова или Вешнякова, который был до этого. Все нам клянутся, и они будут делать всё. Да я бы на её месте в таких выборах сбросил с себя все её обязанности и ушёл бы, сказал: "Когда будут свободные выборы, тогда мы с вами будем наблюдать эти выборы". 

С. А.: Но кто-то же должен её работу выполнять?

Э. Л.: Нет. Я имею в виду, почему выборы несвободные — потому что отбор, селекция кандидатов на эти выборы всё равно производится, например, Министерством юстиции. Например, из Центральной избирательной комиссии существуют легкоманипулируемые элементы в этом отборе, в этой селекции, например, сбор подписей. Там 2 тысячи подписей фальшивые. Но я проходил по делу очень сложному, большому, и у нас была процедура идентификации почерка. Для того чтобы идентифицировать, экспертам требовалось, диктовали нам — вот мне диктовали несколько страниц, по-моему, три страницы написать — только после этого можно идентифицировать, ты это или нет. Короткие записки, которые были обнаружены в деле, они так и не были идентифицированы, потому что было сказано, что недостаточно текста, — понимаете? И когда нам говорят, что по одной подписи можно идентифицировать, я всегда смеюсь, потому что я вспоминаю: серьёзные люди нами занимались — это следственное управление ФСБ — серьёзные следователи. Но там всё было по правилам, но вот они чего-то не могли, а тут одна подпись — и нам говорят: "Это фальшивая", — как это так? 

С. А.: Но так вы говорите: уйти и всё бросить. Но кто должен это делать?

Э. Л.: Да никто не должен. Надо, чтобы не было селекции, а был другой механизм, естественно. А иначе выборы несвободные. У нас все подсчитывают голоса отданные, а этого не надо делать, потому что селекция уже несправедливая, зачем же зря подсчитывать голоса, когда до выборов допущены только определённые люди, которые нравятся, которым Министерство юстиции говорит: "Да, мы их допустим"? 

С. А.: Вот вы и ответили сами на вопрос, сказали.  

Э. Л.: Я правильно ответил. Если все следили за моей мыслью, я чётко объяснил механизм этого.

С. А.: "Как можно в США приобрести ваши книги, особенно "Под небом Парижа" интересует?", — спрашивает слушатель. 

Э. Л.: Я не знаю, что там в США происходит. Там тоже не был ещё больше лет. По-моему, неизвестно, когда был даже.

С. А.: Эдуард Вениаминович настаивает на том, чтобы началось голосование по итогам.

Э. Л.: Нет, я просто знаю, что оно проходит. Я не настаиваю.

С. А.: А нет, всё уже.

Э. Л.: Я за закон и порядок.

С. А.: Уже всё. Запустили.

Э. Л.: У нас закон и порядок. Вот ваш предшественник, Сергей, который поболеет и вернётся…

С. А.: Пятьдесят минут запускал, да?

Э. Л.: Да. Давайте телефоны людям.

С. А.: Звонки уже пошли.

Э. Л.: Вы уже дали им мало времени.

С.А.: Нормально. Вы согласны с Эдуардом Лимоновым по итогам эфира или нет?

Э. Л.: Вы ограничили свободу слушателей — это вам не простится.

С. А.: Всё хорошо идёт, не волнуйтесь, Эдуард Вениаминович.

Э. Л.: Я вообще не волнуюсь – чего мне волноваться?

С. А.: Александр спрашивает в Viber – ещё давно спросил, всё хотела тоже задать: "Что вы думаете по поводу украинских скандалов?" Эдуард не перечисляет, какие скандалы, но их там так много каждый день и разные, и вообще.

Э. Л.: 

На самом деле, говорят, чёрт знает что, плюс революционный пыл и жар, плюс ретронацизм 1944 года образца — это всё вместе даёт абсолютно безответственных людей, говорящих чёрт знает какие глупости. И стоит ли к ним прислушиваться?

С. А.: "Почему в нашей стране недооценена роль антимонопольной службы? Вытащить страну без обновлённой ФАС не получится. Ей надо вернуть статут министерства".

Э. Л.: Это такие тонкости. В нашей стране очень много чего нет, но в то же время и много чего есть, поэтому я, в частности, сказал — у меня спросили о выборах — я сказал. Памфилова может говорить всё что угодно, но поверьте мне, она ничего не сделает и не сделает ни одного даже яркого жеста. И будет сидеть, и держаться двумя руками за своё место, и счастливо быть на своём месте.

С. А.: Вот и посмотрим, скоро же выборы, в 2018 году. Вы пойдёте на выборы в 2018 году? 

Э. Л.: Нет, конечно. Не пойду. 

С. А.: Как вас зовут? Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер! Алексей, Москва. Уважаемый Эдуард Вениаминович, как обыватель, который тоже ходит в магазины, — сейчас правительство во главе с президентом рапортуют о том, что Россия может стать ведущим экспортёром продовольствия. Не прошло и года после импортозамещения — достаточно сказать, что внутренний рынок не насыщен, а товаров отечественного производства в достаточной степени в ценовом сегменте по качеству, по полезности, и страны БРИКС нас не хотят кормить — сами ожидают продовольствия из России. Не считаете ли вы, что помимо этого мы можем стать не только сырьевым, углеводородным придатком, но и продовольственным придатком для таких стран, в том числе и Вьетнама, Камбоджи, уже в страны Африки посылается первосортное мясо с Черкизовского комбината, в том числе и Аргентины? Спасибо большое!

С. А.: Спасибо!

Э. Л.: Моё мнение такое. Я думаю, что это оскорбление, когда говорят "углеводородным придатком". У нас есть сырьё, и это здорово. Вон, в Африке или в той же Европе есть страны, в которых вообще ни черта, никакого сырья. Это, конечно, плохо, что мы кособоко на это сырьё ориентированы. Но одновременно представьте, если бы у нас не было его, как бы мы жили?

С. А.: Что бы было?

Э. Л.: Спасибо Господу, который дал нам нефть, газ и ещё кое-какие вещи. Одновременно, я думаю, власть задаёт такие идеалы. Она говорит: "Да, мы можем стать…". Я уверен, что наша страна может. Например, пшеницы мы сейчас производим очень много, на экспорт гоним её, и это здорово. Я думаю, что и многие другие вещи, если у нас будет всё организовано получше, мы можем тоже экспортировать сельскохозяйственную продукцию. Но это идеалы, они задают идеал. А дальше уже никто, я думаю, не сможет заставить всю страну работать в сельском хозяйстве, если она сама не будет проявлять какие-то свои собственные инициативы. К тому же у нас, конечно, огромная бюрократия. Я согласен, что все люди, которые хотят чего-то "замутить", продукцию выращивать, выращивать крупный рогатый скот, — надо сделать так, чтобы это оформление быстро делалось, за полдня. Вот если он не справился, тогда чёрт тебя побери, вызываешь приставов и забираешь всё.

С. А.: Эдуард Вениаминович, время-то закончилось. 96% с вами сегодня.

Э. Л.: Ну, спасибо всем!

С. А.: Спасибо! Эдуард Лимонов был в студии.