Грудинин: К Новому году огурцы и помидоры подорожают на 20–30%

МАРИЯ АНДРЕЕВА: Что вы можете сказать по поводу последней новости: цены на продукты в ноябре росли быстрее инфляции? 

ПАВЕЛ ГРУДИНИН: Во-первых, инфляцию считают не так, как надо бы. А во-вторых, сезон закончился, и цены должны повыситься. Одно дело — когда ты с грядки вытаскиваешь и сразу продаёшь, излишков было много, и цена падала. Сейчас всё, что могли продать, продали, остальное положили на хранение, и смысла дёшево продавать уже нет. Есть такое сезонное увеличение цены. К декабрю цена растёт, поскольку растёт покупательная способность, в январе будет опять застой, может быть, даже небольшое снижение цены.

А потом многое будет зависеть от конъюнктуры. В прошлом году, например, было очень много картофеля и овощей, поэтому цена падала в январе и феврале, люди не знали, куда эту картошку девать. В этом году такого уже не будет, так как сейчас не такой хороший урожай картофеля. Поэтому, скорее всего, цена будет расти.

М.А.: Как вы думаете, на сколько овощи и фрукты подорожают к Новому году?

П. Г.: Помидоры и огурцы подорожают процентов на 20–30. Но очень многое зависит от курса доллара.

Полную версию программы "Позиция" с Павлом Грудининым слушайте в аудиозаписи.

М. АНДРЕЕВА: В студии Павел Грудинин, директор ЗАО "Совхоз имени Ленина". Здравствуйте!

П. ГРУДИНИН: Здравствуйте!

М.А.: Что вы можете сказать по поводу последней новости: цены на продукты в ноябре росли быстрее инфляции?

П.Г.: Меня это не удивляет.

М.А.: А что делать?

П.Г.: Во-первых, инфляцию считают не так, как надо бы. А во-вторых, сезон закончился, и цены должны повыситься. Одно дело — когда ты с грядки вытаскиваешь и сразу продаёшь, излишков было много, и цена падала. Сейчас всё, что могли продать, продали, остальное положили на хранение, и смысла дёшево продавать уже нет. Есть такое сезонное увеличение цены.

А потом многое будет зависеть от конъюнктуры. В прошлом году, например, было очень много картофеля и овощей, поэтому цена падала в январе и феврале, люди не знали, куда эту картошку девать. В этом году такого уже не будет, так как сейчас не такой хороший урожай картофеля. Поэтому, скорее всего, цена будет расти.

Если нашего продовольствия хватать не будет, значит всё это будет завозиться из-за рубежа за доллары и евро. Тут многое зависит от курса. У нас много поставщиков, в зависимости от того, кто с нами дружит: например, турецкие помидоры то есть, то их нет.

М.А.: Они такие плохие, что, может, и лучше, что их нет.

П. Г.: Тут вопрос качества и цены, они очень связаны.

М.А.: Многие слушатели не верят опросам — ни ВЦИОМа, ни Росстата. Вы верите Росстату?

П.Г.: Я — член общественного совета при Минсельхозе России, вчера мы этот вопрос обсуждали.

Есть такой пример: официально мы производим 30 млн тонн молока, но товарного — только 16 млн тонн. А на самом деле, ещё меньше. Поэтому реально мы считаем, что у нас 13–15 млн тонн молока, что вдвое меньше росстатовских данных. То же самое с картофелем. Картофельный союз считает, что информация о том, что 90% картофеля и овощей производится на личных подсобных хозяйствах, скорее всего, не соответствует действительности. Потому что ни 30 млн, ни даже 20 млн тонн картофеля мы не производим. На вопрос, где они берут семена и где хранят картофель, ответа нет. Кажется, съедается всё, что производится, там, где производится.

В этом году прошла всероссийская перепись, мы надеемся, что будут какие-то открытые данные. Если они будут, то уже будет понятно, что происходит.

М.А.: А когда будут результаты?

П.Г.: Я не могу этого сказать. Но перепись была три месяца назад.

Яблоки и земляника есть, картошки нет: об урожае

М.А.: "Люблю огурцы. Почему они такие дорогущие?" — спрашивает слушатель.

П.Г.: Потому что их мало. Цена на продукцию — это баланс между спросом и предложением. Если спрос растёт, а предложение маленькое, цена будет подниматься. Если предложение большое, а спрос меньше, цена будет падать. Сейчас спрос на огурцы есть, а предложение маленькое. Мы должны были в этом году поставить 300 теплиц, а поставим в лучшем случае половину. Это связано с инвестиционной привлекательностью этой отрасли. Просто нужно больше теплиц строить.

М.А.: У вас в этом году хороший урожай яблок, насколько я знаю. Можно зайти на сайт, посмотреть, где их можно купить.

П.Г.: Вопрос в том, хороший урожай у нас чего. 

М.А.: "Вы, вроде, уже сыр делаете?" — спрашивает слушатель.

П.Г.: Нет, у нас на территории посёлка есть фирма, которая фасует сыры. Мы только собираемся делать сыр. Поскольку у этой фирмы почтовый адрес "посёлок совхоза имени Ленина", все думают, что это мы. Но нет, это не наш.

О кадровой политике Совхоза имени Ленина

М.А.: "Когда уже откроет двери новая школа в совхозе имени Ленина?" — спрашивает слушатель.

П.Г.: Да, мы строим школу, причём она будет уникальной. В любом случае 1 сентября следующего года она откроет двери для всех. Но мы всё-таки надеемся на то, что весной туда зайдут первые дети. Строить школу долго, но ещё дольше её сдавать, получать лицензию на образовательную деятельность.

М.А.: А кадры есть?

П.Г.: Да, все учителя уже набраны. В школе 19 тысяч квадратных метров, на ремонт нужно примерно год потратить.

М.А.: "Тинькофф банк" пошутил над всеми, сказали, что провели исследование о том, как купить квартиру, если вы зарабатываете 100–200 тысяч рублей в месяц. И ответ крупными буквами: НИКАК.

П. Г.: Больше 100 сотрудников нашего совхоза получили квартиры. Но есть программа, которая сейчас в Московской области, к сожалению свёрнута. По этой программе любой молодой специалист, имеющий определённое количество денег, может улучшить свои жилищные условия. Поскольку мы всем своим работникам давали беспроцентные ссуды, все воспользовались этой программой, и больше ста семей получили квартиры.

М.А.: "Хотелось бы услышать мнение вашего гостя. По его мнению, существует отечественное семеноводство, или мы только закупаем семенной фонд?", - пишет слушатель.

П.Г.: Мы действительно сильно зависим от импортных семян. Сахарной свёклы — на 85%, зерновых — гораздо меньше. У меня есть подчинённый агроном, который получил правительственную премию за разработку вместе с учёным из сельскохозяйственной академии семян гибридов капусты, которые ничем не уступают импортным. Но, к сожалению, в овощных культурах мы на 50–60% всё-таки зависим от импорта. Мы даже от импортного яйца на 20% зависим, это большая проблема. Именно поэтому все говорят, что нужно вкладывать деньги не в чемпионаты по футболу, а в науку. Потому что если нет отечественной науки, не будет отечественных технологий. А если не будет отечественных технологий, мы всё время будем зависеть от импортных составляющих. А нам лучшее никто не продаст, это надо понимать. Мы, к сожалению, закупаем рассаду земляники за рубежом — в Голландии. Вы знаете, что некоторые сорта запрещены к продаже в Россию? Считается, что они сначала должны обеспечить Евросоюз, соответственно, мы не получаем лучших сортов. А своих конкурентоспособных сортов у нас нет.

М.А.: А что-то делается?

П.Г.: Пока только разговоры ведутся. У нас все вопросы решаются так: у нас нет своих семян, так давайте создадим семенные центры, и вкладывают деньги в строительство. А нужно вкладывать деньги в существующих учёных, которые уже сейчас могут конкурировать с зарубежными. Например, их нужно обеспечить нормальным оборудованием. Причём уже есть новейшие разработки именно этого оборудования, которые нужно применять, и нужно поддерживать их деньгами. Если вы узнаете, какая зарплата у кандидата или доктора сельскохозяйственных наук, вы поймёте, что лучше идти работать дворником. Науку нужно всячески поддерживать.

М.А.: Но есть же то-то хорошее. В послании Федеральному собранию Путин сказал, что у нас доход от продукции сельского хозяйства превысил доход от продажи оружия.

П.Г.: Наверное, это хорошо, но я могу привести несколько цифр.

Поэтому всё познаётся в сравнении.

М.А.: А раньше как у нас было?

П.Г.: Больше. Мировые цены на зерно падают, в этом случае ты продаёшь больше зерна, но получаешь меньше дохода. Я бы мерил больше в объёмах. Но знаете, какая урожайность в сельском хозяйстве? Мы занимаем по урожайности зерновых сотое место в мире. То есть у нас урожайность очень низкая.

М.А.: Почему?

П.Г.: Например, на 1000 гектаров в США приходится 20 тракторов и 18 комбайнов, а у нас — четыре и три соответственно. Мы в 2011 году получали 20 тысяч тракторов и 10 тысяч комбайнов, а в 2015 году мы купили 10 тысяч тракторов и 5,3 тысячи комбайнов. Но зерновые мы увеличиваем. Тут вопрос к Росстату — каким образом, не покупая сельскохозяйственную технику, мы увеличиваем производство зерна? Может быть, это приписки всё-таки? Но тут надо понимать, что если вы вкладываете деньги в зерновые, вы должны вкладывать деньги и в удобрения, и в технологии, и в новые сорта. Мы пока этих денег не вкладываем, поэтому всё больше зависим от импортных составляющих. Мы реально можем производить огромное количество зерна. Например, в 1990 году мы произвели 120 млн тонн зерна. То есть мы не можем достигнуть уровня 90-х годов прошлого века! Так что гордиться тут особо нечем.

М.А.: "У меня три гектара земли. Что посоветуете производить?" — спрашивает слушатель.

П.Г.: На трёх гектарах земли можно производить либо овощные культуры. В некоторые годы это бывает очень прибыльно. Когда-то совхоз на овощах получал рубль прибыли на вложенный рубль. Или, например, земляника, которая пользуется огромным спросом. Турецкая и греческая земляника, которая к нам приезжает, — невкусная, потому что её собирают полузрелой, потом обрабатывают...

М.А.: Но она же ещё и мало хранится.

П.Г.: Если вы её обработаете, она может храниться и две, и три недели. А вот свежая земляника действительно не хранится больше одного дня, зато у неё вкус и качество такие, что мы продаём нашу землянику процентов на 20 дороже импортной.

М.А.: Но у неё очень маленький период реализации.

П.Г.: Да, месяц. Но с другой стороны, за месяц мы зарабатываем столько денег, сколько некоторые хозяйства не зарабатывают за год. В этом году мы заработали 270 млн рублей на землянике. Для примера: стадо из 400 голов коров нам приносит 87 млн.

М.А.: Но ведь начинающему человеку нужно искать какие-то точки сбыта...

П.Г.: Вы абсолютно правы.

В этой части мы оказались в очень тяжёлом положении, потому что реальные доходы населения падают, они не могут купить натуральные продукты и покупают ценой. А что такое цена? Например, произведённая из пальмового масла молочная продукция стоит в три-пять раз дешевле, чем та же самая продукция, но произведённая из молока или жира животного. Поэтому мы проигрываем конкуренцию. Государство не обеспечивает равные конкурентные условия — не объясняет, что вот это сделано из пальмового масла, а это сделано из молока и так далее. Есть много предложений о том, чтобы это на этикетке писать крупными буквами, но воз и ныне там. Поэтому мы проигрываем конкуренцию, и молока в России всё меньше и меньше.

М.А.: "Собрал в этом году 3,5 тысячи тонн картофеля, сбыта не найти. Хорошо, хоть какие-то хранилища есть", — пишет слушатель.

П.Г.: Есть регионы с хорошей урожайностью, и у них избыток картофеля, а есть регионы, которые не получили ожидаемого результата. Мы собираем пять тысяч тонн картофеля. В зависимости от того, где этот фермер находится, совершенно разная цена. У нас нет машин, которые бы возили в морозы картофель. Если его везти 300–500 километров в обыкновенной машине, он, скорее всего, станет сладким. Значит, фермер должен продать быстро и по низкой цене. Но если он обзавёлся такими машинами, а ещё имеет рынок сбыта, то у него уже будет совершенно другая экономика. И этому фермеру, кстати, вообще тяжело попасть на рынок, потому что всё захватили торговые сети.

М.А.: Об этом же говорит Игорь Артемьев, глава ФАС, только уже применительно к молоку. Он говорит, что на рынке молока в России действует мафия — организованная преступная группа, которая скупает молоко у фермеров по низкой цене, а потом перепродаёт его потребителю, серьёзно повышая цены.

П.Г.: Неправда. Видимо, Артемьев не понимает, что говорит. Когда ты продаёшь молоко, ты продаёшь его напрямую переработчику. Ни у кого больше нет ёмкости для хранения молока. Это — товар, который в течение суток надо либо стерилизовать, либо пастеризовать. Поэтому если он называет переработчиков мафией, он неправ. Но я могу сказать, что у нас цена на молоко выше, чем в Европе. На прошлой неделе я был в Германии, посещал фермы в составе делегации директоров хозяйств. Наша цена на молоко не ниже, а выше. Другое дело, что мы конкурируем не с молоком, а с пальмовым маслом, поэтому проигрываем конкуренцию. Молока у нас, к сожалению, мало, мы покупаем его и в Белоруссии, и в Уругвае.

Так что вместо того, чтобы придумывать сказки про мафию, нужно заниматься регулированием молочного рынка. Нужно сделать так, чтобы производство молока здесь было таким же выгодным, как в Белоруссии или Европе. А для этого есть определённые рычаги. И, конечно, нужно убрать с полок фальсификат или хотя бы заставить написать правду на пачках.

А Артемьев говорит, что это слишком много работы, и давайте лучше обвиним во всём мафию. Государственная политика такова, что невыгодно производить определённый товар, но если товара будет произведено много, то цена на него начнёт падать.

М.А.: У нас здесь был шеф-повар известного ресторана, он сетовал на то, что у нас молоко не того качества, которое нужно для производства сыра, к примеру. Плюс есть ГОСТы, которые нам не позволяют производить пармезан.

П.Г.: У нас действительно очень жёсткие ГОСТы. Например, медную посуду использовать для производства сыра нельзя, а в технологии пармезана может быть как раз медная посуда. У нас очень зажатые административные барьеры.

О роботах-помощниках в сельском хозяйстве

М.А.: Сейчас люди не доят коров?

П.Г.: 

М.А.: А коровы это нормально воспринимают?

П.Г.: Надои у нас высокие. В определённый момент корова хочет и доиться, и есть. Она идёт туда, где лежит корм, и в этот момент её робот мягко берёт, моет ей вымя, и пока она жуёт корм свой комбикорм, её доит. Но если она пришла второй раз, робот её не принимает, потому что ещё не время доиться. Всё это, конечно, дорогое удовольствие, но при этом некоторые коровы доятся два-три раза в день.

М.А.: А сколько вы закупили таких роботов?

П.Г.: У нас их будет восемь, пока четыре, это голландские разработки.

М.А.: Наших нет?

П.Г.: К сожалению, нет. Всё упирается в технологии. Если мы будем придумывать свои технологии, а для этого нужны учёные, то не будем зависеть от Запада.

М.А.: А много желающих идти в сельское хозяйство? Или кадров тоже не хватает?

П.Г.: Не хватает. Меня недавно приглашали в Тимирязевскую академию на конференцию деканов экономических факультетов всех институтов, которые готовят сельхозкадры. Из 19 тысяч выпускников инженерных вузов в сельское хозяйство пришло меньше 10%! Понятно, что государство провозгласило, что крестьянин должен быть нищим. Оно приняло госпрограмму, в которой написало, что зарплата в сельском хозяйстве России к 2020 году должна быть 50% от промышленности, сейчас средняя зарплата порядка 19 тысяч рублей. Не пойдёт же молодой специалист работать за такие деньги. 

М.А.: "Обучать некому. Нас обучали по старым учебникам прошлого столетия", — пишет слушатель.

П.Г.: Технологии ушли так далеко вперёд, что наши выпускники не знают элементарных вещей, о которых на Западе уже давно забыл. В сельском хозяйстве происходит революция: в семеноводстве, в генной инженерии. И если мы не начнём разрабатывать свои технологии, можем оказаться на задворках и будем вечно зависеть от Запада.

М.А.: Хотелось бы узнать ваш прогноз о том, когда снимут продовольственное эмбарго.

П.Г.:

На нас влияет только курс доллара и евро, потому что нам не ввозят продукцию даже те страны, которые не попали под эмбарго, потому что продовольствие становится очень дорогим, если пересчитать его в долларах и евро. Поэтому главное, чтобы мы производили свою продукцию в больших объёмах и вытеснили весь импорт.

М.А.: Как вы думаете, на сколько овощи и фрукты подорожают к Новому году?

П.Г.: Помидоры и огурцы подорожают процентов на 20–30. Но очень многое зависит опять же от курса.